История всемирной литературы Т.1

Бердников Георгий Петрович

Между тем престарелый царь Дхритараштра, Гандхари и мать пандавов Кунти, избравшие для себя участь отшельников, погибают от лесного пожара. Умирает Кришна, которого ранил в пятку — единственное уязвимое место на теле Кришны — некий охотник, приняв его за оленя. Узнав об этих новых горестных событиях, Юдхиштхира наконец осуществляет давнее намерение — назначает своим преемником внука Арджуны Парикшита, а сам вместе с братьями и Драупади покидает царство. Один за другим не выдерживают тяжелого пути через Гималаи и умирают Драупади, Сахадева, Накула, Арджуна и Бхима. Когда в живых остался один Юдхиштхира, его у священной горы Меру встречает Индра и с почетом провожает на небо. Но на небе Юдхиштхира не находит своих братьев и узнает, что они мучаются в аду. Тогда Юдхиштхира отказывается от небесного блаженства и, желая разделить участь своих близких, просит и его отвести в ад. Перед воротами ада заканчивается последнее испытание

пандавов, мрак преисподней рассеивается, и отныне душе Юдхиштхиры, как и душам его братьев и других благородных воинов, суждено пребывать в раю, наслаждаясь обществом богов, гандхарвов и апсар.

Таково в общих чертах сказание «Махабхараты». Однако удивительной особенностью индийского эпоса — и это в первую очередь отличает его от иных классических эпосов мира — является то, что основной сюжет занимает не более четвертой части всей поэмы. Остальные три четверти содержания составляют вставные эпизоды, вплетенные в ткань главного повествования, но самостоятельные по своему характеру и часто искусственно, по крайней мере на первый взгляд, с ним сопряженные. Именно эти эпизоды сделали понятие «героического эпоса» слишком узким по отношению к «Махабхарате» и превратили ее в своего рода энциклопедию моральной, политической и социальной жизни, каковой она навсегда осталась для индийцев, называющих ее «пятой ведой».

Среди вставных эпизодов, иногда коротких, а иногда занимающих по нескольку тысяч шлок, часто встречаются мифы и легенды, рассказы и басни, моральные поучения и притчи, философские, этические и политические трактаты и т. д. и т. п. Некоторые из них, образуя небольшие, но вполне законченные по содержанию эпические поэмы, сами по себе стяжали славу шедевров мировой литературы.

Здесь прежде всего следует назвать сказание о Нале (впервые ставшее известным русскому читателю в переводе В. А. Жуковского), которое поведал Юдхиштхире мудрец Брихадашва, чтобы утешить его в изгнании (III, 50—78). Поэма рассказывает о трогательной и верной любви к Налю царевны Дамаянти, о несчастии Наля, проигравшего своему брату в кости царство и все имущество, о бедственных скитаниях Наля и Дамаянти в лесу, их горестной разлуке и наконец радостной встрече и дальнейшей счастливой участи. Не описания внешних событий, даже не сам сюжет, а переживания героев, символика и язык любви и верности, несчастья и радости привлекли к себе внимание творцов сказания. Поэма овеяна необычной для древней поэзии романтикой чувства, особенно ее первые главы, где рассказано, как златокрылый лебедь становится вестником любви для Наля и Дамаянти, как Наль, подавляя охватившее его отчаяние, должен исполнить обещание, которое невольно дал богам, и сообщить Дамаянти об их притязаниях на ее руку, как Дамаянти отвергает величественных, украшенных свежими венками Индру, Агни, Варуну и Яму и выбирает себе в супруги покрытого пылью и потом, представшего перед ней в увядшем венке Наля.

Не менее известна и поэма о Савитри (III, 277—283). Тема борьбы любви со смертью раскрыта в ней на мифологическом сюжете, пронизанном высоким нравственным пафосом. Савитри избирает себе в мужья Сатьявана, сына слепого царя, изгнанного из царства, хотя она знает, что ему суждено прожить всего только год. Вместе с мужем она живет в лесу, без жалоб перенося все невзгоды, а когда приближается роковой час его смерти, кладет голову мужа себе на колени и без страха встречает бога смерти Яму, явившегося за душой Сатьявана с петлей в руках, в багряной одежде, огнеокого, лучезарного, как солнце. Мольбы, обращенные Савитри к Яме, исполнены такой самоотверженности, любви, мудрости, сознания истины и долга, что Яма поочередно награждает ее щедрыми дарами: возвращает ее свекру зрение и царство, обещает сто сыновей ей и ее отцу и, наконец, отказывается лишить жизни Сатьявана.

Вставные истории «Махабхараты» пересказывают, по сути дела, всю индийскую мифологию. Здесь и мифы о старых ведических божествах Агни, Индре, Варуне и Ваю; и мифы о новых богах, оттеснивших древних, — Вишну, Шиве и Брахме; и знакомый уже нам миф о потопе; и популярный миф о пахтанье океана, по которому боги и демоны-асуры, используя гору Меру в качестве мутовки, а царя змей Васуки как веревку, взбалтывали океан до тех пор, пока из морской пены им не удалось добыть луну, богиню красоты и счастья — Лакшми и напиток бессмертия — амриту (I, 15—17); и мифы о святых мудрецах-риши, например о Бхригу, сделавшем огонь всепожирающим (I, 5—7), или об Агастье, выпившем океан, чтобы боги смогли истребить укрывшихся на его дне демонов (III, 100—103).

