История шпиона

Анатолий Сигов

«Думайте, ребята! А мне пора домой».

Завтра он уже и не вспомнит о милашке с её мужем-депутатом. Пойдёт поток других докладов, меморандумов и сообщений, которыми все 15 государственных организаций заваливали друг друга, изображая бурную деятельность на ниве защиты родины. Но это будет уже завтра.

А сегодня Джон Дашков отключил свой ПК.

Сентрвилль, штат Виржиния, США.

Свен Андерсен затянулся сигареткой, стоя у въезда в свою авторемонтную мастерскую на окраине городка. Рабочий день заканчивался, и сегодня новых клиентов больше не предвиделось. Да, и не надо. Не до них сейчас. Он бы их и не принял. До начала сеанса оставалось всего десять минут.

Жители

городка знали его как малоразговорчивого шведа, который был известен тем, что ремонтировал машины, за которые не брались в других мастерских. Иногда пригоняли даже тракторы с соседних ферм. Копаться и разбираться в двигателях его научил отец, который сам держал на ходу их старенькую «Копейку», которая по всем расчётам должна была давно закончить свои дни на свалке. Поэтому вместо того, чтобы менять двигатели, как советовали владельцам развалюх в других мастерских города, Свен просто перебирал их и экономил хозяевам сотни долларов, создавая себе репутацию надёжного механика. Но репутация не спасала от роста цен и снижения активности в экономике. За последние кризисные годы многие из деловых предприятий в городе закрылись, и хозяева исчезли. На его бизнесе это тоже отразилось. Все экономили, как могли, и клиенты пропадали один за другим. Только лишь деньги из Москвы помогали ему держаться на плаву.

Хозяином автомастерской он стал случайно. Когда о нём забыли в Москве и перестали передавать деньги на жизнь, ему пришлось вспомнить то, чему учил отец, и он устроился помощником к автомеханику. Хозяин подолгу болел, и постепенно он остался единственным, кто продолжал работать в мастерской. Как-то незаметно подвернулась дочь хозяина, которая вскоре забеременела, и он оказался женатым и во главе семейного бизнеса после смерти тестя. Потом пошли дети, выплаты по кредитам, проблемы с мастерской. Он целые дни проводил за работой, а когда приходил домой, видел одну и ту же картину. Жена пробегала мимо с криком: «Опаздываю. Покорми детей!» и исчезала. Она работала медсестрой в ночную смену и почему-то всегда туда опаздывала. Свен её практически не видел, потому что днём он работал, а жена отсыпалась. Дети, две девочки, незаметно подросли, и у них была своя тинэйджерская жизнь. Так под одной крышей стали обитать четыре индивидуума, которым не было никакого дела друг до друга. У каждого были свои заботы. Постепенно сложилось так, что и жена, и девочки стали проходить возле него, как мимо пустого места, когда встречали в доме. Спрашивать о том, как у них идут дела, было бесполезно. Единственным ответом было: «Всё в порядке». Подозревал, что не так всё здорово, но что он мог сделать? «Разговоров за жизнь» в этом семействе не предполагалось. О нём вспоминали лишь изредка:

– Пап! Дай денег! Очень нужны.

Шли к нему, потому что он безропотно давал им на карманные расходы, а жена в таких случаях всегда пускалась в крик, что они не могут позволить себе столько тратить.

Только раз в году, в апреле, Свен позволял себе расслабиться, когда брал бутылку водки, садился на их малюсеньком заднем дворе рядом с жаровней для барбекю, которая изображала для него костёр, потому что за открытый огонь грозил немыслимый штраф. В апреле был день рождения бати, и он, выпив дозу, глядел на звёзды и вспоминал о том, как вот так же смотрел на небосвод из открытой двери «Ваза», пока отец с дружками о чём-то басил у костра после ухи под водочку. А потом батя расталкивал его на рассвете. Вставать не хотелось, но он заставлял себя. Они ставили удочки, а над рекой поднимался предрассветный туман. Стояла тишина, от которой звенело в ушах. Такое не забыть никогда!

