История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы
Шрифт:
Сила оружия и блеск двора Матьяша обеспечили ему славу и уважение, однако судьба обделила его, основателя династии, главным — у него не было законного наследника. Напрасно последние годы своей жизни он, прибегая ко всякого рода уловкам, пытался сохранить престол за своим побочным сыном Яношем Корвином, рожденным в 1473 г. Так и не добившись решения вопроса с наследником, Матьяш умер в зените своей славы. Это случилось в Вене 6 апреля 1490 г. «Умер Матьяш, и с ним умерла справедливость» — так, по преданию, говорили в XVI в. простые венгры. «Матьяш умер, и теперь книги в Европе станут дешевле», — якобы воскликнул, по свидетельству очевидцев, Лоренцо Великолепный, услышав сообщение о смерти короля Венгерского Ренессанса.
Социально-политический кризис и
«отклонение» от Запада
Вскоре после смерти Матьяша была открыта Америка. Это совпадение можно считать символическим для судьбы Венгрии, а, по сути, всей Восточной и Центральной Европы (польский современник Матьяша король Казимир IV умер в 1492 г.). Этот период считается началом Новой истории, когда развитие торговли, финансов, промышленности, вооруженных сил, мореплавания и системы государственного управления постепенно стало
По иронии судьбы усиление власти дворянства в регионе обусловливалось процессом нового европейского «разделения труда», вызванного географическими открытиями. Освоение природных ресурсов Нового Света с неизбежностью превратило Западную Европу в торговый, промышленный и финансовый центр Старого Света, тогда как за странами Центральной и Восточной Европы закрепилась роль поставщиков сырья и сельскохозяйственной продукции. Происходившая в Европе XVI в. «революция цен», вызванная притоком из-за океана огромного количества золота и серебра, привела к постоянному и заметному росту цен на продукты питания. Столь благоприятное для помещиков-землевладельцев стечение обстоятельств подвигло их на борьбу за увеличение аграрного производства и рост экспорта, но, прежде всего, за укрепление своей власти над крестьянами. В парламентах именно они составляли подавляющее большинство, поэтому им не составило особого труда добиться принятия нужных законов. Во времена правления Владислава, Яна Ольбрехта и их потомков парламенты Богемии, Венгрии и Польши один за другим издавали эдикты, привязывавшие крестьян к земле, усиливавшие их правовую зависимость от помещиков, возрождавшие барщину (corv'ee) в манорах. Это было т. н. «вторичное закрепощение»: прежняя тенденция замены барщины денежным оброком и превращения крестьянина в свободного арендатора изменилась на 180 градусов. Крестьяне оказались в положении, более похожем на полурабское существование русских крепостных, чем на жизнь независимых фермеров, которые уже в то время стали появляться на Западе. Это, разумеется, привело к крестьянским волнениям и к их подавлению силой, что весьма укрепило в дворянстве гонор и чувство самоуверенности, что, в свою очередь, подрывало политические устои централизованной власти, ослабляя ее и создавая благоприятные условия для нападения извне.
Социальные структуры венгерского общества в том виде, в каком они складывались на протяжении всего средневекового периода, оказались хорошо приспособленными для подобного хода событий при всей непредсказуемости новой ситуации. Около 60 % (а то и более) годовых доходов в казну при Матьяше поступало от сельского хозяйства. Выше уже говорилось, что основными статьями венгерского экспорта были скот (в XV в. его экспорт достигал 100 тыс. голов в год), вино и полезные ископаемые. Помимо золота и серебра, которыми Венгрия снабжала большую часть Европы до тех пор, пока на рынке не появились драгоценные металлы из Америки и Африки, к концу XV в. важное значение приобрела медь. Ее добыча была механизирована Яношем Турзо — дворянином, членом Краковского городского совета, венгром по рождению. Он вместе с Фуггерами [10] из Аугсбурга занялся монополизацией в этой отрасли металлургии. Таким образом, отсутствие готовой продукции в составе венгерского экспорта не было чем-то неожиданным для страны. С другой стороны, среди импортируемых товаров в сколь-либо существенных объемах фигурируют только ткани и кожи, поэтому можно предположить, что собственные ремесленные промыслы и внутренний рынок работали достаточно энергично. Однако «настоящих» городов — вольных королевских городов с фортификационными сооружениями и советами самоуправления — в конце XV в. (скорей всего, это был период их застоя или упадка) в стране насчитывалось всего три десятка. Их население в совокупности не превышало 90 тыс. человек, что совершенно не впечатляет, особенно при сравнении с численностью граждан благородного — дворянского — происхождения, почти ничего не имевших за душой, помимо врожденного высокомерия, подпитываемого правом на привилегии. Не обладая материальным достатком или интеллектуальным превосходством над окружающими, они, тем не менее, составляли группу с огромным политическим влиянием, которая сражалась за свои подлинные или мнимые интересы. Среди около 3,5 млн. подданных венгерской короны один из 20 или 25 был дворянином (во Франции этот показатель составлял 1:100), тогда как один свободный горожанин приходился на 40 человек (во Франции 1:10), и это в том случае, если согласиться с убедительной концепцией, согласно которой жители оппидумов, или торговых городков, по своему социальному статусу были ближе к сельскому населению, пользующемуся максимумом крестьянских «свобод», нежели к горожанам с минимумом городских прав.
10
Южногерманский дом банкиров.
