История спиритуализма
Шрифт:
К тому времени, когда Палладино отправилась в Америку, ее способности уже ослабли, и там ее неоднократно уличали в использовании трюков. Она настолько разочаровывала своих зрителей, что они зачастую отказывались продолжать сеанс. Однако знаменитый фокусник Говард Тарстон сообщал, что он решил, несмотря ни на что, все же продолжить сеанс, за что и был вознагражден появлением истинного материализовавшегося объекта. Другой участник сеанса утверждал, что в ту самую минуту, когда он уличил ее в том, что она двигает своей рукой некий предмет, другой предмет, находившийся в отдалении от нее, также пришел в движение. Феномен Палладино, несомненно, весьма своеобразен, но можно со всей определенностью сказать, что до нее в истории спиритуализма не было более сильного медиума. И хотя именно она порой попадалась на явном надувательстве, тем не менее нельзя пренебрегать реально достигнутыми положительными результатами.
У Эвзапии была сильно вдавленная теменная кость. Говорили, что это следствие несчастного случая, происшедшего с ней в детстве. Подобные физические недостатки часто порождают сильные сверхъестественные способности. Создается впечатление, что
Глава II
Выдающиеся медиумы 1870—1900-х годов: Чарльз Х. Фостер, мадам д’Эсперанс, Вильям Иглинтон, Стейнтон Мозес
1870–1900-е годы оказались богатыми на множество примечательных медиумов, среди которых были и выдающиеся. Кроме Д. Д. Хоума, Слэйда и Монкома, еще четыре имени увековечила история спиритического движения: это американцы Ч. Х. Фостер, мадам д’Эсперанс, Иглинтон и преподобный Стейнтон Мозес. Расскажем коротко о каждом из них.
Восторженный биограф Чарльза Х. Фостера назвал его «самым великим духовным медиумом со времен Сведенборга». Как правило, авторы превозносят именно того медиума, с которым им приходилось лично сталкиваться. Тем не менее мистер Джордж Бартлет в своем «Салемском ясновидце» также дает понять, что был хорошо знаком с Фостером и не отрицает, что тот действительно являлся замечательным медиумом. Благодаря склонности медиума к путешествиям слава о нем распространилась не только в Америке, но и в Австралии, и в Великобритании. Будучи в Великобритании, он подружился с Бульвер-Литтоном, посетил Нибуорт {177} и стал прототипом Мэргрейва в его романе «Странная история».
177
…с Бульвер-Литтоном… – См. т. 10 наст. изд., комментарий на с. 435. …Нибуорт… – Нибуорт-Хауз – поместье Э. Бульвер-Литтона в Хатфордшире, на юго-востоке Англии.
По-видимому, Фостер был сильнейшим ясновидящим и обладал особенным даром проявлять инициалы или имя духа, с которым он общался, на своем теле – обычно на предплечье. Это явление происходило настолько часто и изучалось так тщательно, что сомневаться в его истинности не приходится. Каковы его причины – это другой вопрос. В деятельности Фостера как медиума многое указывает, скорее, на масштаб личности медиума, нежели на вмешательство внешнего разума. К примеру, совершенно невозможно представить, что духи таких великих людей, как Вергилий, Камоэнс или Сервантес, могли контактировать с этим полуграмотным жителем Новой Англии {178} , однако у нас есть авторитетное свидетельство Бартлета, подкрепленное многочисленными цитатами, убеждающее в том, что Фостер беседовал с этими разумными созданиями, которые были готовы цитировать фрагменты собственных произведений с любого указанного места.
178
…Вергилий… – См. т. 2 наст. изд., комментарий на с. 400. …Камоэнс… – Луис Камоэнс (1524—1580) – поэт, классик португальской литературы. …Сервантес… – Мигель де Сервантес Сааведра (1547—1616) – писатель, классик испанской литературы. …Новой Англии… – См. т. 8 наст. изд., комментарий на с. 358.
Подобные случаи осведомленности в области литературы, далеко превосходящей образованность медиума, напоминают опыты с книгами, которые проводились в более позднее время и в ходе которых медиум незамедлительно сообщал, что написано на той или иной строке той или иной книги, стоящей на полке в библиотеке. Не следует считать, что для подобного цитирования непременно необходимо незримое присутствие самого автора книги. Скорее можно предположить наличие неких, неизвестных доселе способностей к освобождению эфирного тела медиума или присутствие какого-то другого существа или высшей силы, способной быстро собирать и передавать информацию. Позиции спиритуализма столь сильны, что самим спиритуалистам нет нужды заявлять обо всех психических явлениях для того, чтобы придать большее значение собственному имени. Более того, автор этих строк должен признаться, что очень часто наблюдал, как описания многих таких случаев в один прекрасный момент появлялись в рукописном или печатном виде, хотя вряд ли авторы этих опусов советовались с медиумом или спрашивали его разрешения.
Необычный дар Фостера, благодаря которому на его коже появлялись инициалы, приводил порой к весьма комичным происшествиям. Бартлет вспоминает, как однажды Фостера посетил некий мистер Адамс: «Когда он уже собирался уходить, мистер Фостер сказал ему, что ни разу не встречал столь одухотворенного человека». Дескать, мистер Адамс привел с собою столько духов, что они буквально переполняли комнату. В два часа ночи Фостер позвал меня и попросил: «Джордж, не могли бы вы зажечь свет? Мне никак не уснуть: комната до сих пор полна родственниками Адамса. Они исписали своими именами все мое тело». – К моему удивлению, тело Фостера действительно оказалось испещрено надписями – это был список родных Адамса. Я насчитал одиннадцать ясно различимых имен; одно было написано поперек лба, несколько – на руках и даже на спине». Этот анекдотичный случай, конечно же, способен повеселить тех, кто любит подшучивать над близкими, однако мы неоднократно убеждались, что в загробном мире чувство юмора не только не угасает, но, даже напротив, приобретает гораздо большую остроту.
