История советской литературы. Воспоминания современника
Шрифт:
И когда на редколлегии Панферов заявил, что роман будет напечатан, Падерин заявил, что роман печататься не будет, Панферов вскинул глаза на Падерина и спокойно сказал:
— Иван, ты же военный человек. И потому знаешь, что могло бы быть за невыполнение приказа генерала. Я все-таки в редакций генерал.
Падерин встал:
— Так что могло быть?
— Могли и расстрелять, — спокойно сказал Панферов. Иван Григорьевич рванул на себе рубаху:
— Стреляй, сука! Немая сцена.
Падерин бросился к двери, хлопнул ею и поехал к себе в Ховрино, где с семьей снимал комнату…
Прошло часа
И вдруг возле дома, где жил Падерин, остановилась машина Панферова. Он приехал к Ивану.
Войдя в комнату сказал:
— Слушай, Ваня, ну погорячились. Мало ли что бывает. Ну хрен с ней, с этой авторшей, ну не будем печатать роман. Поехали на работу.
— А теперь вопрос уже стоит по-другому, Федор Иванович, — сказал Падерин.
— И как же он теперь стоит? — спокойно спросил Федор Иванович.
— Или я, или Шейнин.
— Ну, если так, — Панферов поднялся, развел руками, — ты уж извини…
И уехал.
103
В Доме литераторов за столиком в буфете сидела солидная писательская компания. Обсуждали какие-то творческие дела.
И вдруг кто-то вспомнил, как братья Васильевы, которые братьями-то и не были, просто однофамильцы, на вопрос, что они сейчас снимают, ответили:
— Да очередную бодягу из гражданской войны.
Этой «бодягой» оказалась лента «Чапаев».
И тут кто-то из застольщиков спросил:
— Кстати, а как вы относитесь к сцене, когда Анка косит пулеметом капельцев?
Михаил Семенович Бубеннов тут же откликнулся:
— Я радуюсь.
— А я плачу, — сказал Солоухин.
— Почему?
— Лермонтовых убивают…
104
Встретил как-то Николая Константиновича Старшинова, который возвращался с поэтического вечера в Лужниках. На вопрос, как прошел вечер, отозвался:
— Нормально. Хотя расскажу тебе эпизод. Выступал Андрей Вознесеснский и с надрывом голосовых связок бросал в зал:
Ботинки черные…
Сидевший рядом со мной Владимир Соколов, вроде бы ни к кому не обращаясь, произнес:
— Ну, черные ботинки… И что? Чего кричать-то?!..
105
Кто не знает сказов Павла Петровича Бажова «Хозяйка медной горы», «Про Великого Полоза», которые составили вместе с другими сказами известную его книгу «Малахитова шкатулка».
А как человек он был не очень-то разговорчивый, или, как говорят ныне, не очень коммуникабельный.
Рассказывали: придет в Детгиз в редакцию прозы, сядет и молчит. И вместе с тем говорили о нем так:
— С Бажовым и помолчать интересно…
106
Писатель Борис Степанович Житков, прославившийся своими «Морскими историями», «Рассказами о животных», которые печатал в журналах «Чиж» и «Еж», был очень дружен с Евгением Львовичем Шварцем.
Узнав о смерти друга, Евгений Львович с грустью сказал:
— Я очень на него обижен за это.
— Как? Почему?
— Да потому, что это никак не идет ему при его-то вечной подвижности и упрямой жизнедеятельности…
107
Поэт и прозаик Федор Кузьмич Сологуб /Тетерников/, известный многим как автор романа «Мелкий бес», был в жизни человеком суровым, строгим и малообщительным.
Подтверждением такой его характеристики служит эпизод.
Как-то к нему в дом пришел человек и представился:
— Поэт Симеон Полоцкий.
Федор Кузьмич внимательно оглядел его и сурово заявил:
— Не похож…
108
Писатель Константин Георгиевич Паустовский, книги которого получили высокую оценку М.Горького, Р.Роллана, начинал свою творческую жизнь, как журналист. Он сотрудничал в самых разных изданиях, в газетах Киева, Одессы, Батуми, Сухуми, Тбилиси. Естественно, работа эта позволяла «обрастать» самым разным жизненным материалом. С ним происходили самые невероятные приключения, которыми он делился на страницах своих книг и в устных рассказах.
Одним из таких рассказов было воспоминание о посещении им вместе с приятелем-журналистом Яшей Лифшицем одесского привоза. Яше нужно было купить кепку с козырьком, который бы укрывал его лицо от солнца.
Паустовский уверенно повел его к маленькой лавчонке с вывеской «Варшавские кепы», где торговал кепками старый одессит Зусман.
Выслушав просьбу Лифшица, старик Зусман поинтересовался:
— Таки зачем вам новая кепка? У вас же на голове вполне приличная!?
— Это мое дело! — отрезал Яша.
Тогда Зусман выложил ему несколько кепок, а сам ушел в глубь лавки.
Яша примерял то одну, то другую.
Наконец, он надел коричневую в клетку и спросил у Паустовского:
— Скажите, Костя, как она вам?
В это время перед ними вновь появился Зусман и обратился к Константину Георгиевичу:
— Скажите, а где тот человек, шё только што примерял тут кепки?
— Так это ж я, Зусман. Что ты дурака валяешь? — возмутился Яша Лифшиц.
— Не может быть… Тот смахивал на босяка, а в этой клетке вы просто шотландский лорд Чемберлен…
109
У поэта Юрия Макаровича Леднева вышла первая книга стихов «Люди и флаги» в издательстве «Советская Россия».
На волне успеха он отнес новую поэтическую рукопись в издательство «Советский писатель».
Через некоторое время ему вернули рукопись с рецензией на нее известного поэта Сергея Сергеевича Наровчатова. Тот не очень-то высоко оценил поэтические опусы молодого поэта, оперируя при этом почему-то стрелковой образностью. Лишь некоторые стихи Леднева, по его представлению, попадали в «яблочко». Большинство были выстрелами в «молоко».
Завершалась рецензия так: «Юрию Ледневу еще надо научиться стрелять».
Прочитав рецензию, Леднев взял ручку и дописал: «Своих рецензентов…»
110
Ростовский писатель Павел Хрисанфович Максимов рассказывал о своих встречах и беседах с Александром Фадеевым в тот период, когда роман его «Разгром» имел неслыханный успех. Когда «Разгром» вышел отдельным изданием этот успех был закреплен. Самому автору в ту пору шел двадцать шестой год. Редакторировал он в Ростове-на-Дону газету «Советский Юг» и журнал «Лава». Потому-то ростовчане стали первыми читателями романа, публиковавшегося главами в газете «Советский Юг».