История русской революции. Том II, часть 2
Шрифт:
Чтобы устранить опасность хотя бы временного замешательства в развитии наступления, необходимо было ответить на вопрос, волнующий не только врагов, но и друзей: действительно ли не сегодня-завтра разразится восстание? В трамваях, на улице, в магазинах только и речи что о предстоящем выступлении. На Дворцовой площади перед Зимним и перед штабом – длинные очереди офицеров, предлагающих правительству свои услуги и получающих в обмен за это револьверы: в минуту опасности ни револьверы, ни их владельцы совершенно не обнаружатся. Вопросу о восстании посвящены передовые статьи всех сегодняшних газет. Горький требует от большевиков, если только они не являются «безвольной игрушкой одичавшей толпы», опровергнуть слухи. Тревога неизвестности проникла и в рабочие кварталы, особенно в полки17. Там начинало казаться, что
«Последние дни, – говорит Троцкий в конце вечернего заседания Совета, – печать полна сообщений, слухов, статей относительно предстоящего выступления… Решения Петроградского Совета публикуются во всеобщее сведение. Совет – учреждение выборное и… не может иметь решений, которые не были бы известны рабочим и солдатам… Я заявляю от имени Совета: никаких вооруженных выступлений нами не было назначено. Но если бы Совет по ходу вещей был вынужден назначить выступление, рабочие и солдаты выступили бы как один человек по его зову… Указывают, что я подписал ордер на 5000 винтовок… Да, подписал… Совет будет и впредь организовывать и вооружать рабочую гвардию». Делегаты понимали: сражение близко, но без них и помимо них не будет дано сигнала.
Однако помимо успокоительного разъяснения массам необходима ясная революционная перспектива. Докладчик связывает воедино два вопроса: вывод гарнизона и предстоящий съезд советов. «У нас с правительством имеется конфликт, который может получить крайне острый характер… Мы не позволяем… обнажить Петроград от его революционного гарнизона». Этот конфликт подчинен, в свою очередь, другому надвигающемуся конфликту. «Буржуазии известно, что Петроградский Совет предложит съезду советов взять власть в свои руки. И вот, в предвиденье неизбежного боя буржуазные классы пытаются обезоружить Петроград». Политическая завязка переворота впервые дана была в этой речи с полной определенностью: мы собираемся взять власть, нам нужен гарнизон, мы его не отдадим. «При первой попытке контрреволюции сорвать съезд мы ответим контрнаступлением, которое будет беспощадным и которое мы доведем до конца». Провозглашение решительного политического наступления завершается и на этот раз формулой военной обороны.
Суханов, явившийся на заседание с безнадежным проектом привлечь Совет к чествованию юбилея Горького, недурно комментировал впоследствии завязанный в этот день революционный узел. Для Смольного вопрос о гарнизоне есть вопрос о восстании. Для солдат это вопрос об их судьбе. «Трудно представить себе более удачный исходный пункт политики этих дней». Это не мешает Суханову считать гибельной политику большевиков в целом. Вместе с Горьким и тысячами радикальных интеллигентов он больше всего страшится той будто бы «одичавшей толпы», которая с замечательной планомерностью развивает изо дня в день свое наступление.
Совет достаточно могуч, чтобы открыто провозгласить программу государственного переворота и даже наметить для него срок. В то же время – вплоть до намеченного им самим дня полной победы – Совет бессилен в тысяче больших и малых вопросов. Керенский, политически уже сведенный к нулю, еще издает декреты в Зимнем дворце. Ленин, вдохновитель несокрушимого движения масс, скрывается в подполье, и министр юстиции Малянтович снова предписал в эти дни прокурору распорядиться об его аресте. Даже в Смольном, на собственной своей территории, всесильный Петроградский Совет живет, казалось, только из милости. Управление зданием, кассой, экспедицией, автомобилями, телефонами все еще находится в руках Центрального исполнительного комитета, который сам держится лишь на тоненьких нитях преемственности.
