История США от глубокой древности до 1918 года
Шрифт:
19 июля конгресс постановил красиво записать Декларацию независимости на пергаменте (этот список продолжает существовать в качестве драгоценного наследия американской истории), чтобы все делегаты смогли ее подписать. В течение лета и осени 1776 года к подписи Джона Хэнкока прибавилось еще пятьдесят пять.
Именно эти подписи оказались решающими: каждый, кто запечатлевал свое имя на этом документе, оставлял письменное свидетельство того, что он является изменником (в случае победы британцев). Зная об этом, Джон Хэнкок тем не менее расписался очень крупно и четко, «чтобы король Георг смог это прочесть без очков», так что словосочетание «Джон Хэнкок» стало в американском сленге синонимом слова «подпись».
Когда свою подпись ставил Чарльз Кэрролл из Мэриленда (род.
Все подписавшиеся считаются отцами-основателями государства и по этой причине приобрели полубожественный статус, хотя некоторые из них совершенно ничем не примечательны, кроме этого единственного акта проставления своей подписи. Первым из них умер Баттон Гвиннетт из Джорджии (род. в Англии в 1735 году). Он умер в 1777 году, и его подпись, которая интересна благодаря тому, что он входит в число «отцов нации», оказалась настолько редкой, что стала очень высоко цениться коллекционерами.
Из пятидесяти шести подписавшихся тридцать девять имели английское происхождение или же хотя бы один из их родителей имел предков откуда-то с Британских островов. Тридцать из них были членами епископальной церкви (то есть англиканской церкви), а двенадцать были конгрегационалистами. Кроме того, в их числе были трое унитариев (в том числе Томас Джефферсон и Джон Адамс). Бенджамин Франклин, отказавшийся определить свою принадлежность к какому-либо религиозному течению, назвал себя деистом. Чарльз Кэрролл из Кэрроллтона был единственным католиком среди подписавшихся.
Глава 4
ХАУ ПРОТИВ ВАШИНГТОНА
4 июля 1776 года все американцы отмечают как день установления независимости Соединенных Штатов, как дату, с которой начинается наша история как нации, — и потому неизменно годовщину этого дня празднуют торжественно.
Однако истина заключается в том, что Декларация независимости даже теоретически не создала новое и независимое государство. Она создала тринадцать раздельных и независимых новых стран — стран с неясными границами и с немалой враждебностью по отношению друг к другу.
В течение 1776 года эти отдельные государства приняли свои конституции, определив свою форму правления, избрали «президентов» и т. д. Некоторые сделали это даже до принятия Декларации независимости: первым оказался Нью-Гэмпшир, сделавший это 5 января 1776 года. Самой важной из государственных конституций оказалась конституция Виргинии, принятая 29 июня, всего за пять дней до того, как Джон Хэнкок подписал Декларацию независимости. В нее была включена декларация прав, которые не может нарушать правительство, включая свободу печати и вероисповедания, право на суд присяжных, право не давать показаний против себя самого и так далее. Этот Билль о правах, разработанный Джорджем Мейсоном, оказал влияние на Джефферсона, составлявшего Декларацию независимости, и послужил образцом для сходных разделов других конституций как в Соединенных Штатах, так и во Франции. Американская приверженность гражданским свободам и юридическим правам берет начало с этого документа.
Различные бывшие колонии, занятые своим преобразованием в государства, очень ревностно относились к своему суверенитету, и каждая твердо намеревалась осуществлять управление без вмешательства со стороны других бывших колоний. Только тот факт, что все эти страны объединяла война с Великобританией, обеспечивал хоть какое-то взаимодействие между ними, пусть и неохотное.
А такого взаимодействия не хватало. Континентальный конгресс не имел права налогообложения, не имел права принимать законы. Он мог только просить и надеяться, что независимые государства пожелают отозваться на эти просьбы.
Государства неизменно давали слишком мало. Континентальная армия постоянно нуждалась в продовольствии, одежде и боеприпасах, тогда как у британцев, конечно же, всегда всего хватало. На самом деле американские фермеры предпочитали продавать свою продукция британцам, которые имели достаточное количество наличных средств, а не оборванцам из Континентальной армии, у которых были только кусочки бумаги, представлявшие собой обещание заплатить золотом когда-то в будущем, если мятеж окажется успешным. (У нас все еще сохранилось выражение «not worth a continental» — «не стоит и континенталки», то есть гроша ломаного не стоит, — которое связано с бумажными деньгами, которые Континентальный конгресс начал печатать уже в июне 1775 года.)
В такой ситуации американцы могли бы долго вести партизанскую войну, но не имели бы ни малейшей надежды на победу, при условии что Великобритания продолжала бы держаться твердо. Новым государствам жизненно необходима была иностранная помощь: поставки, деньги и, по возможности, помощь военного флота для снятия британской блокады.
Американцы могли обратиться только к одному государству — к Франции. Это решение было нелегким, так как в течение почти века Франция была для них врагом. Обращаться теперь к французам в борьбе с британцами было отвратительно — однако это необходимо было сделать. Только у Франции были ресурсы для оказания необходимой помощи, только Франция могла бы пожелать оказать эту помощь — и только у Франции было достаточно сил, чтобы бросить вызов Великобритании.
Однако Франция не рвалась на помощь. Желание помочь у нее было — не бескорыстное, а из-за стремления ослабить Великобританию. Франция не забыла о том, что всего за двадцать лет до этого лишилась своих владений в Северной Америке, и очень желала сделать нечто такое, что ослабило бы британские позиции, поскольку это, вероятно, дало бы ей шанс вернуть потерянное или хотя бы помешать Великобритании стать опасно мощной.
Но, с другой стороны, французская власть при Людовике XVI (который воссел на престол в 1774 году, после смерти своего деда, Людовика XV) представляла собой абсолютную монархию и без всякой симпатии относилась к такому репрезентативному правлению, к какому привыкли британцы и американцы. По правде говоря, французская власть стояла перед банкротством и все возрастающей оппозиции со стороны собственного народа, и вместо того чтобы заниматься иностранными авантюрами, ей следовало бы, имей она хоть сколько-то ума (чего у нее как раз и не было), проводить глубокие и решительные внутренние реформы. Также имелось и еще одно соображение: независимая Америка могла бы (если бы стала слишком сильной) оказаться столь же опасной для французских имперских планов, как и сильная Великобритания, а если бы Америка проиграла эту войну, то разъяренная Великобритания могла бы наброситься на Францию.
И потому Франция медлила.
В пользу американцев работало то, что министр иностранных дел Франции, Шарль Гравье де Вержен, яростно ненавидел Великобританию и всегда был склонен лишний раз рискнуть, помогая мятежным американцам. Французский драматург Пьер Огюст Карон де Бомарше, прославившийся к тому времени пьесой «Севильский цирюльник», был горячим сторонником американцев [48] и прилагал все усилия к тому, чтобы убедить Вержена пойти на такой риск. 10 июня 1776 года, еще до подписания Декларации независимости, Бомарше убедил Вержена тайно дать американцам заем. Испания, также стремившаяся ослабить Великобританию в Северной Америке, предоставила такой же заем.
48
Хотя во Франции была абсолютная монархия и теоретически страна была противником демократии, многие французские интеллектуалы имели высокие демократические идеалы и придерживались взглядов, которые мы сегодня назвали бы левацкими. В то время Американскую революцию везде поддерживали приверженцы левых взглядов.