История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Шрифт:
Столь же точную характеристику Горький дал и некоторым произведениям Бориса Пастернака. Отмечая его высокую поэтическую одарённость, глубокую разносторонность его поисков, талантливость, своеобразие, оригинальность стихов, Горький, получив книги Б. Пастернака «Девятьсот пятый год» и «Детство Люверс» с дарственной надписью, написал: «Книга – отличная; книга из тех, которые не сразу оценивают по достоинству, но которым суждена долгая жизнь. Не скрою от вас: до этой книги я всегда читал стихи ваши с некоторым напряжением, ибо – слишком, чрезмерна их насыщенность образностью и не всегда образы эти ясны для меня; мое воображение затруднялось вместить капризную сложность и часто – недоочерченность ваших образов. Вы знаете сами, что вы оригинальнейший творец образов, вы знаете, вероятно, и то, что богатство их часто заставляет вас говорить – рисовать – чересчур эскизно…» (Там же. С. 300).
В письмах к Федину, Леонову Горький не только восхищался положительными сторонами их творчества, но высказывал и много дельного относительно их слабостей, недостатков, упрекал их за увлечение реакционными идеями Достоевского.
Говорят, что Горький много ошибался, раздавая направо-налево комплименты по адресу начинающих писателей. Действительно, в своих антипатиях Горький был резок и последователен,
Уже по первым книгам Леонова (а в них много ещё было подражательного) Горький увидел талант, умение владеть словесным мастерством. А после выхода «Барсуков» заговорил о нём как о «большом русском писателе» (письмо К.А. Груздеву от 13 ноября 1926 года). Потом в своих обзорах текущей литературы, в письмах к друзьям, знакомым Горький не раз высоко оценивал книги Леонова, особенно «Вор» и «Соть» (Горький М. Собр. соч.: В 30 т. Т. 25. С. 255). Не ошибался он и тогда, когда в первые ряды русской литературы ставил таких действительно крупнейших мастеров художественного слова, как Сергеев-Ценский, Пришвин, Чапыгин, Алексей Толстой, Федин, Фадеев, Зощенко и др.
В некоторых литературных кругах подход к жизненным и художественным явлениям в то время упрощался: всё окрашивалось в два цвета – красный и белый. И уже одна эта окраска всё предопределяла: нравственную и моральную чистоту одних, высоту их духовных помыслов, благородство их поступков и действий и жестокость, низость, моральную деградацию других, красных возвеличивали, белых морально унижали.
Появление в 1924 году в журнале «Россия» «Белой гвардии» Михаила Булгакова и сенсационная премьера спектакля «Дни Турбиных» по этому роману вызвала у «кучки завоевателей» бешеную оторопь – из всех своих орудий они нацелились на Михаила Булгакова. Авербах, Гроссман-Рощин, Блюм, Мустангова, Нусинов, Эльсберг и многие другие планомерно и сознательно травили Булгакова. За короткий срок ими было опубликовано, по свидетельству самого М. Булгакова, 298 «враждебно-ругательных» отзывов о его творчестве. Но это не устрашило М. Булгакова. Он делал аккуратные вырезки публикаций, наклеивал их в альбом или вывешивал на стены комнаты, явно издеваясь над всей шумихой недоброжелателей. Л. Авербах, как и вся напостовская и рапповская критика вообще, относил произведения Булгакова «к откровенно-реакционным произведениям, выражающим психоидеологию новой буржуазии». Для М. Булгакова сложилась тяжёлая обстановка. Известный ответ И.В. Сталина на письмо Билль-Белоцерковского, при всей его резкости и прямолинейности, брал под защиту Булгакова от литературных налётчиков, «кучки завоевателей в чужой стране». Сталин писал: «…Что касается собственно пьесы «Дни Турбиных», то она не так уж плоха, ибо она даёт больше пользы, чем вреда. Не забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление, благоприятное для большевиков: «если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав своё дело окончательно проигранным, – значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь». «Дни Турбиных» есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма. Конечно, автор ни в какой мере «не повинен» в этой демонстрации. Но какое нам до этого дело?» (Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 326).
Литературные портреты
Сергей Александрович Есенин
(3 октября (21 сентября) 1895 – 28 декабря 1925)
28 декабря 1925 года Ленинград облетела зловещая трагическая весть: в гостинице «Англетер» повесился знаменитый русский поэт Сергей Александрович Есенин, за последние десять лет ставший великим голосом русского народа.
