История Тайной канцелярии Петровского времени
Шрифт:
Отдельные указания в делах дают основание полагать, что пытки иногда носили более изысканный характер: после битья кнутом иногда пускали в дело огонь, то есть жгли калеными щипцами или горящими вениками — «было им в тех розысках: Федоре — 32, Авдотье — 36 ударов, а потом они, бабы, и огнем жжены»; «было ему во оном розыску 60 ударов и после розыску жжен огнем, а с огня говорил»; «Петр Онучин пытан и жжен клещами». Никаких иных пыток в делах не встречается, что отнюдь не говорит о невозможности их существования.
Надо заметить, что при содержании колодников тоже руководствовались «розыскными» целями. О здоровье колодников, по-видимому, заботились: и доктор Севальт, и лекарь Волкерс были постоянными врачами, лечившими колодников Тайной канцелярии; когда Ушаков письмом жаловался Блументросту на неаккуратность врачей, то Блументрост отвечал, что лекарь Волкерс «к больным
Наряду с допросами и «розыском» употреблялись также вспомогательные приемы для отыскания истины. Очень часто в инструкции сержантов, посылаемых за обвиняемыми, включался пункт о производстве обыска с опечатыванием подозрительных вещей для их препровождения в Тайную канцелярию; это опечатывание вещей, а иногда и помещения являлось обычным приемом. Если дело происходило в Петербурге, то обыски и опечатывание поручались подканцеляристу вместе с офицером, состоявшим при Тайной канцелярии. До нас дошел следующий документ: «По указу Его Императорского Величества отбывающему в канцелярии Тайных Дел на карауле Шлюшельбургского полку порутчику Якиму Ледицкому да подканцеляристу Семену Шурлову: прибыв Вам на Васильевский остров ген. — фельд. кав. св. кн. А.Д. Меншикова у бывшего крестового попа (что ныне рострига) Никиты Терентьева двор его на помянутом острову подле двора его светлости деревянной, собрав всякий багаж, что есть, в удобные места, запечатать и поставить караул, и о том в Канцелярии Тайных Дел репортовать. Секретарь Иван Топилской».
Когда же ни обыски, ни пытки, ни допросы не давали достаточно определенных данных, а между тем в это время кто-либо из преступников, обычно изнуренный «розыском», был недалек от смерти — в таком случае призывался священник, которому ставили задачу на предсмертной исповеди добиться у обвиняемого искреннего признания или точных, правильных показаний; практиковалось это не так уж и редко. При такой исповеди иногда присутствовал секретарь Тайной канцелярии.
Более успешному расследованию способствовали также вознаграждения, которые Тайная канцелярия почти всегда выдавала за «правый донос». Суммы вознаграждений колебались, но в большинстве случаев находились в пределах 5-30 рублей, смотря по важности доноса.
Такими мерами и средствами пользовалась Тайная канцелярия при расследовании поручаемых ей дел. Но, несмотря на жестокую решительность действий, отнюдь не всегда она достигала цели — раскрыть истинную картину преступления не всегда удавалось и такими средствами. Иногда оговоры до того запутывали дело, противоречия даваемых под пытками показаний доходили до таких размеров, что становилось невозможно разобрать, где и в чем истина. Чем тщательнее Тайная канцелярия расследовала иные дела, тем глубже заходила в лабиринт, из которого просто так уже было не выбраться. Хорошей иллюстрацией к этому служит «новгородское дело»; даже министрам оно представляется мудреным, а уж тут в пытках не стеснялись. Более или менее опытный преступник мог с успехом оговаривать и подводить под пытки всех, кого ему заблагорассудится. «Сомнением Вашим, Государь мой, — пишет Толстой Ушакову, — по Новгородскому делу я весьма согласуюсь; и что распопа Игнатий при смерти скажет, на том можно утвердиться и по тому его последнему допросу и бабам указ учинить, чего будут достойны». Так был найден выход — несколько искусственный — из тех «сомнений», в которых запутались даже опытные в деле розыска министры.
