История руссов. Славяне или норманны?
Шрифт:
Предпочтение, отдаваемое Беляевым сомнительному источнику, показывает ясно, что Беляев ищет не истину, а то, что он хочет найти. Выводы заранее предопределены его желаниями. С таким подходом к науке, кроме вреда для нее и общества, ничего иного принести нельзя.
Второе: там же, в той же Иоакимовскюй летописи, которую Беляев предпочитает другим источникам, сказано, что Ольга была из рода Гостомысла, т. е. была славянкой, дочерью одного из виднейших старейшин славян того времени. Но и это сведение летописи не нравится Беляеву, и он заявляет, что Ольга была скандинавкой
Что мы имеем? Единогласное утверждение летописей, что Ольга была родом из Пскова, только Иоакимовская летопись приписывает ей происхождение из Изборска (кстати, не так-то уж и далеко от Пскова).
Как бы то ни было, а все источники утверждают, что Ольга была родом из Руси. На это Беляеву просто наплевать; не сказавши ни слова, почему он отвергает данные всех летописей, он из того обстоятельства, что Олег назвал Ольгу по своему имени, а сам он был якобы из рода Зэмингов, делает вывод, что, мол, и Ольга была из того же рода.
Доказательность подобного вывода прекрасно иллюстрируется украинской пословицей: «В огороди бузына, а в Кыеви дядько».
Мы не можем заподозрить в Ольге даже примеси скандинавской крови, ибо об этом летописи не преминули бы сказать хоть два слова. Если они молчат, то только потому, что славянство Ольги не подвергается ни малейшему сомнению.
Далее, где логика? Если скандинав Олег, беря в жены Игорю Ольгу, переименовывает ее, — значит, она не была скандинавкой, ибо где видано, чтобы скандинавку переименовывали в скандинавское же имя?! Беляев настолько «прост», что даже не замечает внутреннего противоречия, губящего все его построение.
Наконец, было бы понятно, была бы хоть тень вероятия возможности, если бы сам Олег женился на славянке и переименовал свою жену по своему имени, а тут он переименовывает чужую жену!
Непонятно, далее, и совершенно непростительно, почему Беляев молчит о том, что некоторые источники указывают, что первоначальное имя Ольги было «Пребрана». Мы ответили за него: потому, что «Пребрана» явно славянское имя, ничего общего с родом Зэмингов не имеющее.
Почему, далее, спрашивается, Беляев молчит о том, что, согласно одному источнику, Ольга была просто дочь перевозчика через реку у Пскова и что знакомство Игоря с ней и состоялось во время одного из перевозов?
Пусть этот рассказ — сентиментальный апокриф, но почему его замалчивать и отдавать предпочтение не другому подобному же апокрифу, а просто выдумке, высосанной из пальца? Ведь это же, в конце концов, недобросовестно. История — это наука, а не поэтическое творчество. Ведь выдумка Беляева о том, что Ольга была из рода Зэмингов, просто фальсификация истории, т. е. своего рода уголовщина
Беляев глух к другому. Ольга была такой скандинавкой, что, имея мужа-скандинава, назвала своего единственного сына не Гаральд, Бьерн или Гакон, а «Светослав»! Напомним, далее, что согласно некоторым апокрифическим источникам, у ней был и второй сын, которого звали «Улеб», т. е. Глеб, — опять-таки не скандинавское имя.
Наконец, что самое замечательное, совершенно не доказано, что сам Олег был из Зэмингов. Свои «доказательства» Беляев связывает с доказательством не меньшей нелепости, что Рюрик Ютландский был одно и то же лицо, что и Рюрик Новгородский.
Беляев делает из Рюрика какого-то Фигаро: «Figaro ci, — Figaro l`a…» В 862 году Рюрик переезжает со всей Русью в Новгород, а в 867 году «было востание фризов против Рюрика, которое им было усмирено с помощью датчан». Такие противоречия совершенно не смущают Беляева.
Ему и кое-кому из его поклонников мы позволим себе привести некоторую цитату.
«Вот граница! — сказал Ноздрев. — Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все что за лесом, все это мое».
«Да когда же этот лес сделался твоим? — спросил зять. — Разве ты недавно купил его? Ведь он не был твой».
«Да, я купил его недавно», — отвечал Ноздрев.
«Когда же ты успел его так скоро купить?»
«Как же, я еще третьего дни купил, и дорого, черт возьми, дал».
«Да ведь ты был в то время на ярмарке!»
«Эх, ты, Софрон! Разве нельзя быть в одно время и на ярмарке и купить землю? Ну, я был на ярмарке, а приказчик мой тут без меня и купил».
Можем уверить читателя, что случись ему поспорить с Беляевым, он (читатель) обязательно окажется в положении «Софрона».
Вообще, вся статья Беляева, это нагромождение одного невероятного предположения на другое, это сплошная историческая ноздревщина, в которую может поверить либо совершенный простак, либо… остзейский барон. Писания Беляева и К° являются публичным издевательством или насилием над русский историей. И, что хуже всего, заключают в себе ряд ценнейших деталей, облеченных подчас в безупречную научную наружную форму и т. д., словом, способных скрыть главное: беспардонную ноздревщину в выводах.
Читая их, хочется вопить к небу, взывая о справедливости и отмщении, или, выйдя на площадь, потрясая кулаком, ругаться громко и скверно. Дожить до такого наплевательства в науке! Преподносить бредни, как последнее слово науки, преподносить в солидном издании, на прекрасной бумаге… История! «Как дошла ты до жизни такой?»
Оставим, однако, критику, перейдем к тому, что мы можем сказать об Ольге достоверного:
1. Все данные говорят, что она родилась на Руси.
2. Что она была славянкой и, весьма вероятно, принадлежала к видной псковской славянской семье, с которой Игорю выгодно было породниться.