Собственные высказывания Фостера по поводу его занятий весьма противоречивы. Подобно Маргарет Фокс-Кейн и Давенпортам, он никогда не заявлял, что демонстрируемые им явления вызваны вмешательством духов. С другой стороны, весь ход сеансов как бы предполагал, что такое вмешательство все-таки имеет место.
«Фостер отличался необычайной двойственностью. Мало сказать, что в нем жили доктор Джекилл и мистер Хайд, таких Джекиллов и Хайдов в нем умещалось не меньше, чем по полдюжины. Он был, с одной стороны, необычайно одарен, а с другой – прискорбно неразвит. В чем-то он демонстрировал почти что гениальность, а в чем-то – безумие. Порой его сердце, казалось, способно было вместить весь мир: он плакал вместе с теми, кто утратил надежду; раздавал деньги бедным; струны его души отзывались на все страдания мира. Потом вдруг он становился жесток и с бессердечием малого ребенка мог оскорблять лучших своих друзей. Обуздать его попросту было невозможно. Он всегда шел собственным путем, и зачастую неправедным путем. Подобно ребенку, он не задумывался о последствиях своих действий. Казалось, он живет одним днем, не заботясь о будущем. Всегда, когда представлялся случай, Фостер делал то, что ему хотелось в данный момент, невзирая на возможные последствия. Он не следовал ничьим советам, так как был на это просто не способен. Мнения других не значили для него ровно ничего, он подчинялся лишь своим желаниям; при всем том нисколько не перетруждался, всю жизнь оставаясь в добром здравии. Когда его спрашивали: «Как вы себя чувствуете?», он всегда отвечал: «Превосходно. Меня буквально распирает от избытка физического здоровья». Столь же двойственно проявлялась его натура и во время работы. Порой он сидел за столом день и ночь, пребывая в величайшем умственном напряжении. В таком состоянии он мог находиться в течение многих суток. После этого несколько недель он абсолютно ничего не делал, теряя при этом сотни долларов и расстраивая людей без всякой видимой причины, единственно от того, что его одолевала лень».
Мадам д’Эсперанс, чье настоящее имя было миссис Хоуп, родилась в 1849 г. Ее карьера длилась более тридцати лет, она работала в Великобритании и на континенте. Публика узнала о ней благодаря Т. П. Баркесу, широко известному жителю Ньюкасла. В ту пору она была молодой девушкой и имела образование, подобающее представительнице средних классов общества. Однако стоило ей войти в состояние полутранса, как она начинала демонстрировать такую степень одаренности и мудрости, какую апостол Павел в своей духовной классификации считал наивысшей. Баркес вспоминает, как он составлял длиннейшие списки вопросов, касавшихся всех областей знания, и как из-под карандаша медиума с необычайной скоростью возникали письменные ответы на эти вопросы, написанные по-английски, по-немецки и даже на латыни.
Слава мадам д’Эсперанс как медиума основана, однако, на других ее талантах, более тесно связанных со спиритуализмом. Она сама подробно поведала о них в книге «Страна теней», достойной занять свое место в ряду таких трудов, как «Магический жезл» Э. Дж. Дэвиса и «Начала ясновидения» Винсента Терви – лучших автобиографий, написанных людьми, обладавшими выдающимися психическими способностями. Нельзя не отметить честность и благородство авторов этих книг.
Подобно многим другим одаренным чувствительностью людям, мадам д’Эсперанс вспоминает, что в детстве играла с детьми-духами, которые были столь же реальны, как и живые дети. Эта сила ясновидения не покидала ее в течение всей жизни, соединившись с еще более редким даром материализации. В ее книге есть фотографии прелестной арабской девушки Иоланды, которая стала для этого медиума тем же, кем была Кэти Кинг для Флоренс Кук. Она довольно часто материализовалась в те моменты, когда мадам д’Эсперанс сидела вне «шкафа» на виду у публики. Таким образом, медиум могла своими глазами видеть собственную эманацию {179} – некий очень родственный, но в то же время отличный от самой себя образ. Вот как она описывает свои впечатления:
179
…эманацию… – См. т. 10 наст. изд., комментарий на с. 429.
«Она была задрапирована в тончайшую ткань, сквозь которую виднелись шея, плечи и руки, покрытые оливковым загаром. Длинные черные волосы волнами спускались ниже талии, голова ее была увенчана миниатюрным тюрбаном. Ее облик отличался изяществом и своеобразием: глаза – крупные, черные и чрезвычайно живые, движения полны грации. Она напоминала маленького ребенка или испуганную серну. Когда я впервые увидела ее стоящей у занавеси, она была одновременно смущена и полна отваги».
Рассказывая о собственных ощущениях во время сеансов, мадам д’Эсперанс говорит, что ей казалось, будто бы ее руки и лицо были опутаны паутиной. Если сквозь занавеси, отгораживающие «шкаф», пробивался слабый свет, то она видела белую туманную массу, подобную клубам пара, выходящим из трубы локомотива. Эта масса плавала вокруг нее, а потом начинала формироваться в человеческие фигуры. В тот самый момент, когда появлялось то, что леди-медиум называет «паутиной», возникало ощущение внутренней пустоты, которое сопровождалось утратой контроля над конечностями.