История Украины
Шрифт:
6 мая планы были снижены до 18,1 млн т. Для сравнения, в 1931 г. – 22,4 млн т. Правда, фактически было собрано в 1931 г. только 19,4 млн т. Но и план в 18,1 млн т. не был выполнен Украиной.
«Дальнейшие просьбы руководителей Украины Чубаря и Петровского о необходимости снизить планы поставок Сталин прокомментировал в письме к Кагановичу: «По-моему, Украине дано больше, чем следует. Дать еще хлеб незачем и неоткуда». Уже летом 1932 г. Сталин обсуждал возможность снятия с постов Косиора и Чубаря, но в итоге решил ограничиться «укреплением» руководства более жесткими работниками из других регионов.
Украинские колхозники, вместо благодарности за оказанную помощь, бросают колхозы, разъезжают по Европейской части СССР и разлагают чужие колхозы «своими жалобами и нытьем», его позиция стала изменяться. От практики предоставления
7 июля 1932 г. планы поставок хлеба с Украины были повышены. От голодных людей нужно было защитить и собранное продовольствие. Отсюда – принятый в 7 августа 1932 г. закон о наказаниях за кражу государственного и колхозного имущества в крупных размерах – вплоть до расстрела. Характерно, что ворованным считался и хлеб, который крестьяне укрыли от поставок государству. Сталин предложил ЦК КП (б) У оповестить крестьян, что к укрывателям будет применяться этот закон. Формально закон не должен был относиться к одиночным кражам из нужды или по «несознательности», но соответствующее разъяснение было сделано только 1 февраля 1933 г.
В 1932 г. трудовая армия СССР была вымотана длительным напряжением сил, хаосом колхозной перестройки, отсутствием стимулов к труду – все равно все заберут. Изъятие продовольствия проводилось варварски и вело к огромным потерям. По данным историка В. В. Кондрашина, «в 1932 году, согласно отчету комиссии ВЦИК, весенняя посевная кампания на Северном Кавказе растянулась на 30–45 дней, вместо обычной недели или чуть больше. В Украине к 15 мая 1932 года было засеяно только 8 млн гектаров (для сравнения: 15,9 млн в 1930 году и 12,3 в 1931 году). Упорные усилия власти по расширению посевных площадей зерновых культур для роста их товарности, без введения прогрессивных севооборотов, внесения достаточного количества навоза и удобрений, неизбежно вели к истощению земли, падению урожайности, росту заболеваемости растений. Резкое сокращение тягловой силы при одновременном увеличении посевных площадей не могло не иметь своим результатом ухудшения качества вспашки, засева и уборки, а, следовательно, снижения урожайности и увеличения потерь. Широко известны факты высокого засилья сорняков на полях, засеянных хлебами в 1932 году в Украине, на Северном Кавказе и в других районах, низкое качество прополочных работ.
Закономерным следствием подобных объективных обстоятельств стали огромные потери зерна при уборке урожая, размеры которых не имели аналогов в прошлом. Если в 1931 году, по данным НК РКИ, при уборке было потеряно более 150 млн центнеров (около 20 % валового сбора зерновых), то в 1932 году потери урожая оказались еще большими. Например, в Украине они колебались от 100 до 200 млн пудов, на нижней и Средней Волге достигли 72 млн пудов (35,6 % от всего валового сбора зерновых). В целом по стране в 1932 году не менее половины выращенного урожая осталось в поле. Если бы эти потери были сокращены хотя бы на половину, то никакой массовой голодной смертности в советской деревне не было.
Тем не менее, по оценкам источников и свидетельствам очевидцев, в 1932 году урожай был выращен средний по сравнению с предыдущими годами и вполне достаточный, чтобы не допустить массового голода. Но убрать его своевременно и без потерь не удалось. Поэтому, в конечном итоге, он оказался хуже, чем в 1931 году…», – считает В. В. Кондрашин.
