История с продолжением
Шрифт:
– Он идёт не курить, а нюхать, – строго сказала Валентина.
– Ну, хорошо, – сдался Пятый. – Нюхать, так нюхать… Пошли.
Эти дни были поистине чудесным даром. Лин переселился к Пятому в больницу, они отдыхали, отъедались, читали… словом, жили так, как Бог на душу положит. Пятый поправлялся быстро, он почти забыл о том, что болен. Гаяровский разрешил им гулять и они по полдня проводили, сидя на лавочке в сквере больницы. Яркое солнце, такое живое, пасхальное, весеннее,
– Эх, – с огорчением сказал как-то Лин. – Это всё распустится и закудрявится, а нам уже будет пора обратно…
– Да, жалко, – подтвердил Пятый. Они снова сидели в сквере, было часов двенадцать дня. – Как бы я хотел прожить полный год на воле. Хоть где – в подвале, на улице… Просто наблюдать, как это всё происходит…
– И что бы ты делал? – спросил Лин.
– Да ничего, – Пятый проводил взглядом стайку воробьёв, – просто сидел бы и смотрел.
– А зимой? – поинтересовался Лин.
– И зимой тоже.
– Ты бы замёрз, – заметил практичный Лин. – А я бы по этому поводу расстроился. Тебе мене не жалко?
– Жалко, – согласно кивнул Пятый. Он явно думал о чём-то совсем другом, поэтому отвечал односложно и невпопад. – А как же…
– Ты где? – спросил Лин возмущённо. – Или ты что? Или как там тебя?…
– Я вот о чём, – Пятый говорил осторожно, медленно подбирая слова, – эти кошки… я так и не понял тогда до конца, понял только теперь… Эта страна, Лин – пристанище кошек. Как наш подвал. Те же законы, те же стимулы. Я думаю, что здешние люди в первую очередь не похожи на нас тем, что живут по другой системе ценностей. Вот что для тебя является основополагающим фактором в жизни?
– Сложно сказать сразу, но… Думаю, чужая жизнь всё-таки попадает на первое место. Неважно, чья она – животного ли, человека ли…
– Рыжий, как ты думаешь, важна ли для одной кошки жизнь другой кошки? Полагаю, не очень. – Пятый задумался. – Эта страна принадлежит кошкам…
– Хорошо, ладно, – согласился тот. – Хоть вошкам… Интересно, а как у тебя обстоит дело с системой ценностей? Поменял или старую оставил?
– Поменяешь её, – вздохнул Пятый. – Основы те же, куда я денусь… Но наслоения – другие. Все меняются и я – не исключение…
– Смотри, Наташка идёт, – Лин ткнул Пятого кулаком в бок. – Не иначе, как с учёбы…
– Где? – не понял Пятый.
– Да вон же! Не видишь?
– Теперь вижу. Смотаемся?
– Была бы охота бегать…
– Ждём?
– Хорошо, ждём.
Долго ждать не пришлось – девушка подошла к ним через минутку. Поговорили о том, о сём – погода, дела, врачи… Наташка торопилась, и вскоре они снова остались вдвоём в весеннем сквере. Как и хотели.
– Слушай, а что ты думаешь про смерть? – спросил Лин. – Про нашу, в частности… на самом деле. Без всех этих твоих экивоков и
– Я её боюсь, – ответил Пятый. – Только не своей. Твоей, Лин. И только твоей. Я не хочу сойти с ума… но я не вижу другой альтернативы. Я этого не выдержу. Просто физически. Это не в моих силах. Хотя, могу сказать, что пока я ещё кое на что способен. Только если это не относится к тебе.
– К примеру? – казалось, что Лин пристально следит за воробьями. – О чём ты?
– Что бы ни случилось со мной – я выдержу.
– Да… на эгоиста ты явно не тянешь, мой друг, – заметил Лин. – Впрочем, как и я. Давай закроем эту тему, хорошо? По-моему, мы и так уже предостаточно про это говорили…
– Но память, Лин… Память останется. Невозможность выбора и память… Знаешь, чем мы в корне отличаемся от местных?
– Чем?
– Да только тем, что у них изначально не было возможности выбора. А у нас была. Вот и всё. И вся разница.
– И ещё, дружок. Мы не торопимся жить, а они все – торопятся. Мне их очень жаль… бедных кошек. Мёртвых кошек великой страны. Но… ничего не поделаешь. Поэтому придётся с этим жить. И деваться некуда, правда? – Лин понял глаза на Пятого.
– Правда, фаталист. Не научили тебя верить в лучшее… может, это и хорошо.
– Тебя будто научили, – ответил Лин. – Ты, по-моему, вообще этого никогда не умел.
– Ну и хорошо. Может, так и надо, – Пятый встал на ноги, окинул рассеянным взглядом больничный двор и сказал: – Пошли, Лин. Замёрзнем.
– Пойдём, – легко согласился тот. – Что-то мне как-то… странно, что ли?…
– Из-за чего? – спросил Пятый.
– Не из-за чего. Просто так. Словно я только что проснулся, а надо идти в зал… зябко как-то, неуютно…
– Ветер, Лин, – сказал Пятый. – Это просто ветер. Разве ты не чувствуешь?
– Ветер?… – немного растерявшись сказал Лин. – По-моему, пока что тихо.
– Я не про то. Этот ветер… он внутри нас. Отсутствие покоя… движение… и холод. И постоянная боль, Лин. Я всё время это вижу…
– Видишь что? – не понял рыжий.
– Смерть. Чужую смерть. Их смерть. Пошли, Лин, не до ночи же тут сидеть…
Они вышли из сквера и направились к больничным воротам. Спокойное и ровное весеннее солнце пригревало ожившую землю, деревья стояли молча, впитывая весеннее тепло… но ветер был. Всё равно был. И никто не мог от него скрыться.
– Ты из тумбочки всё вынул? – спросила хозяйственная Валентина. Пятый кивнул. – А тапочки где?
– О, Господи, – Пятый возвёл очи горе, и, встав на колени, полез под кровать. Лин с какой-то мечтательной полуулыбкой наблюдал за ним. – По-моему, я их положил в зелёную сумку… которая у вас в руках, – приглушенно добавил он.
– Ага, – подтвердил Лин. – Так оно и было.
– И почему ты молчал? – спросил Пятый, выбираясь из-под кровати.
– Так хотелось посмотреть, как ты полезешь, – объяснил Лин, – что просто жуть.