История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Нельзя не отметить, что выдающийся пропагандист Шиллера в России В. А. Жуковский сумел великолепно воспроизвести в переводе поэтическую силу и эмоциональную напряженность немецкой баллады.
Однако высокие поэтические достоинства баллад Шиллера не исключают объективного суждения об их идейной направленности. Приходится признать, что в них нет той масштабности, к которой стремится Шиллер в своих драмах. Почти каждая баллада содержит какую-то нравственную максиму, хотя и имеющую общечеловеческое значение, но нередко сниженную до общежитейского смысла, к тому
Многограннее и масштабнее Шиллер предстает в балладах на античные темы — «Элевзинский праздник» (1798), «Геро и Леандр» (1801) и особенно «Торжество победителей» (1803). Мудро и проницательно подходит Шиллер к исторической ситуации, связанной с окончанием троянской войны. В «Торжестве победителей» он размышляет над жизнью греков и троянцев, говорит о трагическом жребии не только побежденных, но и многих победителей. Войну он оценивает не по ее стратегическим результатам, а по тому, как она отражается на судьбе человека.
Наступал новый, XIX век. Шиллер напряженно размышлял, вглядываясь в будущее. Оно одновременно и тревожило, и внушало надежды. В поздней лирике поэта часто звучат трагические мотивы разлада между жизнью и мечтой, роднящие его с романтиками:
Ах! В безвестном океане
Очутился мой челнок;
Даль по-прежнему в тумане,
Брег невидим и далек
(«Путник», 1803.
Перевод В. А. Жуковского)
Глубокими тревогами и сомнениями насыщено стихотворение «Начало нового века» (1801).
И вместе с тем Шиллер сохраняет верность гуманистическим идеалам Просвещения, он убежденно призывает верить в высокое предназначение человека. Тогда же в честь нового века он набрасывает мужественные строки, где говорит об исторической судьбе своего народа («Немецкое величие»). Он вновь повторяет, что честь Германии — не в князьях, не в Империи, народ сам составит славу своей страны.
Нет на свете выше славы:
Меч подняв — не меч кровавый! —
Правды молнией разить.
Разуму снискать свободу —
Значит каждому народу
И Грядущему служить!
(Перевод Н. Славятинского)
Последние пять лет жизни и творчества Шиллера связаны уже с XIX в. В его поздних драмах поставлены новые темы и проблемы, выдвинутые послереволюционной эпохой (об этом см. в VI т. нашего издания).
Творчество Шиллера имело огромный резонанс в России. При этом оказывал воздействие именно идейный накал его драм, пафос свободы и нравственный максимализм его положительных героев — Карла Моора, Фердинанда, маркиза Позы, Жанны д’Арк. По словам Чернышевского, немецкий поэт и драматург стал «участником в умственном развитии нашем», а Достоевский, будучи сам большим почитателем Шиллера, писал, что он у нас «в душу русскую всосался».
*ГЛАВА 6.*
ШВЕЙЦАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (Тураев С.В.)
Швейцария и в XVIII столетии сохраняет сложившийся консервативно-патриархальный уклад жизни. Республиканская форма правления лишь прикрывала деспотизм буржуазного патрициата — власти не допускали и малейшей критики в свой адрес и тем более мысли о каких-либо реформах. Даже Н. М. Карамзин, не склонный к острой социальной критике, после посещения Берна писал: «Некоторые фамилии присвоили себе всю власть в республике; из них составляется большой совет и сенат... из них выбираются судьи; все прочие жители не имеют участия в управлении». Автономия кантонов способствовала их разобщенности. Всюду сказывалась замкнутость в местных интересах, проявлялось стремление законсервировать средневековые цеховые порядки. Церковь — равно и католическая, и протестантская — оказывала давление на всю духовную жизнь страны, препятствовала распространению любых новых идей, в том числе в рамках самого религиозного учения.
Одной из ранних форм свободомыслия в Швейцарии стал пиетизм. Критикуя официальную догму церкви, пиетизм утверждал религию по велению сердца, насаждая культ «прекрасной души». Противостоя рационализму просветителей, пиетизм играл в целом консервативную роль. Однако и такая форма религиозного свободомыслия встретила на первых порах решительное сопротивление церковных властей.
Швейцарская литература в XVIII в. развивается преимущественно как немецкоязычная; франкоязычная часть страны не выдвинула в то время ни одного заметного литературного имени. Творчество Жан-Жака Руссо, уроженца Женевы, — составная часть литературного процесса Франции, а не Швейцарии.
Для раннего этапа литературы XVIII в. характерна деятельность Беата Людвига фон Муральта (1665—1749) из немецкоязычной части Швейцарии, но писавшего по-французски. Его «Письма об англичанах и французах» (1725) — это путевые записки человека, который все виденное оценивает с позиций швейцарского идеала патриархальности и простоты нравов. Муральт не стремится разобраться в сути социальных отношений, которые он наблюдает в Англии и во Франции; его критические суждения носят исключительно морально-психологический характер. Позднее Муральт становится активным приверженцем пиетизма («Фанатичные письма», 1739).
Просветительские идеи медленно пробивают себе путь на швейцарских землях. При этом давление консервативного уклада, сложившихся традиций так велико, что даже самые выдающиеся умы, как А. Галлер, не в силах преодолеть предрассудков окружающей среды и гнетущего влияния господствующих догм — религиозных, социальных и политических.
Центр швейцарского Просвещения постепенно складывается в Цюрихе. Здесь развивается деятельность Иоганна Якоба Бодмера (1698—1783) и Иоганна Якоба Брейтингера (1701—1776), значение которой вышло за пределы Швейцарии.