История Русской Православной Церкви 1917 – 1990 гг.
Шрифт:
В тяжелые для Церкви предвоенные годы, иеромонах Пимен разделил судьбу русского духовенства, на долю которого выпали тяжкие испытания. В конце Великой Отечественной войны он служил священником в Благовещенском соборе Мурома. В 1946 году иеромонах Пимен был переведен в Одессу, служил там казначеем Ильинского монастыря, помощником благочинного монастырей епархии, в 1947 году был удостоен сана игумена и переведен в Ростовскую епархию, где состоял секретарем епископа и ключарем кафедрального собора.
В конце 1949 года по указу Патриарха Алексия I игумен Пимен назначается наместником Псково–Печерского монастыря, а весной 1950 года митрополит Григорий (Чуков) возвел его в сан архимандрита. Во время своего наместничества будущий Патриарх посвятил много трудов реставрации монастырских церквей, мудро управлял братией, духовно
В январе 1954 года архимандрит Пимен был переведен наместником в ставропигиальную Троице–Сергиеву Лавру. В годы его управления Лаврой были сооружены два придела в трапезном храме преподобного Сергия. При нем был восстановлен и академический храм. За каждой воскресной и праздничной литургией наместник Лавры произносил догматически глубокие и наставительные проповеди, которые привлекали сердца верующих. Вспоминая о своем служении в Лавре преподобного Сергия, Святейший Патриарх говорил: "За этот прекрасный и содержательный отрезок жизни много получено духовного утешения и неведомой для мира радости, понятной только инокам".
17 ноября 1957 года в Успенском соборе Одессы Патриарх Алексий возглавил хиротонию архимандрита Пимена во епископа Балтского. В слове, произнесенном при наречении, ставленник сказал: "Большим утешением для меня является то, что на высоту епископского служения я был призван из дорогой моему сердцу Лавры преподобного аввы Сергия, с которой тесно связана вся моя жизнь. Приведенный своей родительницей в святую Лавру Сергиеву, когда мне исполнилось восемь лет, я впервые исповедывался и причащался Святых Тайн в Зосимо–Савватиевской церкви Лавры, в пустыни Святого Духа Параклита состоялось мое пострижение в монашество, и там проходили первые шаги моего монашеского искуса "вся вменяющего во уметы, да Христа приобрящу". Здесь же я насыщался от сладостной трапезы бесед и наставлений, исполненных глубокой мудрости, огромного опыта и духовной настроенности, всегда любвеобильного и благостного приснопамятного наместника Лавры архимандрита Кронида, много добрых семян посеявшего в мою душу".
В декабре 1957 года епископ Пимен был переведен из Одессы в Московскую епархию на викарную Дмитровскую кафедру, а в ноябре 1960 года удостоен архиепископского сана. В марте 1961 года архиепископ Пимен был назначен на самостоятельную Тульскую кафедру, а 14 ноября того же года переведен на Ленинградскую митрополичью кафедру. Через два года митрополит Пимен был назначен митрополитом Крутицким и Коломенским, став ближайшим помощником Патриарха, одним из столпов Русской Церкви, хранящих чистоту Православной веры. В воскресные и праздничные дни митрополит Пимен совершал богослужения в кафедральном Богоявленском соборе, неизменно произнося проповеди. 16 апреля 1970 года, за день до своей кончины, Патриарх Алексий возложил на митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена вторую панагию, символически выразив этим свою мысль о преемстве Первосвятительского служения.
Возведенный благодатью Божией на Патриарший Престол, новый Предстоятель Русской Церкви продолжал путь, который "предначертал для Церкви" Патриарх Алексий I. Знаменательное слово, с которым Патриарх Пимен выступил в Московской духовной академии 30 ноября 1971 года при вручении ему диплома почетного доктора богословия. Обращаясь к преподавателям академии, Святейший Патриарх сказал: "Я хочу, чтобы наше богословие было всегда сугубо ортодоксальным. Это зависит во многом от вас, от ваших трудов, от ваших богословских воззрений. Мне хотелось бы, — я уже об этом говорил, — чтобы традиции Русской Православной Церкви неукоснительно сохранялись, и чтобы вы в учебных программах уделяли больше внимания укреплению в слушателях сознания, что необходимо традиции Русской Православной Церкви соблюдать и хранить… Студентам и воспитанникам необходимо прививать любовь к церковнославянскому языку, объяснять им, что церковно–славянский — это язык богослужебный, язык красоты особой, чистой. А этот вопрос либо обходится молчанием, либо предпринимаются попытки дать ему превратное, нежелательное толкование".
