История Византийской Империи. Том 3
Шрифт:
Следя за редкой карьерой Василия, мы должны признать в нем ловкого и искусного человека, который хорошо понимал людей и умел ими пользоваться для своих целей. Если принять во внимание, что он едва ли имел даже первоначальное школьное образование, то личность его должна вырасти перед нами до больших размеров. Несомненно, он обладал твердым и настойчивым характером и далеко не часто встречающимися способностями, которые позволили ему и на высоте власти оказаться не ниже предъявленных к нему его положением задач. Конечно, ему казались дозволенными всякие средства, если ими достигалась цель; с ним опасно было встречаться на одной дороге, состязаться с ним не были в состоянии его современники, перед ним стушевались Варда, Фотий, не говоря о Михаиле. Но за этим царем, запятнавшим себя двумя убийствами из политических целей, числится большая заслуга перед историей. Именно при нем был поставлен вопрос об устоях, на которые должна была опираться империя, и этот вопрос решен был в том смысле, что европейские этнографические элементы должны были получить преобладание перед азиатскими.
Цари Македонской династии перенесли центр тяжести империи из Азии в Европу, отвечая этим на важные запросы, которые к тому времени совершенно настойчиво заявили о себе. На престоле империи Василий оставался тем же практическим и зорко присматривающимся к обстоятельствам наблюдателем, каким мы видели его раньше. И нужно сказать, что его сметливость и отзывчивость на потребности государства, его понимание государственных учреждений и разнообразных общественных классов создали ему много почитателей, которые охотно прощают ему
Патриарх Фотий также относится к числу новых людей в истории Византии, по силе и глубине значения он даже должен быть поставлен впереди Василия. Но хотя по высокому научному образованию и по талантливости Фотий представляет собой совершенно неожиданное и до известной степени чрезвычайное явление, тем не менее об обстоятельствах его подготовки к исторической роли мы лишены всяких сведений и, можно сказать, первая хронологическая дата, касающаяся его жизни, совпадает со временем избрания его на патриаршую кафедру. Он был несколькими годами моложе царя Василия: рождение последнего можно относить к 813–814 гг., а рождение Фотия следует полагать между 816–826 гг. Он происходил от знатной семьи, имевшей в Константинополе широкие связи. Спафарий Сергий, отец Фотия, был в родстве с знаменитым патриархом Тарасием и принадлежал к партии иконопочитателей. Хотя семья эта пострадала во второй период иконоборческой эпохи, но при царице Феодоре она снова занимала в столице высокое положение. Сестра императрицы принцесса Ирина была в замужестве за братом Фотия патрикием Сергием. Другой его брат, Тарасий, носил сан патрикия. Сам Фотий получил прекрасное воспитание и впоследствии был профессором в высшей константинопольской школе, где преподавал философские науки (9). Достигнув тридцатилетнего возраста и по своему происхождению и связям делая хорошую карьеру, Фотий не мог оставаться в стороне от жгучих вопросов внешней и внутренней политики, которые тогда занимали константинопольское общество. Не оставаясь в стороне от тогдашнего движения, он даже был им выдвинут на передовой пост и получил в свои руки решение назревших тогда важных вопросов церковной политики. Иконоборческая эпоха оставила в наследие царям и патриархам X в. окончательную постановку всемирно-исторического вопроса об отношении Восточной Церкви к Западной; независимо от того историческая эволюция VIII и начала IX в. выдвинула на Западе новую Римскую империю, которая в тесном союзе с латинской Церковью и с папством вступила в серьезную борьбу с Восточной империей и Константинопольским патриархатом и при помощи завоеваний и религиозной миссии имела целью положить предел политическому и церковному расширению Восточной империи в пользу Западной. Фотию выпала задача принять на себя решение этих вопросов в интересах Восточной империи и Константинопольского патриархата, и с этой точки зрения должна оцениваться его деятельность.
