История всемирной литературы Т.6
Шрифт:
Некоторые сцены «Лавки древностей» предвосхищают позднего Диккенса, внимательно вглядывающегося в «тайники» психики. У человека (как это видно из рассказа о дедушке Нелл) две сущности — дневная и ночная. Днем он добрый, несколько бестолковый старик, преданно заботящийся о внучке, ночью — картежник и вор.
«Лавка древностей» подводит нас вплотную к осмыслению особенностей христианства Диккенса. Писатель понимал христианство довольно широко — как часть гуманистической программы исправления людей через воспитание добрых чувств. Поэтому смерть Нелл, символа добра, воспринимается в идейном плане как начало нового духовного этапа: прикоснувшись к страданию и пройдя испытание добром, по мысли Диккенса, становишься лучше.
Хотя «Барнеби Радж» создавался в 1840—1841 гг., его замысел относится к 1836 г.; уже тогда
Конечно, о серьезном соперничестве с Вальтером Скоттом в «Барнеби Радже» не может быть и речи. Даже в романах, написанных на современные темы, Диккенс обнаруживал полное безразличие к хронологии и историческим фактам. Но дело, безусловно, не в том: писатель совершенно сознательно не собирался сковывать свою фантазию требованиями исторического правдоподобия и документальной точности.
Есть в романе несомненные удачи: такова сцена штурма мятежниками Ньюгетской тюрьмы; в ней нашли, несомненно, отражение современные писателю выступления чартистов. Однако показательно, что под предводительством лорда Гордона в романе собрано настоящее отребье, начиная от жестокого и коварного сэра Джона Честера и кончая палачом Денни. Все эти люди в своих поступках либо движимы корыстными побуждениями, либо откровенным пристрастием к грабежам и разбою. Сам лорд Джордж выше всего на свете ценит успех у толпы, ради которого и затевает бунт.
Идеал романа воплощен в программном образе полубезумного юноши Барнеби Раджа, у которого есть предшественник — Пиквик, хотя «литературные корни» этих героев разные. Пиквик «восходит» к чудакам Смоллетта; Барнеби Радж легко обнаруживает свое родство с «мальчиком-идиотом» Вордсворта. На фоне людей, движимых эгоистическими, корыстолюбивыми стремлениями, на фоне тщеславия авантюристов, лукавства и жестокости грабителей и воров Барнеби Радж выделяется своим полнейшим равнодушием к благам мира. Безумие Барнеби, как и чудачества Пиквика или наивность и беззащитность Нелл, — способ ухода героя от чуждого ему мира. Вместе с Пиквиком Барнеби утверждает дорогую Диккенсу мысль об избранности человека не от мира сего, «святости идиота». Очень важно и то, что безумный Барнеби был также и веселым Барнеби. Уже в этом романе вновь совершенно отчетливо звучит тема «Пиквика» — не только материальное благополучие определяет счастье человека, а категории радости и веселья все определеннее становятся компонентами этической утопии Диккенса.
Теоретические споры никогда не влекли Диккенса. В отличие от своих современников, например Теккерея или Шарлотты Бронте, он принимал минимальное участие в литературной борьбе. Поэтому так ценны скупые высказывания, встречающиеся в некоторых его произведениях. В этом отношении «Барнеби Радж» позволяет выяснить и сложное, неоднозначное отношение Диккенса к романтикам, которым он обязан больше, чем какой-либо другой викторианский писатель. В образе молодого подмастерья Сима Тэпперитта, который вступил в тайный союз, поставивший своей целью вырвать власть у мастеров, Диккенс, «позабыв», что его герой живет в XVIII в., высмеял байронические настроения, которые ему представлялись антиобщественными и аморальными: «Мне бы родиться пиратом, корсаром, рыцарем больших дорог или патриотом. То-то было бы славно!» Хотя, как уже отмечалось, несмотря на ироническое отношение к Байрону, в романе отчетливо ощутимо влияние другого романтика — Вордсворта, его этики «естественных», «не мудрствующих лукаво» героев «Лирических баллад».