В первой половине 70–х годов церковная жизнь оставалась относительно стабильной и протекала без особых потрясений, подобных тем, которые выпали на ее долю десятилетие назад. В результате продолжающейся миграции сельского населения в города некоторые сельские приходы прекратили свое существование, а новые храмы
Продолжала оставаться серьезной кадровая проблема: сказалось резкое сокращение числа учащихся в семинариях в начале 60–х годов. С 1971 по 1975 года число священников убавилось с 6234 до 5994, а диаконов с 618 до 594. Некоторые священники, особенно в западно–украинских и прибалтийских епархиях, окормляли по два, три и даже по четыре прихода. Снизился образовательный уровень духовенства. Богословское образование имела лишь половина духовенства. Почти половина священнослужителей не имела общего среднего образования. Подбор кандидатов священства был крайне затруднен. Рукоположениями, которых ежегодно совершалось во всех епархиях чуть более ста, не удавалось перекрыть естественную убыль духовенства; больше половины священников и диаконов составляли пожилые люди старше 60 лет. За 1972 — 1974 года духовные школы направили на приходское служение всего лишь 219 священнослужителей — менее 2/3 своих выпускников.
Несмотря на то, что посещаемость храмов снижалась, так как большинство населения страны стало составлять поколение, воспитанное вне Церкви, более частыми становились случаи религиозною обращения людей, выросших в атеистических семьях, значительно выросло число крещений взрослых людей, особенно в больших городах. Средний возраст прихожан начал снижаться.
"Сколько же верующих объединяет Святая Церковь? — говорил Патриарх Пимен в докладе, который он произнес на торжественном заседании по случаю 60–летия восстановления Патриаршества 25 мая 1978 года, — Паства наша многомиллионная. Ввиду разнообразия активности их духовной жизни и при отсутствии традиции нашей Церкви вести статистический учет верующих, назвать конкретные цифры невозможно. Наша Церковь радуется умножению своих чад и скорбит при их утрате".
На основании выборочных сведений, полученных в результате социологических исследований, можно считать, что число сознательных верующих в конце 1970–х годов составило примерно 30 — 40 миллионов. Крещенных по православному обряду было больше 100 миллионов.
Умножение числа новообращенных, главным образом из среды столичной и городской интеллигенции, свидетельствовало о том, что влияние Церкви на общество не сойдет на нет, как надеялись ее недруги, после того как уйдет из жизни поколение, получившее традиционное воспитание, потому что, в отличие от политических, философских, социальных идеологий с их земным происхождением и земными горизонтами, христианское вероучение неотмирно и укоренено в вечности. И в то же время новообращенная паства требовала особой пастырской мудрости в ее окормлении.
Как и в начале XX века, многие из тех, кто приходил в Церковь, не столько искали водительства от нее, сколько пытались сами учить Церковь, прилагая к церковной жизни мерки, вынесенные ими из совсем иных сфер. Но огромная разница в образовательном уровне между интеллигенцией начала XX столетия и его конца делала ситуацию более сложной. К тому надо учесть еще и то обстоятельство, что интеллигенция начала века получала в детстве религиозное образование и в Церковь действительно возвращалась, а новообращенные 70 — 80–х годов в детстве чаще всего получали о Церкви анекдотически искаженное представление, и часть их, причем особенно активная, в Церковь не возвращалась, а приходила из среды, которая искони была чужда Христианству. Новообращенные переживали трудный мировоззренческий кризис и не всегда изживали социальный нигилизм; дух критиканства они легко переносили и на церковную жизнь, которую их сознание часто отражало крайне не адекватно. Эта среда становилась питательной почвой для церковного диссидентства. В 70–е годы появляются кружки, в сознании участников которых царила причудливая смесь из ложного мистицизма околоцерковных мыслителей прошлого, унаследованного от обновленцев нигилизма в оценке церковной истории и политических тенденций того или иного толка. Самиздатская литературная продукция этих кружков получала широкую огласку на Западе. В деятельности кружков проявлялась искренняя озабоченность и наивность одних и расчетливое политиканство других.