История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

Казанова Джакомо

Мы провели одну из самых нежных ночей, и утром она мне сказала, что это произошло только благодаря тому, что мы не начали с того, чем мы кончили, потому что иначе она никогда бы не проявила склонность ко мне, поскольку только г-н Н.Н., по всей видимости, мог сделать ее счастливой. Я же не был мужчиной, склонным к женитьбе.

Утром Марколина нас поздравила. Она пообещала нам спать все время одна. Она осыпала нас ласками.

Пришел Пассано вместе с моим братом, мы пошли за стол и моя племянница распорядилась насчет двух дополнительных приборов, с чем я согласился.

Мой брат не мог ходить.

— Я не привык ездить на лошади, — сказал он, — и, поскольку у меня нежная кожа, не удивительно, что я весь разбит. Да исполнится воля Божья! Я за всю свою жизнь не испытывал страданий,

подобных тем, что вытерпел во время этого рокового путешествия, изнурившего мое тело и еще более душу.

Говоря так, он бросил страдающий взгляд на Марколину, заставивший нас прыснуть со смеха. Моя племянница, желая посмеяться, сказала:

— Я сочувствую вам, дорогой дядя.

При слове «дядя» он покраснел и, называя ее дорогой племянницей, отвесил ей самый дурацкий из всех комплиментов по-французски, полагая, что нас подловит. Я сказал ему замолкнуть и постыдиться, потому что он говорит как сущая свинья. Однако поэт Погомас говорил не лучше.

Этот рассказал нам, что, придя на место, где должна была быть фелука, он не знал, что и думать.

— Я вернулся, — сказал он, — вместе с господином аббатом в гостиницу, где, как я знал, вы заказали обед, чтобы что-то понять; но единственное, что я понял, это то, что хозяин вас ждет, и он ждет также принца и офицера, которые должны обедать с вами. Когда я сказал ему, что он ждет вас напрасно, так как вы уплыли, появился принц вместе с офицером, который, пылая от гнева, сказал, что вы должны заплатить за все. Хозяин ответил, что перед уходом вы хотели заплатить, но в силу приказа, который офицер передал ему, он не захотел получать от вас оплату. На это принц дал ему луи, спросив у нас, кто мы такие. Я ему ответил, что мы с вами, но вы нас не подождали. Принц, посмеявшись над приключением, спросил у меня, кто были две демуазели, которые были с вами, и я ответил ему, что одна — ваша племянница, а кто вторая, я не знаю; но г-н аббат сказал, что это его cuisine [5] , вместо того, чтобы сказать cousine [6] . Представляете, как принц засмеялся при слове «кухня». Он ушел, сказав, что он с вами еще как-нибудь встретится и вспомнит, какую шутку вы с ним сыграли. Хозяин, порядочный человек, счел своим долгом подать нам очень хороший обед, как и двум матросам, что пришли попозже. После обеда мы наняли двух лошадей и переночевали в Ницце. Этим утром мы прибыли сюда, будучи уверены, что найдем здесь вас.

5

кухня.

6

кузина.

Марколина заявила сухим тоном моему дорогому братцу, что если он вздумает в Марселе или где-то еще именовать ее его кухней , он будет иметь дело с ней, потому что она не желает быть ни его кухней , ни его кузиной . Я добавил ему серьезно, что он должен воздерживаться говорить по-французски, потому что глупости, что он говорит, позорят тех, с кем он находится.

Когда я собрался заказать двух почтовых лошадей, чтобы к ночи быть во Фрежюсе, появился человек, который сказал, что он мой кредитор, и я должен ему десять луи на то, чтобы выкупить коляску, которую я оставил ему почти три года назад. Я сразу вспомнил, что это было, когда я увез из Марселя Розали. Я стал смеяться, потому что коляска была плохая и не стоила и пяти. Я сказал, что даю ее ему в подарок. Он сказал, что не хочет от меня подарка, а хочет десять луи. Я отправил его прогуляться и заказал лошадей, чтобы уехать. Четверть часа спустя явился вооруженный стражник и сказал мне явиться, по требованию моего кредитора, к коменданту. Я прихожу туда и вижу однорукого инвалида, который вежливо говорит мне заплатить человеку, здесь присутствующему, десять луи и забрать мою коляску. Я отвечаю ему, что в моем контракте в шесть франков за месяц не

содержится срок его окончания, и я не хочу ее забирать.

