История Варлаама (Скитник)

Зиганшин Камиль Фарухшинович

Утрата верной шайки была для Смельчака сильнейшим ударом. Оправившись от потрясения, он на следующий день догнал основную стаю. Волки дремали, лениво развалясь в самых немыслимых позах, в тени деревьев. Заметив вожака, они по привычке встали, но смотрели на него напряженно, даже враждебно. Во время его отсутствия в стае верховодил Широколобый и теперь, увидев, что Смельчак один, без своей свиты, он демонстративно игнорировал предводителя. Назревала схватка.

Смельчак понимал, что нужно осадить самозванца, но праздный образ жизни последних лет не прошел даром : он утратил былую силу и ловкость.

Склонив

набок голову Широколобый зорко следил за каждым движением вожака. Чуть приоткрытая пасть придавала его морде выражение абсолютной уверенности в победе. Взбешенный Смельчак подскочил к нему. Соперники, ощерившись, встали друг против друга, демонстрируя свою мощь и твердую решимость отстоять право на стаю.

Уже были показаны белые, как снег, клыки, поднята дыбом шерсть, наморщен нос, неоднократно прозвучало устрашающее рычание, а они все стояли, не двигаясь с места. Вдруг Широколобый неуловимым боковым ударом сбил противника с ног и, нависнув над ним, принялся остервенело трепать загривок.

Смельчак вырвался, метнулся в чащу, ударился о дерево и, шатаясь пошел прочь. Его фигура выражала безнадежное отчаяние: еще никогда он не чувствовал себя таким униженным. Власть Смельчака держалась на страхе и силе. Как только тиран лишился этих опор -- она рухнула и никто, даже его волчица, не последовал за ним, чтобы выразить сочувствие.

Уже давно заглохли последние верховые запахи стаи, а Смельчак все брел и брел, кипя от бессильной ярости. Наконец, он добрался до участка Северного хребта, вдоль которого зияли темные лазы пещер. Эта окраина Впадины была богата зверьем, а следы пребывания людей вообще отсутствовали и волки часто укрывались в этих местах от опасности.

Постепенно, свыкаясь с участью изгоя, Смельчак успокоился и жил тихо. Иногда, правда, наваливалась невыносимая тоска, но, не желая выдавать себя, он воздерживался от исполнения заунывных песен о своей обиде на предавших его сородичей. Чтобы облегчить душу, он в такие минуты лишь уныло и жалобно скулил, сунув морду в мох.

Как-то , стая Широколобого, перемещаясь по Впадине за оленями, случайно столкнулась со Смельчаком. Волки с полным безразличием прошли мимо свергнутого тирана -вожака. А бывшая подруга даже не скрывала своего предпочтения Широколобому. "Ты уж , Смельчак, не серчай, но твое время прошло,"- говорили ее глаза.

От повторного унижения и позора Смельчак так стиснул клыки, что на одном из них скололась эмаль. Ему, всю жизнь одержимому стремлением к главенству, жаждой превзойти других, видеть такое демонстративное предательство было невыносимой мукой, но приходилось терпеть. Сразу же вспомнилась волчица Деда: та не отходила от смертельно раненного ударом копыта суженного ни на шаг и, когда тот околел, еще долго тихо лежала, обняв лапами его остывающее тело.

Разучившись за время царствования скрадывать добычу и неутомимо гнать ее, волк поначалу вынужден был довольствоваться мелкой, как правило, случайной добычей. Зато хорошо разбираясь в мотивах голоса ворона- вещуна, Смельчак легко определял, когда тот находил падаль, и не гнушался сбегать к ней покормиться.

Однажды переев чрезмерно протухшего мяса, волк сам чуть не сдох. А после поправки уже не мог даже подходить к падали - его тут же рвало. Не будучи в состоянии быстро бегать, он приноровился размеренно и упорно,

с присущей волкам выносливостью ходить за добычей часами, а порой и сутками. Безостановочно шел и шел, не давая возможности жертве передохнуть, подкрепиться. Поначалу она бежала резво, металась с перепугу, напрасно тратила силы. Постепенно у нее тяжелели ноги, голова клонилась к земле. Расстояние между ними медленно, но верно сокращалось. Страх близкой смерти лишал жертву последних сил, а у Смельчака близость добычи наоборот их прибавляла. Наступал момент, когда вконец измотанный, загнанный зверь, чуя неизбежную погибель, смирялся и останавливался равнодушный уже ко всему. Смельчак, переведя дух, подходил к еще живой добыче, которая даже не пыталась сопротивлятся. Так он потихоньку восстанавливал форму. К концу лета волк стал налегать и на ягоды, поедая их в огромных количествах, отдавая предпочтение голубике и бруснике.

Однажды, подняв морду, он уловил в воздухе почти неприметную примесь постороннего для здешних мест запаха. Пометавшись по лесу и внюхиваясь в следы, он, обнаружив искомую нить, побежал по ней размеренным плавным махом, поднимаясь по склону хребта к скалистой стене, изрытой пугающими своей таинственностью черными дырами пещер. Из них тянуло тленом, промозглой сыростью. Откуда-то из земной глыби, из-под камней, доносились далекие, сдавленные, нечленораздельные звуки. Порывшись у входа одной из них, он обнаружил так необычно пахнущий странный деревянный предмет из щелей которого и шел этот волнующий запах.

В один из ласковых майских дней, дремавший на лесине, отощавший за зиму, Смельчак был разбужен хрустом гальки и плеском воды: кто-то переходил речку. Похватав налетные запахи, волк уловил аромат лосихи. Точно! Брюхатая корова осторожно брела по перекату прямо на него. Волк сглотнул слюну, в голову ударила кровь.

Когда будущая мать остановилась под обрывом, чтобы дать стечь воде, Смельчак выверенным прыжком оседлал ее, вонзив клыки в шею. Очумевшая от неожиданного нападения лосиха, оберегая бесценное содержимое живота, опрокинулась на спину и, задрав ноги, с ожесточением принялась кататься по волку. Тот, разжав челюсти, чуть живой, отполз к воде, а потрясенная мамаша поплелась в глубь леса.

Выполняя просьбу травозная-деда, Корней шел по высокому берегу речки, что-то мурлыча в кудрявую бороду в поисках мать и мачехи, необходимой для приготовления лекарственных сборов. Обнаружив очередную плантацию, он присел на корточки и стал с именем Христовым, да с именем Пресвятой Богородицы аккуратно срывать листья. Складывая их в котомку, Корней ощутил на себе до боли знакомый взгляд. По спине даже озноб пробежал. Человек резко обернулся и внизу у воды увидел...Смельчака! Правильнее сказать, его жалкое подобие, но глаза, точнее, один незаплывший глаз, сразу выдал его.

– Вот так встреча! Так ты, старый вурдалак, оказывается жив!?

Волк вздрогнул, еще сильнее прижал к затылку уши и втиснул голову в речную гальку. В темном зрачке засквозили испуг, тоска, чувство полной беспомощности. Он не желал мириться с участью обреченной жертвы, но и реально предпринять что-либо был не в состоянии. У него не осталось сил даже оскалить знаменитые когда-то клыки. Уцелевший глаз тихонечко заслезился: то ли от жалости к самому себе, толи от страха, что настал час расплаты.