Весть о гибели Сергея Есенина прежде всего поразила А.М. Горького, который, прочитав последнее стихотворение С. Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья!», написал о своих впечатлениях о личности поэта 7 февраля 1926 года в письме бельгийскому писателю Францу Элленсу: «Какие чудесные, искренние и трогательные стихи написал он перед смертью… Мы потеряли великого русского поэта» (Переписка А.М. Горького с зарубежными литераторами. Архив А.М. Горького. М., 1966. Т. 8. С. 99). О крайних противоречиях в душе поэта писал Лев Троцкий: «Нет, поэт не был чужд революции, – он был несроден ей. Есенин интимен, нежен, лиричен; революция – публична, эпична, катастрофична» (Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1926. 20 января). Но и после этих оценок отклики на смерть продолжались. Л. Сосновский 19 сентября 1926 года в статье «Развенчайте хулиганство» в «Правде» дал уничтожающую критику творчества и личности Сергея Есенина. Наконец чуть позднее Н. Бухарин откликнулся на смерть Сергея Есенина своими «Злыми заметками», стараясь затушевать популярность поэта, заявив, что «идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого «национального характера»: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще». Есенин воспевает «наше рабское историческое прошлое, ещё живущее в нас», и далее ещё раз подчёркивается, что прошлое «воспевается, возвеличивается, ставится на пьедестал лихой и в то же время пьяно рыдающей поэзией Есенина и его многочисленных подражателей и подражательниц» (Правда. 1927. 12 января). Эта статья Н. Бухарина многих возмутила, и М. Пришвин в письме Горькому писал, что эта «хулиганская статья о Есенине» породила в нём «горечь, и возмущение, и унижение» (Литературное наследство. Т. 70. С. 341). И чувства М.М. Пришвина были близки переживаниям чуть ли не каждого русского человека.
И постепенно, под напором этого густо отрицательного отношения руководящей критики исчезли сборники книг С.А. Есенина. Только в годы Великой войны начали появляться крошечные сборнички его стихотворений, и чем дальше, тем глубже становился интерес к великому русскому поэту и прозаику. Богатый художественный мир Сергея Есенина наконец-то предстал перед читателями. Сложную и противоречивую жизнь прожил Сергей Александрович Есенин, в произведениях которого воплощены мечты о творческой свободе, радости творческих побед и горести оттого, что её не хватает, бесконечная любовь к женщине и глубокое разочарование в ней, жажда политической активности и опасения оттого, что политика не доведёт до добра… В трагическую эпоху его жизни он так жаждал дружбы и преданности, а чаще всего чувствовал глухое разочарование. И все это, глубокое, неизведанное, неповторимое, воплощалось в его сочинениях, собранных наконец-то учёными ИМЛИ имени А.М. Горького в академическое издание.
Родился Сергей Есенин в крестьянской семье в селе Константиново Рязанской губернии. По сложившейся традиции крестьяне села Константиново редко оставались в селе, не хватало земли, и они уходили, чаще всего в Петербург, на заработки. Такими же были и оба деда. Александр Никитич Есенин пел в церковном хоре, «у него был прекрасный дискант» (Е.А. Есенина), возник даже вопрос, а не отдать ли его в рязанский собор певчим, но отдали в мясную лавку мальчиком. В 18 лет Александр Есенин женился на Татьяне Фёдоровне, которой не было ещё и семнадцати. Родился Сергей, в доме начались обычные ссоры, и Татьяна Фёдоровна, не поладив со свекровью, уехала в город, оставив Сергея своему отцу – Фёдору Андреевичу Титову: «Умён в беседе, весел в пиру и сердит в гневе, дедушка умел нравиться людям», – вспоминала Е.А. Есенина (С.А. Есенин в воспоминаниях современников: В 2 т. Т. 1. М., 1986. С. 31). Татьяна Фёдоровна жила в городе и посылала на содержание сына три рубля в месяц. Вернулась к мужу через пять лет, построили новый дом, в 1905 году у них родилась Екатерина, а потом Александра.
А Сергей с похвальным листом окончил Константиновское земское четырёхгодичное училище. Начал писать стихи. А главное – это поле, лес, грибы, река, ловля рыбы, раки, полная отдача природе и её красоте.
Друзья и знакомые Есенина К. Воронцов, Н. Сардановский, С. Соколов вспоминали совместные юношеские годы, учёбу в Спас-Клепиковской школе и чтение книг, впечатления от написанных стихотворений, а учитель русского языка и литературы Евгений Михайлович Хитров (1872–1932) вспомнил, как Сергей Есенин за эти годы учёбы, 1909—1912-й, писал стихи и показывал учителю: «Стихи он начал писать с первого года своего пребывания в школе. Я удивлялся лёгкости его стиха. Однако в первые два года мало обращал внимания на его литературные упражнения, не находя в них ничего выдающегося. Писал он коротенькие стихотворения на самые обыденные темы.
Более серьёзно занялся я им в третий, последний год его пребывания в школе, когда мы проходили словесность. Стихи его всегда подкупали своею лёгкостью и ясностью. Но здесь уже в его произведениях стали просачиваться и серьёзная мысль, и широта кругозора, и обаяние поэтического творчества. И всё-таки я не предвидел того громадного роста, которого достиг талант С. Есенина…» (Там же. С. 139–140).
