Истукан (сборник)
Шрифт:
Олейник тоже отошел за БТР. Он чувствовал себя соучастником убийства. И никак нельзя было избавиться от этого ощущения, хотя шагающих монстров легче было отнести к врагам человека, чем к друзьям.
– Давай огня! – крикнул майор.
Из форсунок рванулись огненные струи и тут же опали, иссякли. Бойцы сделали пробный залп. Пламя облизнуло тело ближайшего чудища, раздался треск, ветви-щупальца взметнулись, рассекая воздух, некоторые лопнули и упали в воду, продолжая извиваться. Торопливый трескучий огонек пробежал снизу
– Если хорошо прогреть, то возьмется, – высказался один боец.
– Пожалуй, – согласился его товарищ. – Ну, давай еще...
– Стойте! – закричал вдруг Олейник.
Бойцы с изумлением обернулись.
– Стойте, – повторил космонавт. – Подождите немного.
Он и сам не очень понял, зачем остановил бойцов. Нет, не чувство вины сработало и заставило встать на защиту пришельцев из далеких миров. Просто что-то произошло или почудилось: то ли какая-то дрожь пробежала по земле, то ли сам воздух стал другим... Некое напряжение сковало мир, и даже утренние птицы, казалось, притихли.
– Проблемы? – поинтересовался майор.
Олейник покачал головой, прислушиваясь. Он не мог ничего выразить словами, но сердце шептало: сейчас что-то должно произойти.
И это произошло.
Вдруг тело одного из чудищ разошлось с громким хрустом, открыв темную щель-пещеру. Из этой щели что-то вывалилось и бултыхнулось в воду. А затем всплыло, неистово извиваясь и поднимая фонтаны брызг.
– Э! – пробормотал майор. – Оно сюда плывет! Ну что, жечь, что ли?
– Нет! – воскликнул Олейник. – Подождите, нужно убедиться...
Он не досказал, в чем нужно убедиться. Потому что уже было видно – к берегу плывет человек.
Это оказался очень странный человек. И когда он выкарабкался из воды, его странность стала особенно заметна. Во-первых, весь – от макушки до пяток – он был одного цвета – темно-коричневого. Во-вторых, он блестел, как лакированный. Вообще складывалось впечатление, что кто-то отлил из шоколада фигуру человека в полный рост и эта фигура вдруг ожила.
Бойцы пятились, вцепившись в огнеметы. Олейник стоял, беспомощно раскинув руки, и совершенно не понимал, что ему теперь делать.
– Осторожно! – крикнул майор. – Отойдите лучше...
– З-знясь... з-зражение... – вдруг проговорил шоколадный человек.
– Что? – насторожился майор. – Какое такое заражение?
И вдруг Олейник понял, что видит точную копию того паренька, которого накануне нашли на берегу, Гендоса. Темно-коричневый дубликат повторял все в мельчайших подробностях – родинку на подбородке, развязавшийся шнурок, даже повязку на руке. И все это было блестящим, гладким, можно сказать, новеньким.
– З-знясь... з-зражение... – сказал шоколадный Гендос и пошел в сторону поселка.
«Извиняюсь за выражение», – понял наконец Олейник.
– Ну, что? – кричал майор. – Валить его, да?
– Не надо, – категорично ответил космонавт, и тут снова
– Если валить, то сразу, – предупредил майор. – Потом ищи их...
Олейник попытался встать на пути у одного из Гендосов, но тот сказал «знясь з-зражение» и спокойненько его обошел, отправившись своей дорогой.
Поселковые при появлении шоколадных Гендосов чуть было не впали в панику. Трогать их боялись, хоть мужики и старались держать под рукой топоры и ружья. В основном народ позакрывался в домах и следил за нашествием коричневых болванчиков из окон.
Те вели себя очень мирно. Расхаживали по улицам, останавливались перед домами, подолгу разглядывая их. Потом шли дальше, снова останавливались... К обеду их образовалось уже, пожалуй, не меньше полусотни.
Олейник почти принял окончательное решение об эвакуации, но поселковые не дались. «Не оставим дома этим чучелам ходячим!» – решительно заявили люди.
Ученые же изнывали от нетерпения поймать одного из шоколадных Гендосов, распилить, рассверлить, посмотреть под микроскопом и под ренгеном. Но Олейник пока запрещал препринимать какие-то активные действия.
Ночью в поселке мало кто спал. В основном прислушивались к шорохам за окнами и выглядывали между ставень. Но никаких происшествий не случилось.
Ранним утром Егорыча растолкал дед Харлам. Глаза у деда были не просто удивленные, а какие-то светящиеся, как фонари.
– Только не падай, – сказал дед. – Главное, не падай.
– Как я упаду, если я еще лежу? – пробормотал Егорыч, выбираясь из объятий сна.
– Вот вставай и иди. И главное, не падай.
– Что хоть случилось? – хмуро спросил Егорыч, когда оделся и вышел.
– Ничего не скажу. Сам гляди.
– Да ладно уж... Меня уже ничем не напугаешь.
– Сказано, нет, – упорствовал Харлам.
Пока шли по поселку, Егорыч обратил внимание на какую-то странность. Сначала дорогу перешла одна баба. Она шла, как деревянная – руки расставила, глаза выкатила. Даже не поздоровалась, ушла к соседям.
Потом попался Ызя. Он промчался мимо, бормоча бессвязные выражения, и не остановился, когда дед кликнул его.
Егорыч дошел до своего покалеченного дома, глянул – и остолбенел.
Покалеченного дома не было. Был новый дом. Совершенно новый, крепкий, аккуратный – лучше прежнего, хотя по форме точно такой же.
– А я что говорил? – послышался голос деда, но Егорыч не ответил.
Он смотрел на четырех шоколадных Гендосов, которые крутились вокруг дома, что-то подделывали, подглаживали, но по большому счету неизвестно что творили. «З-знясь з-зражение», – сказал один, поворотившись к Егорычу, и тут же вернулся к своему занятию.