История сыска в России. Книга 2
Шрифт:
Небезынтересно отметить, например, что еще в 1886 году Рачковский, донося департаменту о скором приезде в Петербург генерального парижского консула Карцева, который должен был, между прочим, ходатайствовать о награждении некоторых членов парижской префектуры с префектом Гроньоном во главе, поддерживает это ходатайство следующим образом: “При успешности названного ходатайства наши политические отношения с местной префектурой, как первенствующим полицейским учреждением в Париже, несомненно, должны стать на вполне прочные основания, укрепивши за мною возможность действовать без всяких внешних стеснений со стороны г. Гроньона и его подчиненных, а также и пользоваться их прямыми (хотя, конечно,
Вообще положение Рачковского настолько укрепилось, что в 1887 году Дурново сам предлагает Рачковскому не возобновлять контракт с Барлэ, а взять организацию и внешней агентуры полностью в свои руки.
Отвечая на это предложение, Рачковский сообщает Дурново, что Барлэ уже три года фактически устранен от агентурного дела, но что, удаляя его совершенно, необходимо, во избежание различных неприятностей, назначить ему пенсию в 3 тысячи франков в год; большинство же агентов Барлэ Рачковский предлагает отпустить за полной их негодностью. После этой реформы парижская внешняя агентура принимает следующий вид: заведующий наружной агентурой коллежский регистратор Милевский, 4 русских агента - Продеус, Козин, Петров и Мельцер с прежним содержанием, 4 французских агента с содержанием - Риан и Бинт по 400 франков, Дюгэ и Дов по 250 франков; пенсия Барлэ, расходы французских агентов, консьерж в доме Юрьевской - все эти издержки, по словам Рачковского, не будут превышать 1500 франков в месяц.
Предложения Рачковского были приняты, контракт с Барлэ не возобновлялся, причем ему была назначена пенсия в первый год б тысяч франков, а затем по 3 тысячи франков.
1 октября 1887 года осуществилась и другая “мечта” Рачковского: ему начали отпускать ежемесячно 2 тысячи франков на содержание и устройство агентуры в Швейцарии, и в апреле 1888 года Рачковский представил в департамент ведомость в 12200 франков 20 сантимов на наружное наблюдение в Цюрихе за проживающими там революционерами и на поездку агентов за Ясевичем до задержания последнего в Вене.
Цюрихское наблюдение имело главной своей целью обнаружить местопребывание Говорухина и Рудевича.
Таким образом росло могущество, а также и денежные ресурсы Рачковского, так как все его сметные экономии приводили в конце концов все же к значительному увеличению расходов заграничной агентуры, и мы видим, что на январь и февраль 1887 года в его распоряжение ассигновано 20050 франков; но и этих сумм ему оказывалось недостаточно, и он входил в долги, которые чрезвычайно умело заставлял выплачивать Департамент полиции. Приводим здесь весьма характерное письмо Рачковского к Дурново от 4 ноября 1888 года:
“Вашему превосходительству благоугодно было истребовать от меня сведения, во что обошлась мне конспирация с Тихомировым. Позволяю себе изложить дело с полной откровенностью, на которую вызывает меня милостивое требование Вашего превосходительства.
После уничтожения народовольческой типографии эмигранты решили поднять тревогу в иностранной печати и воспользоваться означенным случаем, чтобы выступить перед Европой с ожесточенными нападками на русское правительство. Зная о таковом намерении, я решил не только противодействовать ему, но вместе с сим и деморализовать эмиграцию с помощью той же печати, на которую революционеры возлагали столько надежд. Между прочим, благодаря г. Нансену, о котором я уже имел честь докладывать Вашему превосходительству, результаты оказались самые блестящие: получая отповедь на каждую свою заметку в нескольких органах радикальной парижской печати, эмигранты скоро вынуждены были замолчать, и все дело кончилось лишь тем, что созданный Тихомировым в Париже террористический кружок потерял свой исключительный престиж, а самая эмиграция оказалась опозоренной.
Однако, не считая себя вправе беспокоить Ваше превосходительство г. Гансена, я благодарил его из своих личных средств.
Вместе с тем, для меня явилась очевидная необходимость в таком лице, которое имело бы доступ в разнородные органы местной печати. Необходимость эта выступала тем более, что заграничная агентура по самой своей сущности не может пользоваться теми способами действий, которые без всяких затруднений практикуют в России… Г. Гансен отвечал всем нужным требованиям, и я счел за лучшее поставить его в обязательные отношения к себе для осуществления тех агентурных целей, которые, по местным условиям, являлись достижимыми только с помощью печати.
Таким образом, и не доводя до сведения Вашего превосходительства о щекотливом денежном вопросе, я в течение двух лет платил г. Гансену, сокращая свои личные потребности и даже войдя в долги, ежемесячно от 300 до 400 франков.
Затем ход борьбы с Тихомировым создал необходимость в брошюре, где под видом исповеди нигилиста разоблачались бы кружковые тайны и темные стороны эмигрантской жизни, тщательно скрывавшиеся от посторонних. Г. Гансен, выправивши французский стиль брошюры, отыскал для издания фирму, а самое напечатание брошюры обошлось мне в 200 франков.
Наконец, на отпечатание двух протестов против Тихомирова мною дано было из личных средств 300 франков, а на брошюру Тихомирова “Почему я перестал быть революционером” доставлено было моим сотрудником Л. и вручено Тихомирову тоже 300 франков. Все же остальные расходы происходили в пределах отпускаемых мне агентурных средств.
Взявши на себя смелость доложить обо всем этом, я имел в виду единственно исполнить приказание Вашего превосходительства и никогда не дерзнул бы самостоятельно выступить с исчислением расходов, понесенных мною лично и без предварительного разрешения, по кон-спирациям с Тихомировым и его кружком.
Примите, Ваше превосходительство, уверения в моем глубоком почтении и беспредельной преданности.
Вашего превосходительства покорнейший слуга П.Рачковский”.
Жюль Гансен, родом датчанин, принял французское подданство и играл значительную роль в политических и газетных кругах Парижа: он был советником французского министерства иностранных дел и постоянным сотрудником многих парижских газет, состоял он также корреспондентом петроградских “Новостей” Нотовича. Очень вероятно, что в “Новости” его устроил Рачковский, который тоже когда-то, в начале своей карьеры, посылал корреспонденции Нотовичу из Архангельска.
Жюль Гансен был очень близок с русским послом в Париже бароном Моренгейном, с которым познакомился еще в Копенгагене, где Моренгейн был раньше посланником.
Сообщаем эти сведения, так как они проливают свет на некоторые моменты зарождения франко-русского союза. Гансен и Рачковский играли значительную закулисную роль в заключении этого союза. В начале века Гансен выпустил даже книгу о первых шагах творцов альянса-Дурново вполне согласился с доводами Рачковского и представил товарищу министра внутренних дел доклад, в котором, излагая заслуги Рачковского, просит выдать ему 9200 франков в качестве возмещения понесенных им расходов, но товарищ министра оказался более скупым и менее благосклонным и разрешил выдать лишь 7 тысяч франков. Рачковский немедленно же воспользовался этим и обратился в департамент с новым ходатайством о выдаче соответственных пособий его доблестным помощникам, которые, по его словам, “при различных фазисах борьбы с тихомировскими организациями, особенно внутренние агенты, руководимые сознанием долга, выказали так много энергии, терпения и выдержки”.