История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти
Шрифт:
В эту самую минуту к карете подскакал джентльмен на вороном коне, лицом бледный и с бородкой клинышком; по тому, как леди Фанни неприметно вздрогнула и в тот же миг отворотилась от окошка, я понял, что это он и есть, кого она ждала.
— Приветствую вас, леди Бум, — сказал он. — Я только что катался с неким господином, который едва не застрелился от любви к красавице графине Бум, было это в году… впрочем, неважно, в каком году.
— Уж не Килблейзес ли это? — спросила старая графиня. — Он очень мил, и я хоть сейчас готова с ним бежать. Или вы это про нашего очаровательного епископа? Когда
— Помилуй бог, миледи! — удивился я. — Не может этого быть!
— А вот и может, милейший, — возразила она. — Между нами говоря, голова у меня лысая как коленка — вот хоть у Фанни спросите. Как же она, бедняжка, перепугалась, когда маленькая была: зашла ко мне в комнату, а я без парика!
— Надеюсь, леди Фанни оправилась от испуга, — сказал кто-то, взглянув сперва на нее, а потом уж на меня — да такими глазами, будто готов был меня съесть. И, поверите ли, леди Фанни только и сумела вымолвить:
— Да, милорд, благодарю вас.
И сказала она это с таким трепетом, вся залившись краской, совсем как мы отвечали в школе Вергилия, когда, бывало, не выучим урока.
Милорд, все еще испепеляя меня взглядом, пробормотал, что надеялся на место в карете леди Бум, ибо верховая езда его утомила; а леди Фанни в ответ пробормотала что-то насчет «бабушкиного доброго знакомого».
— Да уж скорее это твой добрый знакомый, — поправила леди Джейн, — мы только потому здесь и очутились, что Фанни непременно хотелось прокатить мистера Титмарша по Парку. Позвольте мне познакомить вас с мистером Титмаршем, граф Типтоф.
Однако же вместо того, чтобы, как и я, снять шляпу, его сиятельство проворчал, что готов подождать до другого раза, и тотчас ускакал на своем вороном коне. И чем это я его обидел, ума не приложу.
Но в тот день мне суждено было обижать всех мужчин подряд, ибо как вы думаете, кто подъехал к карете в скором времени? Сам достопочтенный Эдмунд Престон, один из министров его величества (как я знал доподлинно из календаря, висящего у нас в конторе) и супруг леди Джейн. Достопочтенный Эдмунд Престон сидел на приземистом сером жеребце, и был он так тучен и бледен, словно всю жизнь свою провел в четырех стенах.
— Кого это еще нелегкая принесла? — спросил он жену, хмуро глядя на нее и на меня.
— Это добрый знакомый бабушки и Джейн, — тотчас отозвалась леди Фанни с видом лукавым и проказливым и хитро поглядела на сестру, а та, в свой черед, казалось, была очень испугана и, не смея вымолвить ни слова, только умоляюще поглядела на нее.
— Да-да, — продолжала леди Фанни, — мистер Титмарш бабушке родня с материнской стороны, со стороны Хоггарти. Разве вы не встречались с семейством Хоггарти, когда ездили в Ирландию с лордом Бэгуигом, Эдмунд? Позвольте познакомить вас с бабушкиным родичем мистером Титмаршем. Мистер Титмарш, это мой зять, мистер Эдмунд Престон.
Тем временем леди Джейн изо всех сил нажимала кончиком башмака на ногу сестры, однако же маленькая плутовка будто и не замечала ничего, а я, слыхом не слыхавший про такое родство, не ведал, куда деваться от смущения. Но хитрая баловница знала свою бабку леди Бум куда лучше меня; ибо старая графиня, которая совсем недавно назвала своим родичем беднягу Гаса, видно, воображала, что целый свет состоит с нею в родстве.
— Да, — отозвалась она, — мы родня, и не такая уж дальняя. Бабушка Мика Хоггарти, Миллисент Брейди, родня моей тетки Таузер, это всякий знает; а как же: Децимус Брейди из Боллибрейди женился на Белл Свифт, кузине матери моей тетки Таузер, — нет-нет, милочка, она не из тех Свифтов, которые в родстве с настоятелем, он-то не бог весть какого рода. Да ведь это же все ясно, как день!
— Ну разумеется, бабушка, — со смехом отвечала леди Джейн, а достопочтенный джентльмен все ехал подле кареты мрачнее тучи.
— Да неужто вы не знаете семейство Хоггарти, Эдмунд!.. Тринадцать рыжих девиц… девять граций и четыре лишку, как их называл бедняга Кленбой. Бедняга Клен… он наш с вами родич, мистер Титмарш, он тоже был от меня без ума. Ну, теперь вспомнили, Эдмунд? Вспомнили? Помните — Бидди, Минни, Тидди, Уидди, Майзи, Гриззи, Полли, Долли и все остальные?
— К черту девиц Хоггарти, сударыня, — сказал достопочтенный джентльмен, да так решительно, что его серый конь взбрыкнул и чуть не сбросил седока.
Леди Джейн взвизгнула, леди Фанни рассмеялась, а старая леди Бум и ухом не повела.
— Поделом вам, сквернавец, будете в другой раз знать, как браниться!
— Может быть, вы сядете в карету, Эдмунд… мистер Престон, — с тревогой воскликнула его супруга.
— Ну разумеется, я сию минуту выйду, сударыня, — сказал я.
— Эка выдумал, — возразила леди Бум, — никуда вы не выйдете, это моя карета, а ежели мистеру Престону угодно браниться при даме в моих летах, эдак грубо и: мерзко браниться, да, да, грубо и мерзко, так с какой стати моим добрым знакомым из-за него беспокоиться. Пусть его едет на запятках, ежели хочет, а то пусть залезает сюда и втискивается между нами.
Я понял, что милейшая леди Бум терпеть не может своего внучатного зятя; и должен сказать, мне случалось замечать подобную ненависть и в других семействах.
По правде говоря, мистер Престон, один из министров его величества, сильно опасался своей лошади и был бы рад скорей слезть с этого брыкливого, норовистого животного. Когда он спешился и передал поводья лакею, он был еще бледнее прежнего и руки и ноги у него дрожали. Я невзлюбил этого молодчика я имею в виду хозяина, а не лакея — с первой же минуты, как он к нам подъехал и эдак грубо заговорил со своей милой, кроткой женой и счел его трусом, каковым он себя и показал в приключении с лошадью. Боже мой милостливый, да с эдакой лошадкой ребенок справился бы, а у него, стоило ей взбрыкнуть, душа ушла в пятки.
— Да скорей же, залезайте, Эдмунд, — смеясь, говорила леди Фанни. Спустили подножку, и, поглядевши на меня зверем, он вошел в карету и хотел было потеснить леди Фанни (уж поверьте, я и не думал уступить ему место).
— Нет-нет, ни за что, мистер Престон, — вскинулась, эта проказница. Закроите дверцу, Томас. Ох, как будет весело прокатиться и чтобы все видели, что министр оказался у нас в карете зажат между дамами!
Ну и мрачен же был наш министр, можете мне поверить!