В 846 г. по смерти патриарха Мефодия патриаршая кафедра поручена была императрицей Феодорой и клиром монаху Игнатию, благочестивому и мало знакомому с задачами текущего времени старцу, проведшему в монастырском уединении большую часть своей жизни. В мире он назывался Никитой и был сыном царя Михаила I и Прокопии, дочери царя Никифора. Когда Михаил лишился власти в 813 г., Никите было около 15 лет. Вместе со всем царским семейством он был сослан в заточение, причем его сделали евнухом и постригли в монашество под именем Игнатия. До 48-летнего возраста, когда последовало его избрание в архиепископы Константинополя, он оставался в монастыре, где достиг игуменства и пользовался уважением среди подчиненной ему братии. Но на кафедре Константинопольского епископа его ожидали трудности, с которыми он не мог справиться. Не говоря уже о придворных обычаях и о зазорном поведении царя Михаила III, которое часто нуждалось в добром исправлении авторитетом высшей церковной власти и которое не могло быть безразличным для патриарха, Игнатий имел против себя сильную партию среди высшего духовенства. Трудно в настоящее время разобраться в интригах тогдашних церковных партий и понять истинные причины недовольства в церковных кругах патриархом Игнатием. Партия, враждебная патриарху, сосредоточивалась под водительством Григория Асвесты, Сиракузского архиепископа, который был возведен в это звание Мефодием. Весьма вероятно, что при посвящении его были допущены некоторые отступления от канонических правил, кроме того, и против него были предъявлены обвинения в неканоническом посвящении подчиненных ему епископов. Григорий Асвеста определенно стал на сторону врагов Игнатия при самом возведении его в патриархи. На его стороне были, между прочим, епископы Петр Милетский и Евлампий Апамейский, которые отделились от патриарха, не признавали его церковного авторитета и старались унизить его в глазах Церкви и светского общества. Положение патриарха Игнатия сделалось весьма трудным, в особенности с того времени, когда враждебная ему партия духовенства нашла себе могущественную поддержку в лице патрикия Варды. Так как церковные вопросы находились тогда в весьма тесном соотношении с политическими (10), то падающее на конец 856 г. устранение отдел царицы Феодоры неизбежно содействовало усилению враждебной Игнатию партии и ослаблению его церковного авторитета. При таких условиях слишком резкое выступление патриарха против самого влиятельного в правительстве лица, патрикия Барды, не могло не вызвать катастрофы. Известно, что Варда, разведясь с своей законной женой, вступил в связь с своей снохой, женой умершего сына. Патриарх обратился к нему с просьбой и увещанием прекратить соблазнительное сожитие, но Варда не обратил на это внимания. На праздник Богоявления 857 г. Варда должен был, следуя придворному обычаю, принять причастие, но патриарх отказал ему в этом. Затаив раздражение против Игнатия, всемогущий тогда Варда стал придумывать способ наказать патриарха. Враждебная Игнатию церковная партия с Григорием Сиракузским во главе подала Варде руку и подготовила вопрос о низвержении патриарха. Хотя Михаил III не имел особенных причин желать удаления патриарха, который нимало не стеснял его и оставлял за ним полную свободу для его религиозного безразличия, но на этот раз искусно был выдвинут вопрос о пострижении Феодоры и ее дочерей, на что патриарх не хотел дать своего согласия. Но фактически он так мало имел значения, хотя и удерживал еще за собой духовную власть, что помимо его воли царица Феодора и ее дочери были пострижены в сентябре 857 г. и заточены сначала во дворце карианском, а потом переведены в монастырь Гастрии. Спустя несколько времени патриарх Игнатий без суда и следствия личной волей царя был лишен власти и сослан на остров Теревинф (23 ноября 857 г.). Правительство занялось приисканием преемника ему, который мог бы удовлетворять и церковные нужды того времени, и требования правительства. Принадлежа к партии Варды и стоя на стороне духовенства, отделившегося от Игнатия, Фотий признан был наиболее достойным кандидатом на освободившийся патриарший престол, хотя удаленный патриарх не считал своего дела потерянным.
Нельзя сомневаться в том, что Фотий по своему положению не мог оставаться в стороне от громкого церковного вопроса, о котором мы говорим. Он находился в близких сношениях с Григорием Асвестой, который и дал ему посвящение в духовный сан. В шесть дней — с 20 по 25 декабря — он прошел все степени церковной иерархии и в день Рождества Христова 857 г. возведен в патриархи. Этим, конечно, нарушались, хотя далеко не в первый раз, обычаи Церкви, что было причиной появления нового церковного раскола в патриархате. Одни стояли за удаленного с кафедры патриарха, другие были на стороне нового. Главным его защитником был Варда, но против него было духовенство и главнейше Студийский монастырь, организовавший борьбу с Фотием. Первые годы своего управления Церковью Фотий употребил на укрепление своего положения и на борьбу с партией низверженного Игнатия.
