История

Фукидид

1 Ср. VIII21.

2 Знаменитый демагог, один из вождей радикально-демократической «партии» в Афинах (по профессии торговец лампами). Гипербол был изгнан остракизмом, вероятно, в 417 г. до н. э. По словам Плутарха (Plut. Ale. 13), остракизм Гипербола был устроен по соглашению вождей трех «партий» — Никия, Феака и Алкивиада, которые сами опасались быть изгнанными Гиперболом.

3 Что было обычным мотивом для изгнания остракизмом.

4 См. VIII 30,1; 41–42.

5 Ср. VIII19; 23; 24.

6 VI 31,3.

7 Гребцы на обыкновенных триерах были большей частью из метеков и фетов. «Парал» и «Саламиния» — так называемые афинские «государственные» корабли.

8 Сторонников демократической «партии».

74. Самосцы и афинское войско тотчас же отправили в Афины корабль «Парал» с сообщением о происшедшем перевороте. На корабле находился афинянин Херей, сын Архестрата, ревностный участник свержения олигархии (на Самосе не знали еще, что в Афинах власть уже перешла в руки «Четырехсот»). Едва только «Парал»

вошел в Пирейскую гавань, как по приказу «Четырехсот» двое или трое из экипажа были схвачены и брошены в оковы. Затем корабль был захвачен и остальная команда переведена на другой военный транспортный корабль, который должен был нести сторожевую службу в евбейских водах¹. Между тем Херей, увидев, что происходит, каким-то образом незаметно скрылся и, возвратившись на Самос, сообщил войску новости из Афин, расписав события в преувеличенно мрачных красках: будто бы там подвергают граждан телесным наказаниям, никто не смеет сказать и слова против правительства; жен и детей граждан насилуют, у властей будто бы есть план схватить и бросить в оковы всех родственников воинов на Самосе, не сочувствующих их партии, и казнить их, если воины откажут в подчинении. Ко всему этому Херей прибавил еще множество других выдумок.

1 Ср. VIII 5,1; 60,2; 95, 7.

75. При этом известии воины двинулись было на главарей олигархов и их сторонников, чтобы расправиться с ними. Но, однако, успокоились после вмешательства умеренных, которые вразумили их, уговаривая не губить всего дела в то время, когда вражеская эскадра, готовая к бою, стоит на якоре против их кораблей. После этого Фрасибул, сын Лика, и Фрасил (главные вожди движения) открыто провозгласили демократию на Самосе. Они обязали торжественной клятвой все войско и особенно самих сторонников олигархии¹ единодушно отстаивать демократию, энергично продолжать войну с пелопоннесцами, быть врагами «Четырехсот» и не вступать с ними ни в какие переговоры через глашатая. Все взрослые самосцы, способные носить оружие, принесли такую же клятву, и афинские воины объединились с самосцами для общего дела, чтобы отныне делить между собой все предстоящие опасности: воины действительно были убеждены, что им нет спасения и они погибнут вместе, если «Четыреста» или враги в Милете возьмут верх².

1 См. VIII47,2; 63, 3.

2 VIII 63,3; 61,2.

76. Так в это время началась борьба двух партий: одна старалась восстановить в городе демократию, другая — подчинить войско и флот господству олигархов. Воины тотчас же устроили сходку и сместили своих прежних стратегов и некоторых подозреваемых в сочувствии противной партии триерархов и выбрали на их место других (среди них Фрасибула и Фрасила). Один за другим воины поднимались на трибуну, ободряя товарищей. Различными доводами они старались успокоить войско, советуя не унывать оттого, что город отпал от них. Ведь лишь меньшинство изменило большинству, и у войска гораздо больше возможностей и средств. Обладая всеми морскими силами на Самосе, они так же успешно заставят подвластные города отсюда платить подати, как если бы требования исходили из Афин. Ведь теперь в их власти могущественный остров Самос, который во время войны едва не лишил афинян морского господства¹, оттуда они смогут столь же успешно, как и прежде, давать отпор врагу. Затем, обладая флотом, у них больше возможности снабжать себя продовольствием, чем у афинян. Действительно, еще раньше, только потому, что флот успел занять сильную позицию у Самоса, афиняне могли сохранить господство над входом в Пирей. И теперь, если горожане не захотят восстановить прежнюю демократию, то воинам будет легче блокировать город, чем афинянам их. Ведь помощь города войску в борьбе с врагом была незначительной и ничего не стоящей. Войско ничего не потеряло, так как в городе уже не было денег на уплату жалованья, и воины должны были сами добывать деньги. Горожане даже не могли помочь войску благоразумными решениями, а ведь только на этом основании государство и управляет войском. Напротив, в этом отношении горожане также не приносят пользы: они совершили жестокую ошибку, поправ отеческие законы. Войско желает восстановить отеческий государственный строй и постарается принудить олигархов уважать его. Поэтому люди здесь в войске, которые могут подать благой совет, вовсе не уступают государственным деятелям и ораторам в городе. Алкивиад же, если ему дадут возможность безнаказанно вернуться, с радостью устроит им союз с царем. В худшем же случае, даже при полной неудаче, с таким большим флотом (и это самое важное) им открыты широкие возможности к отступлению, чтобы найти себе и земли и город.

