История жены Дьявола
Шрифт:
Я хочу Монишу, уже и глаз дергается от недотраха, но еще больше хочу разложить ее на кровати рядом с собой, раскидать ее локоны по подушке, обнять и заснуть крепким сном, чувствуя ее персиковый запах. Сладкий сон рядом с любимой женщиной — райское наслаждение. Хочу ощутить спокойствие.
Захар.
Щеки Лиды покрыты забавным румянцем, она выглядит очень мило. Ей до сих пор очень неловко в присутствии Луки, она боится и стесняется его реакции на наши отношения, которые мы тщательное скрываем. Точнее она. Мне совсем не хочется ей говорить, что Лука, как бы пошло это
Этот Бес все видит и знает на перед. И его хлопанье дверью, при том, что он всегда беззвучен и скрытен, только подтверждение.
Я сам не понял, как попал в эти отношения. У меня никогда не было девушки, все мои связи были сведены к удовлетворению физической потребности, а теперь есть, сидит у меня в машине, лопочет что-то про ужин и готовку, про супермаркет. Когда я покупал продукты в супермаркете? Ни-ког-да. Посылать кого-нибудь туда — да. Но ходить с тележкой, как олень, никогда.
И несмотря на свой гонор и амбиции, неуемность характера, малышка еще та неженка, только строит из себя железную леди.
Сам не замечаю, как ухмыляюсь, при мысли о том, как по приезду домой раздену ее, войду в нее и буду укрощать ее сопротивление, пока она не начнёт меня молить о пощаде.
Наш первый раз был больше похож на войну титанов, на борьбу, войну, но никак на занятие любовью, слияние любящий двух тел. Нет. Это было жестко, на грани безумия.
Трудно вспомнить о чем именно мы спорили, у меня вообще сложилось впечатление, что этой женщине без разницы о чем речь, главное — пойти в разрез моей точки зрения, сделать что-нибудь на зло. И в тот раз, она просто заявила, что я бледная тень своего хозяина, пресмыкающееся существо. И залепила пощечину, скорчив самодовольное выражение лица и оттопырив губу. И тогда меня вскрыло.
Схватил ее за тонкую шею, которую мог сломать одним движением, заставляя замолчать. Хотелось остановить поток нецензурной брани, которую она бесконечно извергала из своего маленького ротика, которому нужно более приятное и правильное применение. Не придумав ничего лучше, повинуясь внутреннему порыву, поцеловал ее. Пробуя ее на вкус, не давал сделать даже вдоха без моего разрешения.
Ее выражение лица из гневного постепенно становилось растерянным, а тело становилось податливым. Лида боялась дышать, не смея даже пошевелиться, но потом вцепилась в меня ногтями, притягивая к себе и отвечая на поцелуй, вгрызаясь в меня, запрыгивая, обвивая ногами торс. Она стонала мне в рот.
Мне было мало этого дикого поцелуя. Я хотел ее всю. Даже если бы она сопротивлялась — меня бы ничего не остановило в тот момент. Я был готов совершить изнасилование. Эта женщина должна была стать моей. Целиком. Полностью. Вся. И нахер все.
Я срывал с нее одежду зубами, каждая секунда разделяющая меня от ее тела была невыносимой. Лида помогала мне избавляться от одежды, ловко развязала галстук, снимая пиджак, освобождая меня из брюк. Мы натыкались на мебель, переворачивая ее, сталкивая, разбивая и ломая все, что можно, вокруг себя и даже не замечая этого.
Мир поблек вокруг. Все было
Помутнение отпустило меня только, когда мы лежали на полу в ворохе уже не годной ни на что одежды. Она прижималась ко мне, спрятав лицо и краснея. Она больше не спорила со мной. Тонкая, совершенная и теперь уже моя.
Несмотря на наличие недвижимости, я никогда не жил в своей квартире, в этом не было необходимости, да и желания тоже. Я кочевник, который кочует от места к месту, которому было неважно, где заснуть, на кровати или на мешке картошки. Мне всегда было удобнее в гостиницах, где все было готовое и под рукой.
У Лиды все наоборот, она утверждает, что может заснуть только в своей кровати, под своим одеялом и на своей подушке. Меня это умиляет в ней, то как она цепляется к своим вещам.
— как ты служила в армии? — спросил я, когда это услышал, не скрывая улыбки, на что она ответила:
— ну, сейчас же я не служу! — пожимая плечами, как будто она не работает на человека, вокруг которого всегда война.
Из-за ее этой маниакальной зависимости приходится ночевать на ее кровати под ее одеялом в небольшой квартирке на Проспекте Вернадского. Нет, мне нравится у нее, все так по-домашнему и уютно, и сама Лида невероятно забавная дома в клетчатых штанишках и короткой маечке, но мне не нравится жить у женщины. Женщина должна жить у мужчины.
— Ты любишь голубцы? — она поднимается по лестнице впереди меня, перескакивая через несколько ступенек. Для меня сущее наслаждение, ее попка в джинсах сексуально подрагивает при каждом шаге, заставляя приливать кровь к члену.
Неважно, что будет на ужин: голубцы, котлеты, гвозди, песок… я жду десерта.
Она замирает на лестнице, останавливается резко.
— Лида? — мужской голос звенит по всему подъезду. Я тоже останавливаюсь, чувствуя раздражение от интонации с которой он говорит, немного обижено и слишком интимно, как мне кажется.
Голос принадлежит мужчине, лет тридцати пяти, не больше. Короткий ёжик с идеальным кантиком, гладко выбрит, спортивное телосложение и строгая одежда: синие джинсы и чёрный джемпер. Он явно военный.
В руках веник из кустовых роз и бутылка шампанского, набор юного джентльмена. Явно не за сахаром пришел.
— Вадик? — у Лиды немного удивленный голос, она явно его не ожидала здесь увидеть.
Сейчас прольётся чья-то кровь. Кабзда тебе, Вадик.
— Это кто? — Вадик бычится, выступая вперед, оттопыривая челюсть и пробегая по мне взглядом. Он достаточно симпатичный, такие нравятся женщинам, их обычно характеризуют, как мужественных
— Это мой… мужчина. — выдавливает и почему-то оправдывается перед ним Лида. Меня успокаивает только то, что она сразу обозначает роли в этом образовавшемся треугольнике.
Вадим сжимает руки в кулаки; целлофан, в который обёрнуты цветы, шуршит на весь подъезд. Глаза вояки наливаются кровью, как у быка перед красной тряпкой. Между нами стоит только Лида, которую начинает немного кидать.
Я кладу руку ей на плечо, чтобы унять мандраж и немного отодвинуть ее. Мы становимся с ним напротив друг друга.