У Тайной канцелярии были довольно значительные денежно-имущественные хозяйственные дела по конфискуемым имуществам и проч. Производство по такого рода делам
II
Мы уже имели случай говорить об указах императора, об их роли и значении в делах Тайной канцелярии. Какова бы ни была их форма, они всегда находили себе место в «Книге именных указов». От 1718 года до нас дошла такая книга в хорошем кожаном переплете; в нее подшиты все подлинные указы Петра. Однако в дальнейшем такой порядок, видимо, был признан неудобным; подлинные указы стали присовокупляться к делу, и заведена была особая книга, куда вносились в копиях все указы обычно за скрепой Ушакова и секретаря Топильского. Так образовалась одна из важнейших делопроизводственных форм Тайной канцелярии. Каждый год составлялась одна такая книга с копиями указов, тщательно переплетаемая и хранимая; можно предполагать, что копии вносились в эту книгу собственноручно секретарем, то есть вторым лицом Тайной канцелярии после министров.
Мы уже видели, что определения и приговоры Тайной канцелярии обычно выносились и могли делаться только министрами. В делопроизводстве эти определения играли роль лишь ступенью меньшую, чем царские указы, и стояли, таким образом, на втором по значимости месте. Если императорские указы не подчинялись и не могли подчиняться никаким делопроизводственным формам, то «определения» имеют в этом смысле некоторую историю.
С 1718 года, с самого начала существования Тайной канцелярии, ее приговоры и определения сразу приобретают относительно прочную форму, выливаясь в следующий шаблон: «1718 г. ноября в 30 день по указу великого государя, тайный советник и от лейб-гвардии капитан Петр Андреевич Толстой, генерал порутчик Иван Иванович Бутурлин, от лейб-гвардии Преображенского полку майор Андрей Иванович Ушаков, от гвардии от бомбандир капитан порутчик Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев, слушав вышеписанного (или „сея выписки“)… приговорили»… (идет самый приговор с глаголами в неопределенном наклонении). Если сравним эту форму приговора с формами, бывшими в майорских розыскных канцеляриях (кн. П. Голицына, Матюшкина и др.), то увидим, что отличия отсутствуют. Таким образом, перед нами опять намек на преемственность майорских канцелярий и Тайной канцелярии, на их близкую кровную связь.
Форма определений оставалась неизменной до 1722 года, но в самом начале этого года происходит какой-то перелом, вследствие которого она совершенно изменяется. В результате определение от 15 февраля 1722 года имеет уже следующий вид: «…По указу Его Императорского Величества, Тайная Канцелярия, слушав сей выписки, определила…» С этих пор до самого конца существования Тайной канцелярии форма ее определений и приговоров уже не меняется.
Трудно при столь скудных данных уловить значение этих изменений, но можно полагать, сопоставив две формы, что первая из них имела в виду более лица, вторая же — более учреждение, и такая перемена формы, быть может, свидетельствует, что к 1722 году Тайная канцелярия стала больше государственным учреждением, чем конторой, исполнявшей личные поручения.
Первое впечатление при рассмотрении определений и приговоров может повести к заключению, что в такой вид обычно облекались распоряжения министров, касающиеся присуждения к наказанию и пыткам колодников, то есть собственно судебные приговоры. Но это верно только отчасти: определения хотя и в меньшей степени, но все-таки касались и других сторон деятельности Тайной канцелярии. Мы уже видели, как разнообразны были занятия министров, когда они оказывались в Тайной канцелярии. Конечно, большая часть времени уходила на судебные разбирательства и на вынесение приговоров, облекаемых в форму определений, однако у Тайной канцелярии в заведывании были имущества и конфискованные суммы; у нее был свой бюджет, который тоже требовал наблюдения и распоряжений. Сколько удается проследить, все в области финансовой тоже делалось исключительно определениями — с таким же точно изменением форм их во времени. Ни один даже мелкий расход не делался без соответствующего определения.