История трех царей
Шрифт:
— Да, обстоятельства могут изменяться… значительно. Очень значительно, я бы добавил. Но сердце! Сердце всегда одно и то же. Садок, я всегда был благодарен Богу за то, что Саул был нашим первым царем Я содрогаюсь при мысли о том, какая была бы беда, окажись Давид молодым человеком под другим царем. Практически нет разницы между человеком, обнаружившим Саула в своей жизни, и тем, кто нашел Авессалома в своей. В любой из этих ситуаций развращенное сердце найдет свое оправдание, Саулы этого мира никогда не смогут увидеть Давида, они могут увидеть только Авессалома.
— А чистое сердце? — спросил Садок.
— О, это поистине редкая вещь. Как сокрушенное сердце поступит с Авессаломом? Так же, как с Саулом? Скоро нам предстоит это узнать, Садок!
— И ты, и я не были удостоены чести присутствовать там, когда пришел час Давида и Саула. Зато нам оказана честь быть здесь в его час с Авессаломом. Я, например, собираюсь очень внимательно наблюдать разворачивающуюся трагедию; при этом у меня добрые предчувствия, что я получу один-два урока. Попомни мои слова: Давид проложит свой путь через все это, и он пройдет это испытание с тем же благородством и мужеством, которые он проявил в юности.
— А Авессалом?
— Авессалом? Через несколько часов он вполне может стать моим царем, ты это имеешь в виду?
— Такая возможность существует, — ответил Садок уже почти с юмором.
Нафан улыбнулся:
— Если Авессалом получит трон, да сжалится Бог над всеми царствами Саулов, Давидов и Авессаломов! По моему суждению, наш юный Авессалом станет превосходным Саулом, — закончил Нафан и пошел прочь по длинному коридору.
— Да. Превосходный Саул. Потому что во всем, кроме возраста и положения, Авессалом — уже Саул, — закончил Садок разговор вслед удаляющемуся Нафану.
Глава XXV
И позавидовали в стане Моисею [и] Аарону, святому Господню
— Спасибо, что пришел, Садок.
— Мой царь.
— Ты — священник Божий. Не расскажешь ли мне историю давно минувших дней?
— Какую историю, мой царь?
— Историю Моисея. Ты ведь ее хорошо знаешь…
— Знаю.
— Расскажи мне ее.
— Рассказать всю? Она длинная.
— Нет, не всю.
— Тогда какую часть?
— Расскажи о восстании Корея.
Первосвященник устремил на Давида проницательный взгляд. Давид смотрел на священника, и глаза его горели. Оба все понимали…
— Я расскажу тебе историю про восстание Корея и о поступках Моисея при этом восстании. Многие слышали историю Моисея. Он — величайший пример помазанника Господня. Истинное Божие правление осуществляется через человека, вернее, через сокрушенное сердце человека. У Божиего правления нет формы или порядка, есть только человек с сокрушенным сердцем. Моисей был таким человеком.
Корей же не был таким человеком, хотя он был двоюродным братом Моисея. Корей хотел власти, которая была у Моисея. Однажды мирным утром Корей проснулся. В то утро не было никакого разногласия среди Божиего народа, но до окончания этого дня он нашел двести пятьдесят два человека, согласных с его обвинениями против Моисея.
— Выходит, у народа были проблемы и тогда, когда правил Моисей? — спросил Давид.
— В царствах всегда существуют проблемы, — ответил Садок. — Всегда. Более того, способность увидеть эти проблемы — воистину невеликий талант.
Давид улыбнулся и спросил:
— Садок, ты же знаешь, что были несправедливые царства и несправедливые правители, и притворщики, и лжецы, обманывающие народ. Как могут простые люди узнать, какое царство с недостатками, но возглавляется людьми Божиими, а какое не достойно людского повиновения? Как различить?
Давид остановился. Он понял, что натолкнулся на то, что хотел знать больше всего. С трудом он снова заговорил:
— И царь… Как он может узнать? Может ли он узнать, справедлив ли он? Может ли он узнать, достойны ли обвинения? Существуют ли какие-нибудь признаки? — последние слова Давида звучали взволнованно.
— Давид, ты ищешь некий эталон. Даже если бы он и был, и существовал бы способ его найти, нечестивые устроили бы так, что их царства подходили бы под него! И если бы такой эталон существовал, и достойный правитель достигал бы совершенства по нему, то нашлись бы такие, которые заявили бы, что он не отвечает ни одной его части. Ты недооцениваешь человеческое сердце, Давид.
— Тогда как же можно людям узнать?
— Им не узнать.
— Ты хочешь сказать, что среди сотен голосов, утверждающих о своем достоинстве, простой Божий народ не может знать, кто истинно помазан нести Божию власть, а кто — нет?
— Они никогда не будут знать наверняка.
— И кто же тогда может знать?
— Бог всегда знает. Но Он не говорит.
— Тогда нет никакой надежды для тех, кто должен следовать за недостойными людьми?
— Их внуки смогут увидеть события ясно. Они будут знать. А участники никогда не будут знать наверняка. Тем не менее все это к добру.
— То есть?
— Так же неизбежно, как то, что восходит солнце, людские сердца подвергаются проверке. И, несмотря на требования и обвинения, в сердцах всех участников выявятся настоящие мотивы. Это может показаться неважным в глазах людей, но в глазах Бога такие вещи являются главными. Сердце должно обнажиться. Бог об этом позаботится.
— Как это тяжело… — ответил Давид устало. — Лучше бы не было подобных вечеров. Но все же Он, кажется, посылает много, много всего в мою жизнь, чтобы испытать мое сердце. И сегодняшний вечер еще раз подтверждает это.
Садок, есть кое-что такое, что волнует меня больше всего. Может, Бог уже определил мой конец? Разве нельзя это как-нибудь узнать?
— Я не знаю другого правителя в истории, который мог бы задать такой вопрос, добрый царь. Зато знаю, что в подобной ситуации другие даже воображаемого противника уничтожили бы немедля. Но отвечаю на твой вопрос: какова Божия воля относительно тебя — мне не дано сейчас знать, и сказать тебе этого сейчас никто не сможет.