1 Ср. 1115—117.

77. Обменявшись на сходке такими речами и одобрив друг друга, воины принялись с еще большей энергией готовиться к войне. Что же касается десяти послов, отправленных на Самос¹ от «Четырехсот», то они, узнав на Делосе о положении дел, там и остановились².

1 VIII 72,1.

2 Продолжение рассказа в гл. 81,1. Ср. 86, 1.

78. Тем временем среди экипажей пелопоннесской эскадры в Милете возникло недовольство¹. Матросы громко жаловались на сходках, что Астиох и Тиссаферн губят все дело. Астиох и раньше², пока пелопоннесский флот был сильнее, а у афинян было мало кораблей, отказывался дать бой врагу и даже теперь, когда у врагов, по слухам, начались междоусобные распри и их флот не сосредоточен в одном месте³, он не желает сражаться. Вместо этого они ожидают прибытия финикийской эскадры Тиссаферна⁴, но все это только пустые слова — и ничего больше, и поэтому им угрожает гибель. А Тиссаферн не только не доставляет обещанных кораблей, но даже ослабляет их флот, выплачивая жалованье нерегулярно и не полностью. Поэтому, говорили они, пришло время дать бой врагу. Особенно настаивали на решительных действиях сиракузяне⁵.

1 Ср. VIII 28,4.

2 VIII63,2.

3 Ср. VIII 38, 5; 62,3.

4 VIII46, 5; 59.

5 Именно Гермократ.

79. Слыша такие толки и ропот войска, союзники и Астиох постановили на военном совете дать решительное

сражение. К тому же пришло известие о волнениях на Самосе. Тогда вся пелопоннесская эскадра в составе 112 кораблей вышла в море, держа курс на Микалу¹, в то время как милетяне получили приказ идти туда по суше. Афинская эскадра в составе 82 кораблей в это время стояла на якоре у Главки² на мысе Микале (где Самос напротив Микалы близко подходит к материку). При виде идущей на них пелопоннесской эскадры афиняне отступили к Самосу, считая себя слишком слабыми, чтобы дать бой противнику при таком неравенстве сил. Кроме того (получив уже раньше сведения из Миле-та о желании врагов дать бой), афиняне хотели подождать подхода прибывшей из Хиоса к Абидосу эскадры Стромбихида³ (к которому заранее послали вестников). При таких обстоятельствах афиняне возвратились на Самос, пелопоннесцы же пристали к Микале и там расположились лагерем вместе с сухопутным войском из Милета и окрестностей. На следующий день пелопоннесцы намеревались уже напасть на Самос, но, узнав о прибытии эскадры Стромбихида из Геллеспонта, немедленно отплыли в Милет. Тогда афиняне, получив подкрепление кораблями Стромбихида, сами с эскадрой в составе 108 кораблей отплыли в Милет, чтобы дать врагу решительный бой. Однако ни один неприятельский корабль не появился в море, и афиняне возвратились на Самос.

1 См. 182, 2.

2 Вероятно, гавань у Микалы.

3 См. VIII62,2; 63, 1.

80. После этого пелопоннесцы не вышли в море, считая, что даже с объединенными силами не могут рискнуть дать сражение. Они не знали, откуда достать денег на жалованье экипажам стольких кораблей (тем более что Тиссаферн нерегулярно выплачивал деньги) и поэтому тем же летом послали к Фарнабазу Клеарха, сына Рамфия, с эскадрой из 40 кораблей. Фарнабаз приглашал к себе пелопоннесцев, обещая платить жалованье их матросам. В это время византийцы завели с ними через глашатаев переговоры о восстании против афинян. Чтобы ускользнуть от афинян, пелопоннесская эскадра вышла в открытое море, но там была застигнута бурей. Клеарх с большинством кораблей нашел убежище на Делосе, откуда позднее возвратились в Милет (сам Клеарх потом по суше добрался до Геллеспонта и там принял командование флотом). Остальные десять кораблей во главе с мегарцем Геликсом¹ спаслись в Геллеспонт, где они побудили византийцев отпасть от афинян. Узнав об этом, афиняне на Самосе также послали в Геллеспонт корабли и войско. У Византии произошло небольшое морское сражение восьми кораблей против восьми².