Эти особенности социальной структуры отражались в общественных отношениях, институтах и обычаях страны, а они, в свою очередь, также оказывали влияние на социальную структуру. Так, ни в Англии, ни во Франции никому бы и в голову не могло прийти, что в парламентах может не быть представителей самоуправляемых городов. В Венгрии, напротив, мало кто даже догадывался о необходимости присутствия на заседаниях государственного собрания представителей вольных городов. И вполне закономерно, что там — в стране, где в конце XIII в. и с еще большей активностью после 1400 г. начала вызревать идея автономности «политического
Парламентское заседание по избранию на престол наследника Матьяша было намечено на май 1490 г. В претендентах недостатка не было. Помимо Яноша Корвина, которого поддерживали все давние сторонники клана Хуньяди среди дворянства и который был сказочно богат, венгерского престола добивался Максимилиан Габсбург. Его право на это предусматривалось договором от 1463 г., подписанным Матьяшем и Фридрихом III. О венгерской короне мечтали также оба брата Ягеллоны, чья мать была внучкой Жигмонда и сестрой Ласло V. В довершение ко всему на наследие Матьяша претендовала даже его вдова — королева Беатриса.
Корвин (позднее он сумел это доказать) был хорошим воином (организовал оборону южных границ), но не имел дара политика. Во всяком случае, его кандидатуру отвергли самые влиятельные военные и государственные деятели времен Матьяша. Возможно, они считали, что, отказав всем иноземным претендентам, они заведут Венгрию в ситуацию с непредсказуемыми последствиями. Претензии Максимилиана были самыми обоснованными, и именно с ним можно было связывать надежды на помощь против турок (активизации которых ожидали сразу после смерти Матьяша), но господствующие сословия, прежде всего, хотели получить такого короля, контроль за которым находился бы в их руках. Этому требованию идеально соответствовал Владислав. Он был коронован как Уласло II, но при условии подписания предвыборных обещаний, в частности об отмене всех нерегулярных налогов, займов и других «вредных нововведений» Матьяша. Корвина попытались умилостивить титулом герцога Славонии и тем, что он оставался самым богатым магнатом страны. Такая к нему благосклонность осталась даже после того, как он взбунтовался и был разгромлен военачальником Кинижи, некогда служившим Матьяшу. В 1491 г. были также разгромлены войска Максимилиана и Яна Ольбрехта, брата Владислава. В боевых действиях против них использовали наемную армию Матьяша. Однако затем, когда наемникам не заплатили за несколько месяцев, они принялись грабить местное население, за что и были разогнаны в 1492 г. войсками Кинижи.
На первый взгляд, большая часть правления Владислава прошла спокойно как внутри королевства, так и на его границах. Борьба, связанная с наследованием венгерского престола, сначала разожгла аппетиты турок, которые предприняли несколько, правда неудачных, попыток захватить стратегически важные укрепления, но в 1495 г. был заключен мирный договор, продлевавшийся в течение нескольких лет. Не возобновлен он был только в 1501 г., когда Владислав присоединился к коалиции римского папы и Венецианской республики. Однако главной его целью было получение солидной субсидии, предложенной ему союзниками, и потому он уклонялся от решающих сражений или штурмов. Ситуация изменилась в 1512 г., когда более воинственный султан Селим I Грозный пришел к власти, низложив своего отца Баязида II, и боевые действия на южном фронте возобновились и велись с переменным успехом. В целом, за весь тот период к туркам отошел только боснийский банат Среберник. Тем не менее, общее соотношение сил было неблагоприятным для Венгрии; вылазки и набеги без объявления войны участились в окрестностях крепостей, возведенных Матьяшем, что нарушало коммуникации между ними, препятствовало бесперебойному снабжению гарнизонов. Сдерживать натиск турок становилось все труднее и труднее.
Единственным серьезным конфликтом между Венгрией и ее христианскими соседями стала война, объявленная Максимилианом в ответ на заявление венгерских сословий о том, что ни один иностранец не должен быть избран королем Венгрии в случае, если Владислав уйдет из жизни, не оставив наследника. Конфликт был улажен тайным договором о наследовании от 1506 г. В соответствии с ним внук Максимилиана должен был жениться на дочери Владислава, а сын последнего, если он родится, должен был взять в жены Марию — сестру Фердинанда. Когда условия этого тайного договора стали достоянием гласности, собрание представителей сословий Венгрии потребовало, чтобы король объявил императору войну, но Людовик, сын Владислава, родился через несколько месяцев, и вопрос о войне фактически отпал.
Если судить по хронике событий, в политическом отношении это был самый безмятежный период со времени правления Жигмонда; не было ни одной попытки низложить Владислава силой оружия либо искусной интригой. Однако истинной причиной стабильности являлось то, что магнаты нашли «законные пути» навязывания своей воли как правителю, так и другим сословиям. Они не предпринимали никаких мер по преобразованию институтов и стиля правления Матьяша. Они скорее экспроприировали их. Контроль полностью перешел к Королевскому совету, решения которого Владислав никогда не оспаривал. Отсюда его прозвище — Владислав Добже (что в переводе с польского означает «хорошо»). Канцлер стал чрезвычайно могущественной фигурой. В течение почти всего правления Владислава должность главы как большой, так и тайной канцелярий занимал Тамаш Бакоц, чья блестящая карьера началась при Матьяше с должности рядового чиновника. Когда Владислав взошел на венгерский трон, Бакоц был уже епископом Дьёра, затем Эгера и, наконец, архиепископом эстергомским. Став канцлером, он оставался в сане кардинала. Сохранилась даже практика сбора нерегулярных налогов или чрезвычайных займов. Только теперь, когда не стало «черного войска», они собирались самими баронами для укрепления их военных отрядов и комитатами для содержания наемников. Результаты были вполне предсказуемыми: численность армии в стране резко уменьшилась, а доход королевской казны упал до 200 тыс. форинтов и меньше, т. е. даже ниже того уровня, с которого Матьяш начинал.