История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой
Шрифт:
Я судорожно дёрнула ягодицами и плотно сжала свою западню для мужчин, как будто речь шла о том, чтобы поймать нового жеребца.
Он поднял голову и спросил меня:
– Тебе это приятно?..
Трепеща от охватившей меня чувственности и жадно желая продолжения, я быстро произнесла:
– Да, ваше преподобие.
Он снова провёл языком вдоль моей дырочки, провёл так нежно, что рождённое этим блаженство показалось мучительным и отрадным одновременно. Затем он снова спросил:
– Тебе кто-нибудь уже делал такое?..
– Нет, – сказала я и приподняла попку, так что моя раковина, словно
– Это очистит тебя, – сказал он, – это снимет с тебя всякую скверну…
Я протянула руку к его голове и, дерзко ухватив за тонзуру, пригнула её вниз, чтобы он нашёл своему рту более достойное применение, нежели разговоры.
В первую очередь он принялся обрабатывать клитор. Я погрузилась в такое состояние, будто всё, что было способно во мне к восприятию, внезапно сосредоточилось теперь внизу: рот, соски и внутренняя поверхность виньетки. Там, где кончик его языка касался меня, к телу, казалось, подключали электрические заряды. У меня перехватило дыхание, комната вместе со мной закружилась, и я аж глаза зажмурила.
Тут он внезапно оставил клитор, соскользнул глубже и проник языком в спусковую шахту. Моя попка на письменном столе закружилась в чардаше. Ибо что такое было совокупление в сравнении с этим раздражителем? Неистово извиваясь, я вплотную прижала щелку к его лицу. Я чувствовала, как его язык то глубоко проникает внутрь меня, то выбивает на клиторе барабанную дробь, то губы его целиком засасывали мои половые органы. Мне в эту минуту казалось вполне реальным, что все мои внутренности будут выпотрошены без остатка. То, что происходило со мной сейчас, было ещё прекраснее, чем лучшее совокупление. И всё же меня при этом неотвязно преследовала одна мысль – мысль о гигантском копье, которое маячило перед моим внутренним взором, которого я желала и которое должно было пронзить меня до самых печёнок.
– У меня подкатывает… у меня беспрестанно подкатывает, – восклицала я, – ах, я будто в раю, ваше преподобие… так хорошо мне никогда ещё не было… пожалуйста… посношайте меня, ваше преподобие… дайте мне свой шлейф… посношайте меня… нет, останьтесь… так… так… а-а, я закричу… я закричу…
Вдруг я почувствовала, как меня резко перевернули, и голова моя уперлась в чернильницу. А их преподобие поднялся с кресла. Его лицо, потускневшее до синевы, внезапно возникло передо мной.
– Давай-ка, – прохрипел он, – садись на меня… тогда ты получишь шлейф ещё раз…
Затем он, глубоко откинувшись, расположился в большом прадедовском кресле. Я крепко держалась за подлокотники и скакала верхом на острие его копья, поскольку из-под его толстенного живота ничего больше не выглядывало. Но для того, чтобы я не свалилась на пол, он своими могучими лапами цепко держал меня за обе груди, и, таким образом, мы во все колокола отзвонили с ним второй номер, который нам обоим доставил несказанно больше удовольствия.
Затем он позволил мне соскользнуть с колен и протянул мне носовой платок. Когда я собралась обтереться, он заметил:
– Погоди, мышка, тебе следует помочиться…
И с этими словами принёс мне свой синий колоссальный ночной горшок. Я выпустила в него свою влагу и всё священное масло, которым столь щедро и обильно помазал меня помощник священника.
Он стоял рядом и застёгивал брюки. Потом я привела себя в порядок, и когда, опустив подол, снова расправляла на себе платье, помощник священника предварительно, как бы прощаясь, ласково потрепал меня по груди. Я замерла в ожидании дальнейших событий.
Однако за этим ничего не последовало. Священнослужитель сказал:
– Теперь ступай, дочь моя, я буду за тебя молиться, а завтра рано утром приходи ко мне в церковь на исповедь…
Я поцеловала ему руку и пошла. Когда он собрался отомкнуть дверь прихожей, снаружи раздался стук.
Он открыл, на пороге передо мной стояла школьная подруга:
– Сегодня у меня больше нет времени, – довольно неприветливо сказал ей их преподобие. – Приходи, пожалуй, завтра после обеда…
С этими словами он выпроводил и меня за порог и запер за нами дверь. Мы, две девчонки, вместе поплелись прочь, и, естественно, разговорились между собой. Её звали Мелани, она была дочерью хозяина ресторана, и хотя ей тоже было только тринадцать лет, выглядела так, будто уже была маленькой трактирщицей. Она была очень толстой, такой толстой, что при ходьбе широко расставляла ноги. У неё была большущая, широкая задница и такие пышные груди, что они торчали далеко вперёд и мешали ей разглядеть собственный пупок.
Когда мы спустились по лестнице, она спросила меня:
– Что ты у преподобного отца делала?..
– А ты чего от него хотела?.. – вопросом на вопрос ответила я.
– Могу себе представить, – заявила она, – что там происходило…
– Ну, и что же могло там происходить?..
– Разумеется, ты исповедовалась в нецеломудрии!..
Я не удержалась от смеха.
– Часто уже у него бывала? – спросила она.
– Сегодня в первый раз… а ты?
– Ах, я… – она улыбнулась, – я, пожалуй, уже раз двадцать была… и другие девчонки: Фердингер, Гросбауэр, Хузер и Шурдль тоже…
Она перечислила сплошь фамилии наших школьных подруг. Я была просто ошеломлена.
Однако Мелани продолжала:
– Тебе он тоже ртом делал?..
– А тебе?.. – осторожно спросила я.
– Естественно, – быстро сказала она. – Он мне всегда ртом делает… он каждой из нас так делает… это для очищения… и хорошо-то как… не правда ли?
– Да, – призналась я, – очень хорошо.
– Тебе уже кто-нибудь делал ртом?.. – полюбопытствовала она у меня.
– Нет, – сказала я, – сегодня это было впервые…
На это она хвастливо заметила:
– А мне это всё время делает наш главный официант… когда бы я ни захотела… достаточно мне только придти в комнату для прислуги…
– А другие слуги?.. – поинтересовалась я.
– Да туда никто не заходит, когда мы внутри… они уже знают…
– Как? – озадаченно спросила я. – Они знают об этом?
– Естественно, – равнодушно возразила она, – они тоже ведь меня пудрят, когда мне хочется. – И она рассказала мне следующее: – У нас служат один главный официант, один пикколо, один буфетчик и ещё кучер, все они спят в комнате для слуг. И два года тому назад я однажды поехала с кучером Иоганном в Симмеринг. Ну, стало быть, дорогой стемнело уже, и когда мы ехали полем, тут я вдруг почувствовала его ладонь на своей груди. К тому времени у меня уже были довольно большие груди, как сейчас у тебя.