Истребители
Шрифт:
Список иллюстраций
Зимин, Георгий Васильевич
Истребители
[1] Так помечены страницы, номер предшествует.
{1} Так помечены ссылки на примечания.
Зимин Г. В. Истребители. — М.: Воениздат, 1988. — 432 с., 10 л. ил. — (Военные мемуары). isbn 5–203–00053–0. Тираж 65.000 экз.
Аннотация издательства: Воспоминания Героя Советского Союза маршала авиации Г. В. Зимина посвящены ратным делам, подвигам советских летчиков-истребителей в годы Великой Отечественной войны. На обширном документальном материале автор показывает истоки
Содержание
В мирные дни [3]
Дальний Восток [12]
Война — и все же неожиданно... [28]
Трудное лето [41]
У стен Москвы [56]
Новое назначение [79]
Воюют не числом... [92]
Вокруг плацдарма [113]
Аэродромные будни [129]
Конец демянской группировки [145]
Особое задание [165]
Схема в реальность [176]
В небе над Волховом [182]
На новом фронте [210]
В боях за Смоленск [217]
Невельская операция [237]
«Багратион» [257]
Наступление [271]
Подарок маршала Новикова [290]
«Специально подготовленная часть» [306]
На гумбинненском направлении [316]
Период затишья [335]
В Восточной Пруссии [342]
На Кенигсберг! [355]
Накануне [372]
Штурм [379]
Над Берлином [400]
В послевоенные годы [422]
Примечания
Список иллюстраций
В мирные дни
Тот летний день тридцать первого года остался в моей памяти навсегда. Решалась моя судьба. Я подал начальнику мастерских электротехники и связи Западной железной дороги, где работал после окончания школы ФЗУ, заявление об уходе. Был с ним тягостный разговор. Наслушался я упреков в том, что, мол, тебя ценят, о тебе заботятся и сулят тебе ясные перспективы, а в ответ на все это... Словом, оказавшись за проходной, я еще почему-то чувствовал себя виноватым. Хотя в чем, собственно? Ведь желание пойти в авиацию было моей давней, еще мальчишеской мечтой, просто я никогда никому не говорил об этом, потому что сам уверился в несбыточности своих грез.
Только один раз до тех пор видел я вблизи самолеты. Однажды в поле неподалеку от завода приземлились три военных аэроплана. Все мы, мальчишки, кто это видел, побежали к ним, со сбившимся дыханием стояли поодаль от крылатых машин, не решаясь подойти к ним вплотную: мешали восторг и робость. Шесть летчиков — все в кожаных пальто, шлемах, с летными очками, с необычными кожаными перчатками-крагами — о чем-то переговаривались между собой, не обращая на нас никакого внимания. Вот и все. Но с того дня и зародилась в моей душе заветная мечта...
А жизнь тем временем шла своим чередом. К девятнадцати годам уже освоив рабочую специальность, я прошел и трехлетний курс обучения в изостудии. Преподаватели там говорили, что из меня может получиться толк, и одно время я даже подумывал о поступлении в Академию художеств. Но на это у нас дома не было средств, да и вся обстановка тогда, как говорится, не способствовала... Тяжелые были годы: не так давно закончилась гражданская война, жить было трудно, и надо было реально оценивать свои возможности.
Кстати, вместе со мной в изостудии занимались будущие известные художники-карикатуристы Б. Ефимов и [4] В. Щеглов. Как-то уже в наше время я побывал в Центральном выставочном зале Москвы. Там демонстрировались работы Бориса Ефимова за 60(!) лет творческой деятельности. Сколько в них было мастерства, остроумия, наблюдательности, политической остроты во взгляде художника на самые жгучие вопросы нашего бурного века! Завидная, конечно, судьба, но я выбирал свою.
К началу тридцатых годов жизнь моя уже вполне определилась. С увлечением работал в мастерских, успел поступить на заочное отделение Московского высшего технического училища имени Н. Э. Баумана, много и с большим удовольствием занимался спортом. И все это развеялось в одночасье, когда я узнал, что пришло обращение ЦК ВЛКСМ, в котором объявлялся спецнабор в военно-воздушные школы: «Комсомол — на самолет!»
Такую возможность нельзя было упустить.
* * *
...Ответ из Ленинградской военно-теоретической школы летчиков. Мое заявление принято, и к указанному сроку я должен прибыть на вступительные экзамены.
