Истребивший магию
Шрифт:
– Пообедать можно.
– Даже выпить, – сказал второй. – Но больше лучше не задерживаться.
Олег ответил с поклоном:
– Благодарю. Где у вас тут лучше всего кормят?
Вожак сказал с раздражением:
– Сверните налево, там в конце улицы постоялый двор Мизгиря, у него же и корчма самая надежная. К вечеру мы заглянем и туда. Надеюсь, вас там уже не будет.
Олег ответил мирно:
– Я тоже надеюсь.
Барвинок вся кипела, когда он спокойно, будто разговор шел о погоде, пустил коня дальше по улице. Когда удалились достаточно далеко, она прошипела:
– Что, струсил?
Он
– А что, надо было?
– Набить им всем морды! – выпалила она. – Они же трусы. Ты сам видел! Хорохорятся, а дать одному в зубы – разбегутся!
Он пробормотал:
– В зубы… за что? Они чем-то напуганы. Потому и боятся чужаков. Ты видела их лица.
– Или не хотят делиться, – возразила она. – Возможно, уже услышали, что где-то близко закопаны несметные сокровища! И хотят быть не только первыми, но и единственными.
– Сокровища, – пробормотал он. – Несметные… Ну да, если сокровища, то обязательно несметные… Уж если мечтать, то мечтать!
Он вздохнул так тяжело, словно тащит тяжело нагруженный воз, решительно повернул коня в сторону указанного тем наглецом постоялого двора.
Она сказала саркастически:
– Как ты любишь спать и лопать! Чуть что, сразу на постоялый двор!
– Хорошее место, – сообщил он.
– Чем? Порядочные люди дома сидят!
Он кивнул.
– Верно. Но на постоялом люди отовсюду. Сразу узнаешь, что почему и вообще все новости…
– Да, – согласилась она, – мужчины любят сплетничать.
У ворот постоялого двора с десяток могучих дубов, как сторожа, встретили их и рассматривали молча и настороженно, но дальше охранять, собственно, нечего – двор на удивление пуст, большая и потемневшая от времени изба непонятного назначения, пара сараев, просторный овин и еще один дом, еще без крыши, но уже с бревенчатыми стенами, хотя и без окон.
– Здесь неуютно, – заметила она.
– Ну и что? – возразил он. – Не перебирай харчами.
– При чем тут харчи? Грубый ты.
Дом для проезжающих, как показалось Олегу, сделан на вырост, хотя похоже, что это время все еще не наступило. Нижний этаж почти целиком из огромного помещения с семью столами, да еще кухня, в середине деревянная лестница на этаж выше, снизу видно, что там ведет в обе стороны: направо и налево.
Здесь же, внизу, добиваясь простора, хозяева сэкономили на высоте, Олег почти задевал головой за потолочные балки. Окна не столько маленькие, сколько неудобно глубокие из-за толстенных бревен.
Светильник один у самой двери, еще два дальше под стенами напротив друг друга, Барвинок подумала, что хозяин не беден, если жжет дорогое масло даже днем.
Глава 4
Сонная стряпуха жарила для неожиданных гостей яичницу на огромной сковороде, а они торопливо ели давно остывшую гречневую кашу. Барвинок, как и Олег, не стала раздеваться, хотя и боролась с соблазном показать ему прекрасные плечи с удивительно ровной и гладкой кожей, такая бывает только у совсем маленьких детей, потом, увы, грубеет даже у принцесс, хотя те безуспешно купаются, как говорят, в парном молоке.
К ним вышел не хозяин, как привычно ожидала Барвинок, а огромная неразговорчивая бабища, толстая,
– Мудро, – согласился Олег. Он посмотрел на Барвинок со злорадством в глазах. – Что, получила?
Барвинок фыркнула, но промолчала. В таких случаях спорить – себя ронять, будет не спор, а перебранка, мухам понятно, одержит верх тот, кто наглее и больше привык к скандалам.
После долгой паузы, пока ели молча, буркнула сердито:
– А тебе все равно, что ешь?
– Избыток пищи, – заметил волхв, – мешает тонкости ума.
Она так ахнула, что выронила ложку в суп.
– Тонкость?.. Ума?.. У тебя?
– Ну да, – ответил он с самым скромным видом, – хоть я и мудр, а это выше умности, но тонкость… ага… а как же?.. А вот тебе можно не капризничать, ты и так полна кашей…
– Кашей?
– Ну да, – объяснил он тяжеловесно. – У тебя каша в голове.
– Дурак!
– Все мудрецы кажутся простому человеку дураками, – сказал он невозмутимо. – Ты ешь, ешь, а то вон какая худая.
– А ты любишь толстых?
Он подумал, лицо стало серьезным, тоже мне мудрец, самая тема для мудрецов поразмыслить и посмаковать, ответил с сомнением:
– Не знаю. Мне кажется, я не слишком разборчив в такой ерунде.
Она стиснула челюсти и процедила сквозь зубы:
– Ешь молча, пока я тебя не прибила.
Харчевня постепенно заполняется народом, приходили группами, явно мастеровые целыми артелями, за одним столом собралась целая орава, там один возбужденно рассказывает нечто, остальные лишь изредка прерывают восторженными вздохами и восклицаниями.
Олег прислушался, ага, тот же рассказ, который уже слышал несколько раз про некоего Шмендру, который пошел в лес собирать хворост, а в это время высоко в небе пролетал бог богатства Улаплек. У него прохудился мешок, золотые монеты, слитки и драгоценные камни посыпались в прореху. Шмендра увидел, как они падают впереди на землю, начал подбирать, а они все падали и падали, постепенно устилая собой целую дорожку.
Он торопливо собирал, но вскоре заполнил сумку, карманы и даже голенища сапог. Пришлось отыскать небольшую нору, сбрасывать все туда, но и ее вскоре заполнил полностью, после чего прятал найденное под ворохом травы. Наконец дорожка из золотых монет привела к морю и ушла под воду. Шмендра собрал все, даже заходил по колено в воду, а когда вернулся в село, он уже знал, что скоро переселится в город, купит самый роскошный дом, наймет много слуг…
У этой истории, как помнил Олег, продолжения различались, рассказчики сочиняли каждый свое, сообразуясь с тем, что каждый считал полным счастьем: один – множество молодых и покладистых служанок, другой – власть и могущество, третий – песни и танцы лучших актеров в его дворе, но все истории пользовались бешеным успехом, потому что всякий слушающий представлял, что он бы сделал с неожиданно выпавшим на его долю богатством, а такие мечты всегда сладостнее прочих.