История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ
Шрифт:
Три американских и два французских президента, два британских премьера и два советских главы государства оказали Колю должное уважение. «Канцлер переходного периода» отправил в отставку четырех глав оппозиции и правил дольше всех остальных канцлеров.
За шестнадцать лет все прошедшее сконцентрировалось в одно целое. В 1976 году Йоханнес Гросс пророчески писал: «Аденауэр был отцом республики, Эрхард — ее кормильцем. Брандт хотел спасти ее, Шмидт сохранить, а Коль стал канцлером нового типа, не желающим определять себя самостоятельно и предвещающим будущее, зародившееся в начале этого круга». На пути к единству Коль взял что-то от каждого своего предшественника: он придерживался «политики силы» Аденауэра, веря в то, что только решительный Запад сможет подвигнуть Москву на уступки. Он получил в наследство политику ослабления
В конце концов Федеративная республика устала от Коля. Его наследник на посту канцлера, Герхард Шрёдер, почувствовал эту усталость. Он не обещал построить новую республику, но пообещал улучшить ту, что уже имелась — радикальные перемены не были никому нужны, требовалось просто не допустить застоя.
«Мы готовы», — в полный голос заявляла СДПГ в своей предвыборной кампании, но это не соответствовало действительности. После 16 лет пребывания в оппозиции партия, казалось, полностью утратила способность реально управлять. Да еще к тому же на ее стороне оказались «зеленые», которым их внезапная власть казалась чуть ли не подозрительной. «Канцлер хаоса» смеялся над средствами массовой информации, судя по быстро меняющемуся курсу нового правительства; в каждый только что принятый закон тут же вносили поправки.
Герхард Шрёдер как никто из его предшественников мечтал занять пост канцлера. Давно вошел в историю эпизод, в котором социалист Шрёдер, будучи крепко навеселе, тряс ручку двери резиденции канцлера и кричал: «Пустите меня внутрь!» 27 октября 1998 года он наконец достиг цели: Герхард Шрёдер был избран на пост канцлера большинством в 351 голос. Он получил на 6 голосов больше, чем количество членов его партии. Даже Вилли Брандту в 1969 году не удавалось получить всеголоса своей партии. Шрёдера часто сравнивали со своим харизматичным соратником по партии. Безо всяких сомнений он, подобно Брандту, хорошо умеет завладеть вниманием общественности. Оба они родом из простых семей: Брандт вырос в простой рабочей семье без отца, Шрёдер — сын уборщицы, рано потерявший отца. Обоим свойственна вполне умеренная тяга к созданию документов. Но этим сходство исчерпывается. Стиль правления Шрёдера напоминает нам, если для сравнения выбирать из членов СДПГ, прагматика Гельмута Шмидта. Однако если вдуматься, черты правления Коля тоже нередко просматриваются в общей картине канцлерства Шрёдера. Как и его предшественник, он избегал того, чтобы кабинет становился местом настоящих разногласий, политика «готовилась на кухне». Именно Коль был тем, кто бессознательно больше всех повлиял на укрепление канцлерской власти Шрёдера. Когда культ личности прежнего канцлера рухнул, образ Шрёдера засиял невиданными до тех пор красками.
Результат годичного правления красно-зеленых вышел убийственным. Никакое другое правительство послевоенных лет не теряло так стремительно популярность, как правительство Шрёдера. «Человек из народа» обманул народ в лучших чувствах, выходя на публику с сигарой Cohiba в зубах и фотографируясь в дорогих костюмах от ведущих дизайнеров для элитных глянцевых журналов. И когда его несгибаемый соратник по партии Оскар Лафонтэн за одну-единственную ночь сдался по всем позициям и оставил все свои посты, стало казаться, что коалиция находится при последнем издыхании. Благосклонность избирателей постепенно иссякла: верхушка СДПГ каждое воскресенье проигрывала на местных выборах в Гессене, Заарланде, Тюрингии и Саксонии. Лафонтэн выразил общее мнение: «Он на это не способен».