Потом был институт в Рыбинске. Благодаря природной памяти ему легко давался английский. Перед окончанием какие-то дяди беседовали с ним с упором на патриотизм. Начиналась перестройка с неопределённостью в трудоустройстве, и он согласился. Затем был Институт внешней разведки КГБ, английский и шведский язык. Попал маленький городок в Швеции, где бродил, запоминая, где он якобы учился, и какую церковь посещали его родители. Переезд в США и натурализация. В это время по телевизору стали показывать жуткие кадры из СССР о старушках, торгующих барахлом в переходах, людях на баррикадах, толпах, сваливающих памятники. Денежный ручеёк из Москвы иссяк, и пришлось думать, как зарабатывать себе на жизнь. Так он оказался в автомастерской в городке поблизости от Вашингтона.

О нём вдруг вспомнили два года назад, и как раз вовремя, потому что он уже собирался закрыть мастерскую и объявить банкротство. Пошли инструкции и деньги, на которые ему удавалось всё ещё поддерживать на плаву свой бизнес. За ним закрепили лишь один «ящик» в пригороде Вашингтона, куда он ездил раз в неделю. Вот и сегодня, как его в своё время обучили в школе КГБ, после проверки местности он выкопал из-под желтых листьев в парке пакет и оставил другой, очевидно, с деньгами. Российская Служба внешней разведки работала по старинке, как бывшая КГБ.

Свен Андерсен посмотрел на часы, загасил сигарету и тщательно запер все двери. Затем он достал отвёртку и отвинтил заднюю крышку старенького приёмника, стоявшего в мастерской. Внутри находилось входное отверстие для флешки, которую накануне вынул из тайника в парке. Нажал на кнопку на передней панели, и сообщение пошло. Затем он вторично проделал ту же самую операцию, как того требовала инструкция, которую прислали из Москвы вместе с приёмником. Задняя крышка вернулась на своё место. Достал паяльную лампу и расплавил флешку. Его функции на этом завершились. Дальше пусть разбираются в Москве, а ему пора домой.

В это время над Северной Америкой пролетал российский спутник-шпион.

Служба внешней разведки России.

Отдел США.

На этот раз компьютерная сеть работала. Их начальство не хотело отставать от технического прогресса, и понаставило массу электроники, половина из которой не функционировала или просто простаивала потому, что никому не была нужна. К тому же происходили постоянные сбои, в которых оперативные службы винили технические, а те, наоборот, обвиняли всех в некомпетентности.

Сегодня шёл материал, который передал их новый агент из Ленгли. Он был непроверенным, и по установленной процедуре всё то, что от него поступало, подвергалось сомнению и сравнивалось с донесениями других агентов. Чтобы не рисковать, на «ящик» для связи расконсервировали парня, который на много лет залёг на дно, и никто не знал, чем он дышит сейчас. Поэтому Борису Лавренёву поручили проанализировать, чего стоит новый агент, и как работает курьер. Даже из первых сообщений стало ясно, что америкос решил срубить бабла и валил без разбора всё, что попадало к нему на стол. Если бы с ними затеяли игру, то слили бы что-нибудь существенное, чтобы завоевать доверие, а не муть из мусорного ведра. Американцы работают по установленным схемам.

Он раскладывал по файлам документы с пометкой «подлежит проверке», зная, что вряд ли кто-либо будет их проверять. Слишком несущественными они казались. Часть пришлось отправить по другим службам, как, например, о жене депутата Думы, которая переписывалась с каким-то кубинцем. Это – в ФСБ. Они должны заниматься жёнами.

Упоминание о жене депутата напомнила ему, что он должен позвонить своей собственной, чтобы узнать, к какому времени надо подъехать, чтобы забрать её с работы. Это поважнее, чем жена какого-то пенька из Думы. А мысли между тем переключились на Карину. Что-то у них сломалось. Уже восемь лет, как женаты, дочка скоро пойдёт в школу, на первый взгляд всё нормально. Но у него появилось ощущение, что в их малюсенькой квартирке повисла атмосфера тоски. Именно тоски, когда единственное, чего хочется – это, чтобы тебя не трогали, чтобы не требовалось отвечать на чьи-то вопросы, чтобы просто было тихо вокруг. Очевидно, это стала чувствовать и девочка. Начались капризы, она уткнулась в свои электронные игрушки, где, молча, играла часами напролёт.