Суханов рассказывает, как после заседания глубокой ночью он вышел в сквер Смольного в кромешную тьму с проливным дождем. Целая толпа делегатов безнадежно топталась у пары дымящих и чадящих автомобилей, которые большевистскому Совету отпускались из богатых гаражей ЦИКа. К автомобилям, повествует вездесущий наблюдатель, «подошел было и председатель Троцкий. Но, постояв и посмотрев минуту, усмехнулся, потом зашлепал по лужам и скрылся во тьме». На площадке трамвая Суханов столкнулся с каким-то небольшим человеком скромного вида с черной бородкой клинышком. Незнакомец пытался утешить Суханова в невзгодах долгого пути. «Кто это?» – спросил Суханов свою спутницу, большевичку. «Старый партийный работник Свердлов». Меньше чем через две недели этот маленький человек с черной бородкой будет председателем Центрального исполнительного комитета, верховного органа Советской республики. По-видимому, Свердлов утешал спутника из чувства признательности: 8 дней перед тем на квартире Суханова, правда без его ведома, произошло то заседание Центрального Комитета большевиков, которое поставило в порядок дня вооруженный переворот.
На следующее утро ЦИК делает попытку повернуть колесо событий назад. Президиум созывает «законное» собрание гарнизона, привлекая на него и те отсталые, давно не переизбиравшиеся комитеты, которые не присутствовали накануне. Дополнительная проверка гарнизона, дав кое-что новое, тем ярче подтвердила вчерашнюю картину. Против выступления на этот раз высказались: большинство комитетов частей, расположенных в Петропавловской крепости, и комитеты броневого дивизиона; те и другие заявили о подчинении ЦИКу. Этого никак нельзя игнорировать.
Расположенная на островке, омываемом Невой с ее каналом, между центральным городом и двумя районами, крепость господствует над ближайшими мостами и прикрывает или, наоборот, оголяет со стороны реки подступы к Зимнему дворцу, где помещается правительство. Лишенная военного значения в операциях крупного масштаба, крепость может сказать веское слово в уличной войне. Кроме того, и это, пожалуй, важнее всего, при крепости состоит богатый Кронверкский арсенал; рабочим нужны винтовки, да и наиболее революционные полки почти безоружны. Важность броневиков в уличном бою не требует пояснений: на стороне правительства они могут причинить немало бесцельных жертв; на стороне восстания они сократят путь к победе. На крепость и на броневой дивизион большевикам придется в ближайшие дни обратить особое внимание. В остальном соотношение сил на совещании оказалось то же, что и вчера. Попытка ЦИКа провести свое весьма осторожное решение натолкнулась на холодный отпор подавляющего большинства: не будучи созвано Петроградским Советом, совещание не считает себя правомочным для вынесения решений. Соглашательские лидеры сами напросились на этот дополнительный удар.
Найдя забаррикадированным доступ к полкам снизу, ЦИК попытался овладеть гарнизоном сверху. По соглашению со штабом он назначил главным комиссаром по всему округу штабс-капитана Малевского, эсера, и изъявил согласие признать комиссаров Совета при условии их подчинения главному комиссару. Попытка сесть верхом на большевистский гарнизон через посредство никому не известного штабс-капитана была явно безнадежна. Отвергнув ее. Совет приостановил переговоры.
Разоблаченное Потресовым восстание 17-го не состоялось. Теперь противники называли уверенно новую дату: 20 октября. К этому дню, как известно, приурочивалось первоначально открытие съезда советов, а восстание шло за съездом, как его тень. Правда, съезд успели уже отсрочить на пять дней; но все равно – предмет передвинулся, тень осталась. Правительством приняты и на этот раз все необходимые меры к недопущению «выступления». На окраинах расположены усиленные заставы. Казачьи патрули разъезжали в рабочих районах всю ночь. В разных пунктах Петрограда размещены скрытые конные резервы. Милиция приведена в боевую готовность, и половина ее состава непрерывно дежурила в комиссариатах. У Зимнего дворца поставлены броневики, легкая артиллерия, пулеметы. Подступы к дворцу охраняются караулами.
Восстание, которого никто не подготовлял и к которому никто не призывал, не состоялось и на этот раз. День прошел спокойнее многих других, работа на фабриках и заводах не прекращалась. Руководимые Даном «Известия» торжествовали победу над большевиками: «Их авантюра с вооруженным выступлением в Петрограде – дело конченое». Большевики оказались раздавлены одним лишь негодованием объединенной демократии: «они уже сдаются». Буквально можно подумать, что потерявшие голову противники поставили себе целью несвоевременными страхами и еще менее своевременными трубными звуками победы сбивать с толку собственное «общественное мнение» и прикрывать планы большевиков.