Но Герхерд Шрёдер именно тогда добивался успеха, когда отступать было некуда. Самым сильным политиком он оказался на поприще, где, как ожидалось, его просто должно было ждать поражение: во внешней политике. В Югославии немецкие войска были задействованы в военных действиях впервые после Второй мировой войны, и правительству удалось благодаря своему разумному курсу вернуть большую часть своего потерянного авторитета. Когда канцлер реабилитировался своим выступлением в средствах массовой информации и предоставлением государственных средств потерявшей веру в собственные силы строительной корпорации «Филипп Хольцман», общественность снова повернулась к нему лицом. Неожиданно оппозиция одарила новое правительство как раз тем. в чем оно так нуждалось — затишьем в политической борьбе для того, чтобы оно могло найти свой путь. Когда партия ХДС после раскрытия правды о благотворительных махинациях Коля переживала самый большой кризис за всю свою историю, «красно-зеленые» снова оказались на коне, а Шрёдер из шута на посту канцлера превратился в уважаемого государственного деятеля. После налоговой реформы и успехов во внешней политике правительство Шрёдера, проработав половину срока, было гораздо сильнее и популярнее, чем после первого года правления.
Станет ли правление Шрёдера эпохой или останется всего лишь эпизодом, станет ясно немного позднее. В некотором смысле оно уже вошло в историю. В лице Герхарда Шрёдера, родившегося всего за пять лет до возникновения Федеративной республики, мы имеем дело с первым канцлером — представителем послевоенного поколения. Объединение Германии превратило наконец боннское правительство в берлинское, но взгляд назад на пять десятилетий истории Федеративной Республики Германия убеждает нас — многое из опыта Бонна стоит того, чтобы взять с собой в Берлин.
Более чем 50 лет существования Федеративной республики — и всего семь канцлеров. В истории они представили логическую цепочку удачных инициатив, за успехом которых в конце концов пропали распри и скандалы, причиной которых они в свое время были. Аденауэр придал Федеративной республике столь необходимую ей значимость, отвернувшись от Востока и обратившись лицом на Запад. Брандт сломил одностороннюю направленность внешней политики государства, повернувшись лицом к Востоку. С этих пор Федеративная республика перестала быть западноевропейским государством, а стала европейским. Плоды доверия, выросшие на почве открытости республики Брандта, пожал Коль и использовал столь умело, что в один прекрасный день подарил своему народу долгожданное единство, надежда на которое почти исчезла.
Сегодня часто звучат упреки в том, что процесс объединения происходил слишком поспешно и на него следовало бы потратить гораздо больше времени. С экономической точки зрения упрек этот оправдан, с политической — нет. Ведь немцы живут не на острове, окруженном со всех сторон морем, а посреди Европы. Дверь к единению была лишь чуть приоткрыта, а главное — лишь на короткий миг. Уже в ноябре 1990 года, после отставки советского министра иностранных дед Эдуарда Шеварднадзе все было бы совсем не так просто, так же как и я 1991 году после свержения Горбачева.
Часто упоминаемый занавес истории приоткрылся лишь на миг. Так что на путь к единству нужно было не упустить момент и действовать очень быстро. Так действуют крестьяне, убирая урожай в закрома при первых раскатах грома и загоняя лошадей в укрытие, а как потом молоть и хранить урожай — другая история.
Федеративной республике повезло с канцлерами, а немцам повезло с Федеративной республикой. И наше общее желание должно состоять в том, чтобы историкам будущего не пришлось писать, что эти 50 лет Федеративной Республики Германия, между правлением Аденауэра и переездом правительства в Берлин, были самыми лучшими страницами немецкой истории.
Патриарх
Конрад Аденауэр
«Тот, кто знает жителей Рейнланда, знает также и то, что они не бывают слишком вежливы, даже если такими выглядят. Я родом из Рейнланда».
«Я такой, какой есть».
«Я глубоко любил немецкий народ в любой ситуации. А что касается хитрости: если она необходима, нужно ею обладать».
«Сколько мне сейчас лет? Иногда я этого и сам не знаю».
«Не все, что я говорю своему народу, ложь».
«Конечно же, я уважаю право. Но и по отношению к праву нельзя быть слишком щепетильным».
«В политике речь идет вовсе не о том, чтобы быть правым, а о том, чтобы оказаться правым».
«Мы выбираем партию, а партии живут дольше отдельных людей».