1 Византии был колонией Мегар, и поэтому мегарец Геликс считал особенно почетным для себя освободить город от афинского владычества.

2 Продолжение рассказа в гл. 102.

81. На Самосе¹ вновь избранные военачальники, особенно Фрасибул, всегда придерживавшийся такого мнения, считали необходимым возвратить Алкивиада из изгнания². Наконец Фрасибулу удалось склонить большинство народного собрания к возвращению Алкивиада, даровав ему специальным постановлением полное прощение. После этого Фрасибул переправился на материк к Тиссаферну и проводил Алкивиада на Самос. Он видел единственный путь спасения в том, чтобы склонить Тиссаферна перейти от пелопоннесцев на сторону афинян. На созванном затем народном собрании выступил Алкивиад. Он сначала горько жаловался на свою жестокую участь изгнанника; затем в пространной речи изложил положение дел, стараясь внушить воинам немалые надежды на будущее. При этом Алкивиад сильно преувеличивал свое влияние на Тиссаферна. Прежде всего он старался внушить страх олигархам в Афинах и добиться скорейшего роспуска тайных обществ³. Затем он хотел возвыситься в глазах войска на Самосе, поднять его дух и внушить доверие к себе и, наконец, насколько возможно, испортить у пелопоннесцев отношения с Тиссаферном и таким образом расстроить вражеские планы. В своей похвальбе Алкивиад уверял, что Тиссаферн обещал ему (если афиняне заслужат доверие) всегда содержать афинское войско, пока у него самого останутся хоть какие-то средства; готов якобы, если до того дойдет, продать ради афинян даже свою собственную постель; приведет финикийскую эскадру (которая стоит у Аспенда)⁴ на помощь афинянам, а не пелопоннесцам. Однако полностью довериться афинянам Тиссаферн может только тогда, когда Алкивиад, здравым и невредимым вернувшийся на родину, послужит за них порукой.

1 См. VIII 76,2.

2 VIII76.

3 VIII54,4.

4 Аспенд — город в Памфилии на р. Евримедонте.

82. Слушая подобные посулы, афиняне тотчас же избрали Алкивиада стратегом в товарищи к избранным прежде стратегам и поручили ему руководство всеми государственными делами. Теперь никто из них ни за что на свете не отдал бы неожиданно блеснувший им луч надежды на спасение и возможность отомстить «Четыремстам». Под влиянием речи Алкивиада воины были уже готовы, невзирая на близость врагов, тотчас плыть со всем флотом на Пирей. Однако Алкивиад, несмотря на настоятельные требования со всех сторон, наотрез отказался плыть в Пирей, чтобы не оставлять ближайших врагов в тылу. Избранный теперь стратегом, говорил он, он должен прежде всего отправиться к Тиссаферну для переговоров о ведении войны. Сразу же после этого собрания Алкивиад уехал, желая создать у воинов на Самосе впечатление, что он во всем действует заодно с Тиссаферном, а тому дать понять, что теперь как стратег он может оказать ему услугу или причинить вред. Так Алкивиад сумел устрашить Тиссаферна афинянами, а афинян — Тиссаферном.

83. Между тем у пелопоннесцев в Милете, узнавших о возвращении Алкивиада, еще усилилась неприязнь к Тиссаферну, которому они уже давно не доверяли. Ведь со времени нападения афинян на Милет Тиссаферн, видя, что пелопоннесцы не решаются дать бой афинской эскадре¹, стал гораздо более скудно платить жалованье экипажам их кораблей. А теперь эта старая вражда превратилась в ненависть. Как и прежде², воины собирались на сходки и выражали свое недовольство. Причем не только рядовые воины и гребцы, но и некоторые люди более высокого положения жаловались, что никогда не получают содержание полностью, да и платят-то очень мало и нерегулярно. И если не будет решающей битвы или их не переведут в другое место с обеспеченным пропитанием³, то воины дезертируют с кораблей. Виноват же во всем этом, по их словам, Астиох, который из личной корысти угождает Тиссаферну.