На основании переписки Фотия легко составить себе понятие, как трудно было его положение по возведении его в патриарший сан (11). Оказывается, что из него будто бы хотели сделать орудие для достижения посторонних и нечистых целей, что его воля мало принималась во внимание. В особенности ему трудно приходилось соблюсти равновесие в сношениях с Вардой, который стеснял авторитет патриарха даже в церковных делах. Не раз приходила ему мысль о сложении с себя епископского сана ввиду крайне резких отношений, в какие он невольно стал к значительной партии духовенства, поддерживавшей патриарха Игнатия. Из писем Фотия можно также видеть, что против него оказались даже некоторые его прежние друзья, что он обманулся в своих надеждах и против ожидания втянут в борьбу, исхода которой не мог предвидеть. Сторону Игнатия держал Студийский монастырь, в котором организовалась сильная оппозиция против Фотия, много ему повредившая и оказавшая сильное влияние на тогдашнее общественное мнение, складывавшееся неблагоприятно для нового патриарха. Монастырь Студия при игумене Николае, ученике знаменитого Феодора, был центром, откуда направлялись идеи церковной политики и дисциплины и вместе с тем здесь складывались основные начала монастырского общежития и всего обихода монашеской жизни. В особенности же научные и литературные произведения, выходившие из этого монастыря, влияли на общественное мнение и подготовляли направление церковной политики. Хотя Фотий достиг того, что Николай сложил оружие, покинув свой монастырь и удалившись в Вифинию, но вместе с тем он вооружил этим против себя игуменов и архимандритов константинопольских монастырей. Чтобы привлечь их на свою сторону, он произвел реформы в управлении монастырей, освободив игуменов от излишней зависимости по отношению к монастырской общине и поставив их в непосредственные отношения к патриарху. Чтобы рассечь узел, образовавшийся из вопроса о низвержении Игнатия, который не хотел признать себя лишенным сана и патриаршеского достоинства без авторитета высшей церковной власти, Варда и Фотий признали настоятельную необходимость предоставления этого дела на усмотрение папы и, выдвигая на первое место иконоборческий вопрос, испрашивали согласия его на присылку своих уполномоченных в Константинополь для участия в Соборе. Необходимость участия высшего авторитета в решении местных дел вызывалась и тем обстоятельством, что приверженцы Игнатия составили против Фотия Собор в храме св. Ирины и, ссылаясь на нарушение канонов при его избрании, объявили его низверженным. На Соборе было между прочим указано, что Фотий избран при живом и не отказавшемся от власти патриархе, что он возведен из светского звания в шесть дней в высший церковный сан и что, наконец, при посвящении его нарушен был тот обычай, что посвящение епископа Константинополя было правом митрополита Ираклии. Фотию оставалось отразить нападение равным оружием. Он созвал Собор в храме свв. Апостолов, на котором подверг отлучению Игнатия и его приверженцев. Тогда начались церковная усобица и те гонения против Игнатия, уже находившегося в ссылке, о которых много говорится в его жизнеописании. Таким образом, казалось необходимым покончить с этим весьма неприятным вопросом, создавшим в империи две Церкви, из которых обе были подвержены одна от другой отлучению.
Папа Николай послал своих уполномоченных, и в мае 861 г. состоялся в Константинополе Собор, на котором обсуждалось и дело Фотия. В присутствии царя и кесаря Варды Собор в значительном составе 318 отцов осудил и низверг Игнатия и признал законность избрания Фотия. Мы будем иметь еще случай возвратиться к этому Собору, так как с ним связывается начало горячих споров между Римом и Константинополем, теперь же ограничимся указанием, что по случаю этого Собора выяснилось весьма важное обстоятельство: греки плохо понимали латинский, итальянцы — греческий язык и самые переводчики не обладали достаточными знаниями. Переводы с одного языка на другой редко были точны и правильны, нельзя отрицать при этом и намеренного изменения смысла как в других актах, так и в папском письме (12). Но на некоторое время перевес был на стороне Фотия. Это развязывало ему руки и позволило сосредоточить внимание на подлинных задачах вселенской патриархии, самая постановка которых составляет большую честь и славу патриарха Фотия.
