История США от глубокой древности до 1918 года
Шрифт:
Вебстер отрицал, что Северо-Восток враждебно относится к Западу, но так как на этой почве он чувствовал себя не очень уверенно, то обрадовался возможности перевести дискуссию в русло противостояния между унионизмом и правами штатов. Каждый из них выступил несколько раз, высказав свою точку зрения по фундаментальным вопросам: была ли конституция создана штатами или народом; может ли какой-нибудь штат прекратить этот договор; могут ли свобода и равенство полноценно реализоваться в рамках Союза и может ли штат в поисках свободы отделиться от Союза.
26 и 27 января 1830 года Вебстер выступил с двухневной речью, которая, по общему мнению, считается лучшим его выступлением (увы, в те дни еще не было хронографов, радио и телевидения, поэтому мы не можем услышать, как звучали эти слова.
Мы можем судить об этом только со слов очевидцев, которые слышали его выступление сами).
Вебстер безапелляционно заявил, что Федеральный Союз обладает приоритетом над штатами и ответственен только перед народом. Он настаивал на том, что только Союз может обеспечить свободу и процветание и что его распад приведет к катастрофе. Разницы между свободой и Союзом не было — это было одно и то же. Он выразил надежду, что никогда не увидит тот день, когда Союз распадется. Вот несколько последних предложений из его выступления:
«Когда мои глаза в последний раз обратятся взглядом к небесам, чтобы лицезреть там солнце, я бы не хотел видеть, как оно освещает разбитые и опозоренные осколки некогда славного Союза, разрозненные, враждебные и озлобленные друг против друга штаты и землю, раздираемую междоусобной враждой или даже, может быть, пропитанную братской кровью! Пусть лучше мой долгий, слабеющий взгляд увидит восхитительный символ республики, известный и уважаемый во всем мире, гордо реющий в высоте, в первозданном блеске своего оружия и трофеев, где на полосах нет ни единой помарки или потертости и где ни одна звезда не исчезла во мраке, освещая его девиз; нет, не этот жалкий вопрос «Зачем все это?» и не полную заблуждения и обмана фразу «Сначала свобода, а потом — Союз», а видные повсюду слова, сияющие ярким светом, который отражается в каждом изгибе их букв, когда они проплывают над морями и землями, подхваченные всеми ветрами в небесах, рождая чувство, близкое сердцу каждого американца — «свобода и Союз, отныне и вовеки веков, единые и неделимые!»
Это выступление произвело глубокое впечатление на многих людей в стране и оставило след в истории, штат Южная Каролина остался безучастным. В конце концов, Вебстер был сенатором из вражеского лагеря, из ненавистного Северо-Востока, поэтому его слова можно было проигнорировать. А вот с президентом Джексоном так поступить было нельзя.
Гайн договорился с Бентоном организовать 13 апреля 1830 года обед в честь восемьдесят седьмой годовщины Джефферсона. Он должен был продемонстрировать единство Запада и Юга. На него пригласили Джексона. Он пришел, и ожидалось, что по такому случаю он четко заявит о своей позиции и станет на сторону прав штатов, защитив штат Южная Каролина и оставив без поддержки Северо-Восток.
Уже были произнесены двадцать четыре тоста, большинство из которых эмоционально ратовали за права штатов, но Джексон молча сидел и ждал. Он заранее подготовился к тому, чтобы сказать свое веское слово, когда наступит его очередь.
В конце концов все взгляды устремились на него. Он встал, держа свой бокал, и сказал твердым, решительным голосом: «Наш Федеральный Союз — он должен быть сохранен!»
И когда Джексон сказал, что он должен быть сохранен, никто в Соединенных Штатах уже не сомневался, что он использует всю свою власть, чтобы доказать, что так оно и будет. Джексон всегда говорил то, что думал, поэтому сомнений в том, что он был унионистом, нет.
Для Джексона это был вопрос принципа, однако здесь было кое-что еще. Когда он сказал свой тост, он пристально посмотрел на Кэлхуна, так как знал, что его вице-президент явный сторонник нуллификации.
Кэлхун растерялся и потерял самообладание, но все же попытался смягчить эффект произнесенного Джексоном тоста, произнеся что-то абстрактное и довольно обтекаемое. Он сказал: «Наш Союз, сразу же после нашей свободы, дорог нам больше всего. Нам всегда надо помнить, что он может быть сохранен только путем правильного распределения бремени забот и радостей всего Союза».
Но Джексон не отвел от него свой угрюмый взгляд и не смягчился. Эти два человека дошли до крайней точки в своих отношениях, и, прекрасно зная умение Джексона ненавидеть, Кэлхун уже не мог больше надеяться ни на какую поддержку с его стороны.
Однако трения в их отношениях начались по более тривиальному поводу.
Джексон со своей любовью к простым людям набрал в правительство большое количество никчемных пройдох, кроме, конечно, Мартина Ван Бюрена (Ван Бюрен, баллотировавшийся и избранный на пост губернатора штата Нью-Йорк, чтобы обеспечить в нем поддержку Джексону, быстро покинул эту должность, чтобы стать госсекретарем. В то время эта должность считалась последней ступенькой на пути к президентству).
Но министром обороны Джексон назначил своего старинного друга, который не отличался никакими особыми заслугами, сенатора от штата Теннесси, Джона Генри Итона (род. 18 июня 1790 года в Галифаксе, Северная Каролина). Жена Джексона подыскивала жену для Итона, но она умерла, и взгляд вдовца упал на очаровательную тридцатидвухлетнюю Маргарет (Пегги) О'Нил. Она была дочерью владельца небольшого придорожного отеля, и ее первый муж умер в 1828 году.
О ней ходило много слухов; для респектабельных дам высшего света эта «девка из таверны», должно быть, ассоциировалась с низкой моралью. Говорили даже, что она была любовницей Итона и что ее муж в отчаянии перерезал себе горло из-за неверности жены.
Но Джексон ни во что это не верил. Это было не только из-за того, что он был галантным (и наивным) джентльменом, которому всегда нравилось верить в непорочность женщин, а потому, что он раньше уже пережил такую же душераздирающую трагедию со своей женой. Он был у нее вторым мужем, и несколько раз возникали вопросы по поводу легальности ее развода с первым мужем, чтобы не получилось, что она жила с Джексоном в грехе. Но даже если там и существовали какие-то проблемы с разводом, то было ясно, что ни Джексон, ни его жена в этом виноваты не были. Но Джексон чувствовал, что оскорбления и поношения, являющиеся неотъемлемой частью любой избирательной кампании, довели ее до смерти. Она умерла от стыда и сердечного приступа.
Джексон был уверен, что грязные сплетни вокруг Пегги О'Нил распространялись такими же негодяями, как и те, кто довел до смерти его жену, поэтому он защищал ее так же решительно, как делал это раньше по отношению к своей жене. Он заставил Итона жениться на своей возлюбленной. Свадьбу устроили 1 января 1829 года, и после этого Итон стал министром обороны.
Но тут возникла проблема социальной адаптации миссис Итон. Джексон мог с высоты своего президентского кресла сколько угодно убеждать всех в ее честности и порядочности, но даже он в приступе своей безграничной ярости ничего не мог поделать с женами членов своего кабинета, окруживших себя непреодолимой стеной заносчивой респектабельности и не желавших кланяться «девке из таверны».