В сложившихся условиях крестьянское сопротивление (в отличие от 1930 г. скорее пассивное, чем активное, связанное с саботажем, а не восстаниями) было неизбежно и предсказуемо. Крестьянин – тоже человек, и не мог испытать прилив трудового энтузиазма от условий, в которые его загоняли. Но государством была поставлена задача провести техническую модернизацию, и ее можно было проводить только за счет крестьянского продовольствия. Пока стране и миру нельзя было предъявить первые гиганты индустрии, продолжение политики индустриализации требовало масштабных изъятий хлеба (с неизбежными потерями и падением производительности труда на селе). Коммунистическому режиму было жизненно важно дотянуть до завершения Первой пятилетки, а там
Свидетельством злонамеренной организации голода властями иногда считают слова С. Косиора от 15 марта 1933 г.: «То, что голодание не научило еще очень многих колхозников уму-разуму, показывает неудовлетворительная подготовка к севу как раз в наиболее неблагополучных районах». Эта фраза трактуется частью украинских исследователей как доказательство того, что «террор массовым голодом являлся воспитательной мерой». Однако ни эта цитата, ни сама политика коммунистов в связи голодом, об этом не свидетельствуют. Голод не приучил крестьян к труду, тем не менее, нажим на деревню ослабевает. Следовательно, не ставилась и задача именно наказания «ненаученных» голодом крестьян. Косиор скорее сетует, что крестьяне даже после такой беды не стали работать лучше, чтобы преодолеть ее последствия.
Украинские руководители искали и себе таким образом алиби: крестьяне плохо трудились, нужно было научить их производственной дисциплине. Но чтобы требовать от человека дисциплины, нужно обеспечить ему достойные условия труда. В условиях заготовленной гонки это не принималось во внимание.
22 января 1933 г. Сталин и Молотов направили ЦК КП (б) Украины и Северо-Кавказскому крайкому ВКП (б) директиву о необходимости принять меры к прекращению бегства колхозников из колхозов. Само бегство голодных людей расценивалось как новая форма «кулацкого саботажа».
В то же время в январе 1933 г. произошло новое снижение планки поставок до 15,5 млн т. А фактически было заготовлено 14,9 млн т. О. В. Хлевнюк полагает, что «если бы задание в 15 млн тонн было установлено с самого начала и быстро доведено до мест с обещанием не превышать установленные планы, ситуация в деревне, несомненно, была бы более благоприятной». Однако О. В. Хлевнюк не приводит доказательств, что в этом с лу чае запланированная планка поставок продовольствия была бы достигнута. В конкретных условиях 1932 г. эта планка оказалась настолько тяжелой, что разрушила сельское хозяйство республики. Имевшийся урожай был вывезен и съеден до завершения зимы. Мнение о том, что высокая, но выполнимая (правда – за счет голодания населения) планка облегчила бы сбор хлеба, было высказано вторым секретарем ЦК КП (б) У М. Хатаевичем, но его аргумент отражает прежде всего позицию не крестьян, а нужды сборщиков хлебной подати – повышенный план «не содействовал созданию должной мобилизованности в борьбе за хлеб. Многие работники, формально приняв этот план, в душе были уверены в его невыполнимости и на деле не дрались ни за какой план. Если бы Украина в самом начале получила план миллионов 350 пудов и при этом как следует развернула борьбу за хлеб, то сейчас было бы заготовлено, во всяком случае, не меньше, а может быть и больше всего того количества хлеба, которое нам следует сдать по ныне-действующему уменьшенному плану хлебозаготовок». Это они еще «не дрались» за план. Можно себе представить, что бы было, если бы «дрались».
Тех, кто «не дрался» за план, могли и репрессировать, как это произошло с руководством Ореховского района Днепропетровской области осенью 1932 г.
Чтобы лучше понять роль этой катастрофы в истории Украины и всего СССР, нужно хладнокровно оценить ее масштаб. Увы, проблемы причин и масштабов голода мистифицируется в ходе острой идейно-политической полемики.
«Если бы не было массового повстанческого движения 20-х гг., Москва не организовала бы уничтожения в 1932–1933 гг. 10 миллионов крестьян…» – говорит о трагедии украинского селянства глава ассоциации наследников голодомора Л. Г. Лукьяненко. Наследники жертв вовлечены в пропагандистскую кампанию, организаторы которой не заинтересованы в поиске реальных причин и масштабов трагедии. Пропагандистское построение о том, что «Москва» стремилась покарать украинцев за повстанчество начала 20-х гг. опровергается просто – от голода пострадали и те районы, где повстанчество в 20-е гг. было скромным (Казахстан), а вот Тамбовщина, прославившееся Антоновщиной, пострадала куда меньше, чем Казахстан. У голода 1932–1933 гг. и повстанчества общая причина. Государство стремилось получить максимум хлеба в производящих регионах. В 20-е гг. это вызывало вооруженное сопротивление, а в 30-е гг. сопротивление было сломлено, государство вырвало хлеб у обессиленного населения для своих нужд, и разразился голод.