Переходя к общей характеристике Фотия, мы должны прежде всего заметить, что западные писатели относятся к нему весьма неблагосклонно, справедливо усматривая в нем главного виновника бесповоротного разрыва между Восточной и Западной Церковью. Историки греко-восточной Церкви выделяют в его деятельности такие элементы, которые прямо лежат на его личной ответственности, от таких, которые выражают неизбежный ход исторического развития и характеризуют культурное направление Востока и Запада. С мировой точки зрения, оценивая Фотия как исторического деятеля, мы должны признать его высокоодаренной натурой. Чтобы найти критерий при оценке Фотия, необходимо стать на точку зрения широких всемирно-исторических интересов. Ни один патриарх не до- стигал такой силы и могущества и не пользовался таким почетом и уважением, как Фотий. Он не только заставил смолкнуть противников, добившись торжественного признания своих прав на Соборе, на котором присутствовали и папские послы, но и поставил Константинопольский патриархат в равное положение с Римским, отучил апеллировать в Рим недовольных и нанес сильные поражения притязаниям папы. Слава об его учености, обширные сношения с отдаленными народами, безусловное доверие царя, уважение среди почитателей и учеников — все соединилось к тому, чтобы создать Фотию исключительное положение, благодаря которому он мог решиться на многое, мог оказать человечеству неизмеримые услуги, равно как нанести непоправимый ущерб.
Патриарху Фотию принадлежит решение вопроса об отношении Восточной Церкви к Западной, вопроса, порожденного иконоборческой эпохой, одним из последствий которой явилось крайнее принижение Константинопольской патриархии перед Римским престолом. Фотий задался целью повысить значение Константинопольского патриарха и поставить его выше Римского папы. Достигает он этой цели, частью утверждаясь на актах Вселенских Соборов и церковной практике, частью действуя личным авторитетом и настойчивостью. Возгоревшаяся таким образом борьба между Константинопольским патриархом и Римским папой впервые точно обосновывается в энциклике, или окружном послании, с которым Фотий обращается в 868 г. к восточным патриархам. В этой энциклике им перечисляются все вины латинян. Он выступает в ней, против догматической стороны их учения (filioque), против светской власти папы и против притязаний Римской Церкви на первенство. Право Константинопольской Церкви на первенство Фотий обосновывает тем доводом, что с перенесением императорской власти с Запада на Восток перенесены были вместе с нею и привилегии Римского первосвященника; не менее того он настаивает на апостолическом характере Константинопольской кафедры. Эти соображения особенно верны теперь, когда Запад имеет своего императора. К этим положениям Фотия в Риме отнеслись с крайней неприязнью: вражда увеличивается еще вследствие вопроса о преобладании над новообращенными народами, болгарами и моравами. Момент появления Фотиевой энциклики в 868 г. следует считать кульминационным пунктом борьбы Восточной и Западной Церкви. В этой энциклике собран весь материал, на котором строится принцип отделения Восточной Церкви от Западной. Впоследствии Михаилу Кируларию оставалось лишь бросить в лицо Римскому папе подобранными Фотием обвинениями и этим произвести официальное разделение обеих Церквей. Теория Фотия о власти патриарха касается и отношений духовной и светской власти. Вопрос этот, грубо поставленный в иконоборческую эпоху, был разработан Фотием научным образом в Номоканоне. Этот акт церковного законодательства определяет право царя и право патриарха и значение патриарха в Церкви.
Особенная сторона деятельности Фотия заключается в отправлении миссионеров к славянским народам, которые выступают в этот момент на историческое поприще и требуют себе у Византии проповедников. Избрание и отправление на проповедь Кирилла и Мефодия и разрешение вопроса о применении славянского языка к богослужению и переводу свв. книг составляют вечную заслугу Фотия. Он дал, таким образом, толчок развитию народного языка славян, благодаря которому они несокрушимы, так как, обладая языком да еще религией, народ будет жить, несмотря ни на какие угнетения. Либеральное и гуманное отношение Фотия к вопросу о национальном языке можно сравнить лишь с отношением к нему Иоанна Златоуста. Фотий не пользуется уважением со стороны приверженцев римско-католической Церкви: действительно, нет человека, который бы принес Римскому престолу больше вреда.