История с призраком
Шрифт:
Фэксон, догадавшись, чего от него ждут, и заключив, что молодой человек подписывает завещание, поскольку достиг совершеннолетия, встал за спиной у мистера Грисбена и принялся ждать, когда подойдет его очередь подписать документ. Райнер, проделав это, уже готов был подтолкнуть бумагу через стол мистеру Болчу, однако тот, снова подняв руку, произнес печальным подневольным голосом:
— Печать…
— А что, разве должна быть печать?
Фэксон, поглядев поверх головы мистера Грисбена на Джона Лавингтона, увидел, как между его бесстрастных глаз залегла легкая недовольная морщинка.
— Фрэнк, ну в самом деле!
Фэксону подумалось,
— У кого-нибудь есть печать? — продолжал Фрэнк Райнер, окидывая взглядом стол. — По-моему, тут ее нет.
Мистер Грисбен вмешался:
— Подойдет и сургуч. Лавингтон, у вас есть сургуч?
К мистеру Лавингтону вернулось спокойствие.
— Наверняка есть в каком-нибудь ящике. Но, к стыду своему, я не знаю, где мой секретарь держит подобные принадлежности. Он должен был проследить, чтобы к документу прилагалась сургучная печать.
Тьфу, пропасть! — Фрэнк Райнер оттолкнул бумагу в сторону. — Это рука Господня, а я голоден, как волк. Давайте сначала пообедаем, дядя Джек.
— Мне кажется, у меня наверху есть печать, — сказал Фэксон.
Мистер Лавингтон одарил его едва различимой улыбкой.
— Извините великодушно, что затрудняем вас…
— Да ладно вам, не надо его сейчас за ней посылать. Давайте сперва пообедаем!
Мистер Лавингтон по-прежнему улыбался своему гостю, а последний, словно бы улыбка слегка подталкивала его, повернулся, вышел из комнаты и побежал наверх. Схватив печать из бювара, он спустился назад и снова открыл дверь кабинета. Когда он вошел, все молчали — очевидно, ожидали его возвращения с немым нетерпением голода; Фэксон положил печать так, чтобы Райнер мог до нее дотянуться, и стоял, наблюдая за тем, как мистер Грисбен чиркает спичкой и подносит ее к одной из свечей по сторонам чернильного прибора. Когда воск закапал на бумагу, Фэксон снова заметил странную истощенность, преждевременную физическую немощь в руке, державшей свечу; он спросил себя, замечал ли когда-нибудь мистер Лавингтон, какая у его племянника рука, и неужели это не бросается ему в глаза сейчас.
Задумавшись об этом, Фэксон посмотрел на мистера Лавингтона. Взгляд великого человека был направлен на Фрэнка Райнера и выражал безмятежную доброжелательность: и в этот самый миг Фэксон обратил внимание на то, что в комнате находится еще один человек, который, видимо, присоединился к компании, пока секретарь искал наверху печать. Вновь прибывший был мужчина примерно того же возраста и сложения, что и мистер Лавингтон, он стоял у того за спиной и в тот момент, когда Фэксон заметил его, наблюдал за юным Райнером столь же внимательно. Сходство между ним и хозяином дома, которое, вероятно, усиливали темные абажуры настольных ламп, оставлявшие фигуру за креслом Лавингтона в тени, тем более поразило Фэксона, что выражение их лиц было совершенно различным. Джон Лавингтон, наблюдая, как племянник неуклюже пытается накапать воск на бумагу и приложить печать, неотрывно глядел на него с приязнью, смешанной с умилением; а человек за креслом, так странно напоминавший хозяина дома чертами и фигурой, обратил к юноше лицо, бледное от ненависти.
От испуга и неожиданности Фэксон даже забыл, что происходит в комнате. Он лишь смутно осознал, как юный Райнер воскликнул: «Ваша очередь, мистер Грисбен!», как мистер Грисбен возразил: «Нет-нет, сначала мистер Фэксон», и как после этого ему в руку вложили перо. Фэксон принял его с леденящим ощущением,
Фэксона тут же охватило облегчение. Было непонятно, как этот человек сумел покинуть кабинет столь быстро и бесшумно, однако дверь за спиной мистера Лавингтона закрывал гобелен, и Фэксон заключил, что неведомому наблюдателю требовалось лишь приподнять его, чтобы удалиться. Так или иначе, он ушел, и с его исчезновением странная тяжесть спала. Юный Райнер закуривал сигарету, мистер Болч ставил подпись внизу документа, мистер Лавингтон, не глядя более на племянника, изучал необычную белокрылую орхидею в вазе возле своего локтя. Все внезапно снова показалось простым и естественным, и Фэксон обнаружил, что улыбается в ответ на приветливый жест, с которым хозяин дома объявил:
— А теперь, мистер Фэксон, мы пообедаем.
— Не понимаю, как мне удалось только что попасть не в ту комнату; я думал, вы сказали мне, что нужная дверь — вторая слева, — произнес Фэксон, когда они с Фрэнком Райнером шли вслед за старшими джентльменами по галерее.
— Я так и сказал, но, должно быть, забыл уточнить, по какой лестнице спускаться. Мне следовало добавить, что это четвертая дверь справа, если считать от вашей спальни. Дом у нас запутанный, так как дядя каждый год что-нибудь к нему пристраивает. Эту комнату, например, он оборудовал прошлым летом для своей коллекции современной живописи.
Юный Райнер остановился, чтобы открыть еще одну дверь, и дотронулся до выключателя, отчего по стенам продолговатой комнаты, завешанным холстами французской импрессионистской школы, разлился круг света.
Фэксон подошел поближе, привлеченный мерцающим Моне, {57}но Райнер положил руку ему на локоть.
— Эту он купил на прошлой неделе. Пойдемте скорее, после обеда я вам все покажу. Или, скорее, он сампокажет — он обожает картины.
— Он способен что-то обожать?
Райнер остолбенел — вопрос явно поставил его в тупик.
— Еще бы! Особенно цветы и картины! Неужели вы не заметили цветов? Наверное, вы думаете, что у него прохладная манера обращаться, поначалу всем так кажется, но на самом деле он человек очень увлекающийся.
Фэксон коротко глянул на собеседника:
— У вашего дядюшки есть брат?
— Брат? Нет… и никогда не было. Они с моей матерью были единственные дети.
— Или родственник, который… который на него похож? Которого можно с ним перепутать?
— Нет, никогда о таком не слышал. Он вам кого-то напоминает?
— Да.
— Странно. Давайте спросим, нет ли у него двойника. Идемте!
Но внимание Фэксона приковала еще одна картина, и прошло несколько минут, прежде чем они с молодым хозяином оказались в столовой. Это была просторная комната с такой же уютной красивой обстановкой и изящно расставленными цветами; и Фэксон сразу заметил, что за столом сидят лишь три человека. Того, кто стоял за креслом мистера Лавингтона, не было, и места для него не приготовили.