Когда по совету отца, который уже жил в городе, в июле 1912 года Сергей Есенин приехал в Москву, в его литературном багаже была почти готовая поэма «Сказание о Евпатии Коловрате» и первый сборник стихов. Сначала Сергей Есенин сблизился с литераторами из Суриковского литературно-музыкального кружка, а вскоре сообщил, что член этого кружка И.А. Белоусов, друг Дрожжина, которому Есенин читал свои юношеские стихи, «находит, что у меня талант, и талант истинный» (из письма М. Бальзамовой в сентябре 1913 года. (Есенин. С. Письма. С. 49). С. Есенин уже ощущал свои поэтические силы. Суриковцы приняли его в свою среду. С первых дней пребывания в Москве у сына и отца разгорелся спор о том, можно ли прожить на публикацию своих стихов. Отец устроил сына к своему хозяину в контору. Для Сергея было удивительно, когда работники вскакивали при появлении хозяйки. Такой стиль ему не понравился, он остался сидеть, возникла ссора, он из конторы ушёл, что оскорбило отца. В марте 1913 года Есенин поступил экспедитором в типографию товарищества И.Д. Сытина, потом стал корректром. И писал поэмы «Тоска» и «Пророк». Настроение, душевные переживания и мечты Сергея Есенина этого периода переданы в письмах Глебу Панфилову, самому близкому другу его юности, Маше Бальзамовой, к которой был неравнодушен. Он вовсе не приукрашивает жизнь в школе в Спас-Клепиках, просто вспоминает своих однокашников, которые вместе с ним делили адские муки, обижается, если ему не отвечают на письма, делится самыми глубокими переживаниями, признаётся, что выработал маску, которой прикрывает свои истинные чувства. Тяжёлая, безнадёжная грусть одолевает его. «Не фальшивы ли во мне чувства, можно ли их огонь погасить? – писал Есенин в июле 1912 года Маше Бальзамовой. – И так становится больно-больно, что даже можно рискнуть на существование на земле и так презрительно сказать – самому себе: зачем тебе жить, ненужный, слабый и слепой червяк? Что твоя жизнь?..» «Я стараюсь всячески забыться, надеваю на себя маску веселия, но это еле-еле заметно, – пишет он в следующем письме, получив от Маши «оба письма». – Хотя никто, я думаю, не догадывается о моей тоске… Меня терзают такие мелкие и пустые душонки…» И в будущем Сергей Есенин будет надевать на себя маску, чтобы скрыть истинные чувства. Это полезно – так думал семнадцатилетний Сергей Есенин, попадая в тяжёлое положение, когда искренность не нужна. Чувство одиночества, видимо, резко покидало его. В одном из писем Г. Панфилову в январе 1914 года С. Есенин с горечью сообщал: «…Что-то грустно, Гриша. Тяжело. Один я, один кругом, один, и некому мне открыть свою душу, а люди так мелки и дики. Ты от меня далеко, а в письме всего не выразишь, ох, как хотелось бы мне с тобой повидаться» (Там же. С. 57).
Однако юношеские противоречивые чувства и мысли отошли в прошлое, когда он стал работать в типографии и познакомился с корректором Анной Изрядновой, оставившей в своих воспоминаниях портрет своего жениха и будущего мужа: «Он только что приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня он похож не был. На нём был коричневый костюм, высокий накрахмаленный воротник и зелёный галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив, окружающие по первому впечатлению окрестили его вербочным херувимом. Был очень заносчив, самолюбив, его невзлюбили за это. Настроение у него было угнетённое: он поэт, а никто не хочет этого понять, редакции не принимают в печать. Отец журит, что занимается не делом, надо работать, а он стишки пишет… Ко мне он очень привязался, читал стихи. Требователен был ужасно, не велел даже с женщинами разговаривать – они нехорошие. Посещали мы с ним университет Шанявского. Всё свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думая, как жить.
Первые стихи его напечатаны в журнале для юношества «Мирок» за 1913–1914 годы (С.А. Есенин в воспоминаниях современников. Т. 1. М., 1986. С. 144): стихотворение «Берёза» под псевдонимом Аристон было напечатано в первом номере, «Пороша» – во втором номере под собственной фамилией, «Село» – в третьем номере. Затем стихи С. Есенина печатались в газете «Новь», в журналах «Парус», «Заря»). Жизнь с Анной Изрядновой не сложилась, Есенину было скучно в Москве, и он уехал в Крым. Вернуться денег не было, отец его выручил. Вскоре родился сын Юрий. На первых порах Есенин был внимателен и заботлив, советовал Анне петь мальчику русские песни, но заботы о семье быстро наскучили. Поэт уехал в Петроград.