— И если вы никогда ее не заберете?

— Он может оставить в своем завещании претензию ко мне своему наследнику.

— Я полагаю однако, что он может заставить вас ее забрать, или согласиться на ее продажу с торгов.

— Это может быть, но я хочу избавить его от этих хлопот наилучшим образом. Я не только согласен, чтобы он ее продавал, но я ему ее дарю.

— Ну вот, дело и кончено. Коляска ваша, говорит он этому человеку.

— Прошу прощения, месье комендант, это не конец, потому что я желаю ее продать, но хочу еще и доплаты.

— Вы ошибаетесь. А вы, — доброго вам пути и извините невежество этих людей, которые желали бы законов, согласованных с их идеями.

Было уже поздно, и я отложил свой отъезд на завтра. Нуждаясь в коляске для Пассано и моего брата, я подумал, что эта спорная могла бы им послужить. Пассано отправился ее посмотреть и, найдя ее в плачевном состоянии, приобрел за четыре луи, и я доплатил ему еще один, чтобы привести ее в такой вид, чтобы она могла доехать до Марселя. Я смог выехать только после обеда.

Глава III

Мое прибытие в Марсель. М-м д'Юрфэ. Моя племянница хорошо встречена м-м Одибер. Я избавляюсь от брата и от Пассано. Преобразование. Отъезд м-м д'Юрфэ. Постоянство Марколины.

1762–1763 гг

Моя племянница, став моей любовницей, меня воспламенила. Сердце сочилось кровью, когда я думал, что Марсель станет могилой моей любви. Все, что я мог сделать, это передвигаться самыми малыми переходами. Из Антиба я проехал только до Фрежюса, менее чем за три часа; я сказал Пассано ужинать с моим братом и идти спать, заказав себе деликатный ужин с хорошими винами с моими двумя девицами. Я оставался с ними за столом до полуночи и провел добрых двенадцать часов в постели, наслаждаясь любовными глупостями и сном; то же самое я проделал в Люке, в Бриньоле и Обане, где провел с нею шестую блаженную ночь, которая стала последней.

Едва прибыв в Марсель, я отвез ее к м-м Одибер, отослав Пассано с моим братом в «Тринадцать кантонов», где они должны были поселиться, не показываясь м-м д'Юрфэ, которая жила в той же гостинице уже три недели, дожидаясь меня.

Моя племянница была с м-м Одибер с детства; это была женщина умная и интриганка, которая испытывала к моей племяннице чувство самой нежной дружбы с самого детства, и по своим каналам надеялась получить от ее отца прощение и вернуть, таким образом, в лоно семьи. Мы договорились, что, оставив ее в коляске вместе с Марколиной, я покажу ее этой даме, которую я уже знал, и от которой мог узнать, где мог бы ее поселить, в ожидании, пока та не проделает все демарши, необходимые, чтобы добиться успеха в нашем проекте.

Я поднимаюсь к м-м Одибер, которая из окна видит меня, сходящего с кареты, и, любопытствуя, кто бы это мог прибыть к ней с почтой, выходит мне навстречу. Вспомнив меня, она соглашается зайти вместе со мной в комнату, чтобы узнать, чего я могу от нее хотеть. Я коротко рассказываю ей правдоподобную версию сути дела, про несчастье, что заставило Кроче покинуть м-ль П.П., про то, как мне повезло утешить мадемуазель в ее потере, про другую удачу, что удалось найти в Генуе некое знакомство, которое сможет представить ее не позднее чем через две недели ее собственному отцу, и про удовольствие, что я имею передать в данный момент в ее собственные руки это очаровательное существо, которого я являюсь, в сущности, спасителем.

— Где же она?

— В моей коляске, за задернутыми занавесками, невидимая для прохожих.

— Скажите ей сойти и предоставьте мне похлопотать об этом деле. Никто не узнает, что она у меня. Мне не терпится ее обнять.

Я спускаюсь, велю ей опустить капюшон на лицо и предаю ее в руки преданной ее подруги, радующейся этому прекрасному театральному действу. Объятия, поцелуи, слезы радости, смешанные со слезами раскаяния, захватывают и меня. Клермон, которого я призываю, приносит ее чемодан и все, что есть у нее с собой в коляске, и я ухожу, пообещав навещать ее каждый день.