В 1842 г. Диккенс предпринял поездку в Америку, которая имела важные последствия для его творческой эволюции. Путешествие расширило кругозор Диккенса, дало ему возможность взглянуть на свою страну с некоторой дистанции.
Америка представлялась первоначально Диккенсу воплощением утопической мечты о гуманном общественном строе, при котором социальные проблемы решаются мирным, а не насильственным путем, где реализована идея всеобщего
Впечатления от поездки он воплотил в серии очерков «Американские заметки» (1842), в переписке, а также в новом романе «Мартин Чезлвит».
Очерки крайне возмутили американцев; они никак не могли предположить, что гость, удостоенный столь блистательного приема, составит об их стране и о них самих такое неблагоприятное мнение и, более того, осмелится его высказать в весьма нелицеприятной форме. Интересны и письма Диккенса. Из них становится ясно, как постепенно менялось его отношение к стране, как укреплялась уверенность в правильности подмеченной им американской национальной черты — страсти к обогащению.
Понимание этой страсти не как естественного проявления человеческой природы, а как типичной, присущей всему капиталистическому обществу и особенно ощутимой в США черты определило и качественно новый в своем социальном звучании образ «Англо-Бенгальской компании беспроцентных ссуд и страхования жизни», выведенной в романе «Мартин Чезлвит» (1843—1844). У Диккенса это первый постигнутый им до конца мощный и одновременно дутый общественный институт, за которым последуют Торговый дом («Домби и сын»), Канцелярский суд («Холодный дом»), Министерство околичностей («Крошка Доррит»). «Англо-Бенгальская компания» стала символом, который вобрал в себя всю гнилость обличаемого общественного устройства. Социальный институт, с которым так или иначе связана судьба героев, — следующий этап в изображении «тайны». Критика пороков общества через изображение полулегальных, «таинственных» организаций, которые самим фактором своего существования доказывают непрочность жизни в ее прогнивших основах — одно из гениальных прозрений Диккенса.
В XX в. идею таинственных организаций, опутывающих жизнь человека, унаследовал от Диккенса Кафка и многие другие писатели. В «Мартине Чезлвите» в изображении таинственного, мистического института еще немало «готики», от которой Диккенс будет постепенно освобождаться. У Диккенса герой (и это черта критического реализма) способен разорвать путы тайны (недаром у зрелого Диккенса столь символично рушатся таинственные дома или разоряются дутые предприятия).
Изменилась и композиционная структура: в ней наблюдается отчетливое движение от романа-пикарески к более сложной повествовательной форме. Центральной проблемой, которой впервые, последовательно проводя ее через весь роман, Диккенс задумал подчинить все повествование, стала проблема эгоизма и корыстолюбия.
Несколько иначе трактуется Диккенсом проблема добра и зла. В «Мартине Чезлвите» нет светлых фигур типа Браунлоу — Чирибл. Их место занял Мартин Чезлвит-старший. Это он подвергает родственников испытанию (к слову сказать, довольно двусмысленному), чтобы затем наградить достойных. Счастье (финансовое благополучие, тепло семейного очага) теперь не даруется за изначально присущую добродетель; его нужно заслужить. Возникает важная для зрелого Диккенса тема путешествия-испытания, которое предпринимает герой. В результате он меняет представление о себе, расстается с радужными, но не соответствующими действительности иллюзиями — самообманом — и обретает иное, просветленное отношение к миру. Таким важным в этическом отношении испытанием было мучительное путешествие Мартина по Миссисипи. Цель странствий обозначена символически — место под названием Эдем, попав в которое Мартин не знает, как бы оттуда скорее выбраться. Постепенно вырисовывается различие между Мартином и его предшественниками: Оливером и Николасом Никльби. Мартин ожидает от жизни слишком многого, а потому к его «большим надеждам» автор относится не без иронии.