Ехал я в город, в котором родился, о котором много слышал, но совершенно не знал — вырос-то я в Калуге. Отец мой, избитый до полусмерти жандармами за хранение станка для печатания прокламаций, умер, когда мне не было и года. Мать перевезла нас, четверо ребятишек, к бабушке в Калугу.
То были тяжелые времена. Первая мировая война, гражданская, голод, тиф... Сестры мои умерли, мать свалил тиф, старший брат ушел в Красную Армию, а я попал в детский дом. В 1922 году брат вернулся из армии, меня забрали из детского дома. Постепенно жизнь стала налаживаться. Почти десять лет прошло... И вот я еду в Ленинград.
Там уже работала приемная комиссия. Прежде всего надо было пройти социальный отбор. Комиссия выясняла происхождение абитуриентов, как говорится, до пятого колена. Это было нетрудно понять: страна еще становилась на ноги после революции и гражданской войны, партия вела борьбу с чуждыми элементами, поэтому вопрос о социальной принадлежности будущих курсантов стоял очень остро. Половина прибывших была отсеяна именно по этому признаку. Еще с полсотни человек не выдержали экзамены, остальную фильтрацию довершила медицинская [5] комиссия. Поэтому из 267 человек было набрано только два отделения по 30 курсантов.
...Началась учеба. Срок обучения — два года. После этого предстояло еще два года учиться в военно-практической школе летчиков. Изучали аэродинамику, самолеты, двигатели, штурманское дело, военную географию, тактику и уставы. И, конечно, проводились учения в поле с дальними форсированными маршами при полной выкладке, со стрельбами.
Программу я осваивал успешно.
Должен заметить, что в те годы у нас существовали и такие авиашколы, где теоретическая и практическая (летная) учеба велись параллельно и весь курс занимал меньше времени, нежели тот, который предстояло пройти мне и моим товарищам в военно-теоретической школе. Но я никогда не только не жалел о том, что получил добротную теоретическую подготовку, но и довольно быстро понял, что мне повезло именно в том, что теорией мы занимались всерьез. Впоследствии мне приходилось встречать много хороших летчиков-практиков, которые прекрасно летали. Их опыт, казалось, не вызывал сомнений. Но только до определенной поры. Авиация стояла перед бурным и быстрым качественным скачком в своем развитии. И уже к концу тридцатых годов стало ясно, что даже большой практический опыт (особенно на уровне командиров летных частей) не может компенсировать недостаток теоретической подготовки, если она в свое время была слабовата. Это выражалось даже в относительно простых вещах — таких, например, как максимальное использование тактико-технических данных самолетов. Многие летчики, которых я знал, приходили к этому практическим путем, основываясь на своих ощущениях. Но ведь каждая машина имеет определенные аэродинамические и другие характеристики, которые можно переводить на язык математических формул, то есть с помощью точного расчета можно куда определеннее выявить возможности машины в разных режимах полета, нежели доверяться в этом своему глазомеру. Ощущения ведь нередко бывают обманчивыми. Они объективны только в сочетании с точными, выверенными знаниями. Военно-теоретические школы летчиков давали такие знания уже в начале тридцатых годов.
Большим уважением у нас пользовался начальник школы В. И. Иванов. Это был эрудированный, известный в авиации тех лет специалист. Говорил он ясно, убедительно, [6] логично — его выступления всегда производили на нас большое впечатление. В петлицах начальник школы носил два ромба, что впоследствии, с 1935 года, соответствовало званию комдива. Это было фантастически высокое положение (званий еще не было) по нашим понятиям. В ту пору в Ленинградской школе было немало сильных преподавателей, влюбленных в авиацию. Многие из них были прекрасными методистами. Особенно выделялся преподаватель Вениамин Германович Линдеман, знаток аэродинамики. Почтение и некоторый трепет в наших курсантских душах вызывал начальник строевого отдела Сергей Николаевич Смелков, который носил в петлицах три «шпалы». За малейшую оплошность Смелков давал курсантам наряд вне очереди, причем наряд этот со снайперской точностью приходился на воскресенье. Твои друзья идут в увольнение в город, а ты — на кухню... Особо бдительно начальник строевого отдела следил за соблюдением формы одежды. Курсанты нет-нет да и ухитрялись нарушать порядок: шили модные командирские бриджи, мяли в гармошку хромовые сапоги, носили длинные, до пят, шинели, чудовищно заламывали тульи фуражек... Так что наказания «модники» получали поделом.