История золотого Будды
Шрифт:
— Не понимаю вас… — откровенно признался Красл. Он действительно не знал уже, кому и чему верить.
— Потому что вы не считаете меня человеком. Да, да, в чешских газетах изобразили меня кровопийцей, чуть ли не самим дьяволом. А ведь я просто должен защищаться от сброда, который сбежался сюда со всех концов страны. Я бы охотно дружил с ними, да они не хотят. А жить надо! Без строгости с ними нельзя. Но понапрасну я никому вредить не хочу!
Они медленно шли к фабрике, как бы прогуливаясь; карета медленно двигалась перед ними, на сей раз барон беседовал с учителем как с равным, словно забыв, как он недавно кричал на него.
— Пальме и полицейский комиссар сказали мне, что вы что-то знаете о Золотом Будде, — сменил тему фабрикант.
Красл затаил дыхание — вот оно! Вот откуда эта
— О ком? — растерянно спросил он.
— Не притворяйтесь, мне все известно. Не знаю, как вы обошли Ганку, но получилось у вас здорово! Полиции вы неплохо помогли, но я хочу просить вас нигде больше не упоминать о Золотом Будде.
— Почему же? Почему это вас так волнует?
— Хотя бы ради Альбины.
— С чего бы такая деликатность?
— А вы хотите, чтобы ее покойный отец был пред всеми разоблачен как преступник? Все его здесь уважают, ваш доктор Х. хочет поставить ему памятник, а вы вдруг начнете публично обвинять его в воровстве… А зачем? Ну человек, ныне уже покойный, поддался однажды минутной слабости. Но как только я припер его к стенке, он вернул статуэтку тут же!
— Вернул? А когда?
— Где-то на святках, кажется. После того, как мои люди выследили, что он пытался продать ее какому-то ювелиру в Либерце.
— Не верю! Зачем бы тогда…
В разъяснениях барона что-то было не так. «Зачем же тогда вы приказали убить Павлату?» — чуть не спросил Красл, но вовремя прикусил язык.
— Что тогда? Я знаю, о чем вы говорили в полиции. Потому я и здесь. Мне отнюдь не доставляет удовольствия, когда мое честное имя треплют в полиции! Действительно, зачем мне смерть Павлаты? Статуэтка, украденная им, к моменту его смерти уже три месяца как вернулась в мой фамильный сейф. Вот, взгляните…
И фабрикант извлек из кармана золотую статуэтку смеющегося бога, который, говорят, приносит счастье. Величиной в мужскую ладонь, тонкой чеканки, украшенная бриллиантами и рубинами, на лбу большая сияющая жемчужина. Скорее целая коллекция драгоценных камней, вделанных в золото, чем произведение искусства. Сверкающие глаза Будды — огромные алмазы — окончательно разбудили Красла. Поди угадай — статуэтку взяли у мертвого Павлаты или он вернул ее добровольно.
— Ганка обманул вас, учитель, — продолжал Риссиг, как бы читая мысли. — Он боялся, что вы откроете его убежище полицейским, поэтому и выдумал, будто я его посылал к Альбине. В действительности он был соучастником Павлаты в воровстве, они вместе похитили статуэтку. Лавочник иногда заходил ко мне и, видимо, обратил внимание на коллекции моей матери, которая питает особое пристрастие к вещам восточных мастеров. Эту статуэтку я подарил ей к шестидесятилетию. Уверяю вас, это стоило немалых денег. Пришлось привлечь и родственников, хотя и говорят, что я миллионер. В комнате все эти китайские вещицы стоят на виду, незапертые. Павлата, видимо, объяснил Ганке, где что, а сам стоял настороже у дома, пока тот, уже опытный в подобных делах, разбил окно на первом этаже и унес статуэтку. И получил за это пару сотен. Можете представить, как он обозлился: лавочнику целое состояние, а ему две сотни! Вот почему, когда Павлата погиб то ли случайно, то ли по собственной вине, Ганка решил устранить Альбину и завладеть Буддой. Но статуэтка давно уже была у меня. А с Альбиной вы ему помешали. Когда же вы открыли и его убежище в Либерце, он начал изворачиваться.
Красл вспомнил, как подозрительно Ганка вел себя в ресторане и в костеле.