Наряду с героическими сказаниями, мифами и легендами, «Махабхарата» содержит большое количество басен и притч, почерпнутых, по-видимому, из фольклора и народной поэзии. Среди притч «Махабхараты» широко известна притча о разговоре океана и реки (XII, 118). Океан спрашивает реку, почему она вырывает могучие деревья, но не трогает слабый тростник, и река объясняет, что деревья истощают свои силы, сопротивляясь потоку, а тростник склоняется перед ним и снова распрямляется, когда тот проносится мимо. К распространенным по всему миру басенным сюжетам принадлежат басни «Махабхараты» о шакале, который воспользовался помощью других зверей, чтобы заполучить добычу, а потом съел ее в одиночку; о коте, притворившемся благочестивым аскетом и беспрепятственно истребившем пришедших к нему на поклонение мышей; о птицах, которые, соединив свои усилия, улетели от охотника вместе с сетью, и др. Интересно, что не всегда басни входят в «Махабхарату» как иллюстративные вставки. Так, история о вражде ворон и сов, составившая впоследствии рамку третьей книги «Панчатантры», рассказана в качестве эпизода основного повествования: один из трех уцелевших в битве кауравов увидел, как к дереву, на котором спали тысячи ворон, ночью подлетела сова и всех их перебила; это натолкнуло его на мысль напасть в темноте на спящий лагерь пандавов.

Наконец, наиболее значительное по объему место среди вставных эпизодов «Махабхараты» занимают тексты, имеющие философскую и религиозную, этическую и политическую окраску. Именно этим текстам «Махабхарата» в первую очередь обязана тем, что в Индии она стала своего рода кодексом человеческой жизни, раскрывающим содержание ее главных, согласно индийской традиции, целей: дхармы — «нравственного закона», артхи — «практического поведения», камы — «любви» и мокши — «освобождения».

Так называемые «ученые» разделы «Махабхараты» появляются в эпосе почти на всем его протяжении. Они часто, казалось бы, совершенно заслоняют основное повествование и переносят читателя в область отвлеченных рассуждений и дидактики. Иногда они составляют лишь небольшие отрывки, формально связанные с движением сюжета и поступками героев, иногда заполняют целые книги.

Так, почти вся XII и XIII книги «Махабхараты» заняты поучениями двоюродного деда кауравов и пандавов Бхишмы, который, ожидая своей смерти, рассказывает окружившим его пандавам об обязанностях царя, правах и долге четырех варн, законах государства и семейной жизни. Наставления в политике и праве чередуются в поучении Бхишмы с изложением основ космогонии, нравственности и религии, и все это, в свою очередь, украшено поучительными легендами, притчами, афоризмами и диалогами, которые придают этим книгам эпоса поэтическую силу и выразительность.

Содержание «Махабхараты» в целом оставляет, таким образом, впечатление причудливой литературной мозаики, произвольного соположения разнородных по своему характеру отрывков и текстов, дерзкой, но малоискусной попытки в пределах одного произведения совместить несовместимое. Казалось бы, творцы «Махабхараты» в течение многих столетий нагромождали вокруг древнего эпического ядра буквально все, что было у них под рукой: героические песни и фрагменты аскетической поэзии, брахманские легенды и фольклорные притчи, философские трактаты и дидактические наставления. Признавая, что каждый из таких элементов или слоев «Махабхараты» в высшей мере ценен, некоторые ученые все же полагают, что, объединенные вместе, они заслоняют друг друга, противоречат один другому и практически разрушают эпос как целое. «В определенном смысле, — пишет автор трехтомной истории индийской литературы М. Винтерниц, — «Махабхарата» в общем не единое поэтическое произведение, а скорее „целая литература“». Иными словами, привлеченные популярностью, которую приобрела «Махабхарата» уже в первых ее редакциях, компиляторы эпоса, по мнению Винтерница, усердно соединяли все, что представляло, с их точки зрения, интерес, в громоздкую форму своеобразной древнеиндийской энциклопедии.

Считая, что текст «Махабхараты» сложился в процессе многократной и несогласованной компиляции, многие исследователи усматривают в нем большое число противоречий. Иногда, на их взгляд, эти противоречия касаются частностей сюжета, иногда — основных идейных мотивов эпоса. К числу последних принадлежат не раз вызывавшие недоумение противоречия в обрисовке главных героев «Махабхараты». Сочувствие читателей эпоса — в том виде, в каком он дошел до нас, — безраздельно принадлежит пандавам. Они обрисованы в целом как великие и храбрые воины, справедливые, честные и мудрые мужи. Дело, которое они защищают в битве с кауравами, — справедливое, и победа в конечном счете на их стороне. Они любимы своими подданными и всем народом, будучи щедрыми и благородными правителями, заботятся о нем и даже в изгнании избавляют людей от злых чудовищ и притеснителей. Кауравы, наоборот, злы, тщеславны и мстительны. Ни сознание собственной неправоты, ни мудрые и благоразумные советы, которые дают им их советники, ни даже умеренность требований и миролюбие панданов не могут удержать их от коварных козней и от кровопролитной войны. Поэтому их гибель в эпосе знаменует торжество справедливости и добродетели.