— Разумеется, как принято здесь, он все свалил на Риссига, — продолжал барон. — В прошлогодней засухе я виноват: мои машины движет пар, вот почему вода не может собираться в тучи и нет дождя над их полями. Я к таким разговорам привык, пан учитель, — барон несколько разгорячился. — Но меня поражает, когда такой образованный, как вы, человек в это верит, ради этого жертвует будущим этой несчастной девушки… Анархисту, взломщику и доносчику вы верите
Красл чуть не напомнил Риссигу, что тот не далее как вчера гордился предками — лавочниками-лоточниками, но счел за благо промолчать. Риссиг опять запутал все рассуждения учителя о мотивах и участниках преступлений. Действительно, зачем фабриканту стрелять в Павлату и травить его дочь, если Будда уже у него, а всякие документы, разные там девизы — это явные выдумки Ганки.
— Однако на суде в Млада Болеславе Ганка был вашим свидетелем, от этого вы не откажетесь. Так что в обвинениях против своего же агента…
— Моего агента? Это просто смешно! Думаете, у меня такие колоссальные фонды, что я могу содержать целую армию доносчиков? Да они сами приходят ко мне со своими доносами и клянчат, как нищие! Когда Ганка понял, что запутался и вот-вот угодит под суд за связь с Голаном, он пришел ко мне просить помощи. И сам добровольно выболтал все, что знал. Мой директор кинул ему пару монет на бедность.
— И он же подыскал ему место в Либерце?
— Возможно, я этим не интересовался. Это уж в компетенции Пальме. А Ганка не зря кланялся. Во время суда выяснилось, что в молодости за ним водились весьма темные делишки…
— Он хотел убить наместника…
— Ого! — Теперь барон уже открыто издевался. — Вы и на самом деле прекрасно информированы, любезный учитель. А вам не пришло в голову, что человеку, с юности готовому к убийству, легче стать убийцей, чем владельцу фабрики, целыми днями занятому своими производственными делами? Ну, разбирайтесь сами! Я вам что мог объяснил, показал статуэтку. Больше не могу тратить время зря. Все, что я сказал вам, чистая правда, и вряд ли вам удастся узнать что-нибудь еще. Хотите, могу всем объявить, что Павлата был вором. Альбина вряд ли обрадуется и, наверное, не поблагодарит вас. Прощайте, учитель! Думаю, мы с вами больше не встретимся… — И фабрикант поспешил к карете, которая ждала его у ворот.
«Неужто меня вправду ослепила ненависть к Риссигу?» — размышлял Красл, возвращаясь к дому Павлаты. То, что он рассказал, объясняет все без исключения. Опять все сошлось на Ганке. И все же Красла не покидало странное ощущение, будто его обыграл в карты шулер.
IX. Тайное посещение
Он проснулся от шума и поначалу не мог сообразить, где он: в своей комнатушке в доме возле школы или на постоялом дворе в Свагове? Постепенно он вспомнил, что вернулся вчера вечером в скверном настроении в дом Павлаты, где влюбленная пара успела перевернуть все кверху дном. Ничего похожего на Золотого Будду они не обнаружили, зато нашли бутылку мельницкого, которую Голан открыл по случаю свидания. Красл так поразил их откровениями Риссига, что даже Голан растерялся. Без всякого настроения они допили мельницкое, причем учитель почти заснул за своей рюмкой. Они уложили его на постель Павлаты, а Голан скрылся во тьме, не очень-то веря добросердечию фабриканта. И вот Альбина, мирно посапывает на своей постели, а в лавке слышны чьи-то шаги, если только это не мыши. Старые часы над постелью Красла пробили половину второго. Таинственный посетитель лавки уронил какую-то жестянку. Она звякнула об пол, и наступила тишина. Через некоторое время снова послышались неуверенные шаги, на этот раз ближе. Эх, иметь бы хоть нож! Учитель был убежден, что это не блуждающий дух Павлаты, а кто-то вполне живой, притом имеющий непосредственное отношение ко всей этой полной тайн истории. Придется вести себя героически — надо же защитить девушку! Красл схватил за горлышко пустую бутылку, решив использовать ее как дубину, и тихо направился к двери в лавку, стараясь ступать в ногу с неизвестным посетителем, чтобы доски под ногами скрипели в унисон. Невидимка в лавке, видимо заподозрив что-то неладное, остановился. Красл тоже. Было слышно, как за дверью кто-то тяжело дышит. Он заметил, что дверные щели светятся — значит, там горит свет. Вот наглость! Считает, что здесь лишь слабая девушка. Шаги возникли и тут же замерли у самой двери. Поворачивается ручка двери, просовывается голова… Красл изо всех сил ударил бутылкой, неизвестный свалился навзничь, свет фонаря залил комнату.