Истые Галлюцинации
Шрифт:
Пребывание там было кратким и нелегким. Я уже начал различать смутные очертания того, чему суждено было стать теорией временной волны "Ицзин". Как раз тогда были составлены схемы иерархии гексаграмм "Ицзин", иерархии, которая в конце концов превратилась в компьютерную программу под названием "Временная волна ноль". Я сторонился людей и с головой ушел в работу - ни к чему другому у меня не было ни интереса, ни терпения. Мной овладела мания творчества такой силы, какой я не мог себе даже представить. Казалось, каждый разговор на эту тему только усугубляет зияющую пропасть непонимания.
Мои попытки получить отклик у тех, кого я тогда считал "столпами науки", сопровождались самыми смехотворными
Я застал великого ученого в лаборатории. Одетый в белое, он царил меж пузатых колб и обожающих его старшекурсников. Меня оттуда шуганули, и какой-то ассистент провел меня в кабинет Стента, окна которого выходили на запад, где вдали, за университетским городком, угадывался силуэт моста Золотые Ворота. С высоты десятого этажа студенческий городок походил на копошащихся на зеленой лужайке муравьев. Через несколько минут ко мне присоединился сам Гюнтер Стент.
Аскетического вида, он откинулся в кресле, а я пустился излагать идеи, стоявшие за экспериментом в Ла Чоррере. Я старался начать исподволь, но мне мешали нервозность и излишнее благоговение. Через несколько минут я почувствовал, что Стент, кажется, прикидывает, не наброшусь ли я на него с кулаками. К чести своей, он, похоже, отогнал эти тревожные подозрения и предоставил мне разглагольствовать дальше. Лицо его приобрело абсолютно бесстрастное выражение, и я все больше недоумевал, в каком направлении пойдет наша беседа. Наконец после особо длинного и оригинального пассажа, на всем протяжении которого он сохранял полнейшую непроницаемость, я решил поставить вопрос ребром.
– Доктор Стент, я пришел, чтобы рассказать вам об этом только потому, что хотел бы узнать, есть ли в моей теории что-то стоящее, или она целиком ошибочна.
Он слегка оттаял и, поднявшись из-за стола, подошел к окну. Мы оба постояли, глядя на запад через толстое стекло. Потом со вздохом сожаления, от которого у меня упало сердце, Стент повернулся ко мне и проговорил:
– Дорогой мой юный друг, эти идеи нельзя даже назвать ошибочными.
Отчаяние мое было столь глубоко, что я обратился в бегство, сгорая от смущения. Ну и поделом мне, нечего было пытаться заигрывать с традиционной наукой.
Подобные встречи убедили меня, что придется заново изучить эпистемологию, генетику, философию науки - всю гамму дисциплин, необходимых для разговоров на темы, к которым у меня пробудился столь безудержный интерес. По мере того как я все глубже постигал "Ицзин" ("Книгу перемен"), моя идея о том, что ее структура есть основа временной волны или волн, продолжала развиваться. Эти волны представляют собой дискретные периоды перемен, которые следуют друг за другом и одновременно включают в себя друг друга. Я пришел к пониманию того, что логика временных волн явно подразумевает окончание обычного времени и конец общепринятой истории. На этом этапе идея симбиотической психометрии и увиденный в Ла Чоррере НЛО, встретившись у меня в голове, отождествились друг с другом и с темой конца света, присутствующей в западных религиозных традициях.
Первая - еще количественно неопределенная - временная карта изобиловала совпадениями, связанными с моей личной биографией. В частности, получалось, что граничные точки каждого участка волны имеют для меня особое значение. Если совместить одну из этих точек с экспериментом в Ла Чоррере, то получалось, что некоторые точки в прошлом (смерть матери и встреча с Ив) и в будущем (двадцать пятый день рождения) приобретают особый смысл. Я убедился, что важные для меня события происходят с пугающей регулярностью - каждые шестьдесят четыре дня. Над этими идеями нужно было поработать в одиночку, поскольку моя маниакальная сосредоточенность на них и их парадоксальность производили на окружающих нелепое впечатление. Я понял: чем бы ни был исследуемый эффект - обычным явлением природы или единственным в своем роде исключением, - ясно одно: он насущно важен для меня лично, и потому нужно позволить силам, с которыми меня связала судьба, довести игру до конца.
Каким бы странным ни казался другим мой план, я решил вернуться в Ла Чорреру, в ее уединение и таинственность, и просто пожить там, наблюдая за тем неведомым, что на меня снизошло. Перед самым отъездом из Колумбии мы с Ив купили изумруды. Теперь, продав их, мы выручили больше, чем достаточно, чтобы оплатить наше возвращение в сюрреалистический мир солнца, лесов и рек, давший начало моему наваждению. Я решил, что снова оказавшись в Ла Чоррере, запишу все, что с нами произошло. Таков был мой план, а результатом стали первые наброски "Невидимого ландшафта". Друзья в Беркли горячо приветствовали мое намерение покинуть Калифорнию. Забота о состоянии моего рассудка стала в нашем кругу излюбленной темой, к тому же до нас дошел слух, будто ФБР пронюхало о моем возвращении и начало розыск. Гашишные моря от Бомбея до Эспена тянулись из прошлого. Как говорится, пришла пора сматывать удочки.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ В которой мы вдвоем с Ив возвращаемся в Ла Чорреру, а новая комета направляется к Земле.
Пятнадцатого июля мы с Ив снова очутились на границе внутренней Амазонии. Мое намерение вернуться в Ла Чорреру становится реальностью. Записи в моем дневнике возобновляются с того момента, как мы начали спуск по Рио-Путумайо, название которой вызвало у меня тогда новые этимологические ассоциации, что-то вроде "иллюзорной шлюхи" (Пута (исп.) шлюха, проститутка; маня - одно из центральных понятий индийской философии. В школе веданты употребляется в значении иллюзии, скрывающей истинную природу брахмана). 15 июля 1971 года
Отплыв несколько часов назад из Пуэрто-Легисамо вместе с грузом, состоящим из пива и скота, мы с Ив снова попали и все глубже погружаемся в свою мечту - леса и реки бассейна Амазонки. Это возвращение, цель которого - продолжить размышления о неведомом пока феномене в том нетронутом окружении, где мы его обнаружили, знаменует верность этому феномену и углубление в него, поступок, который, по моим представлениям, любой, кто знаком с событиями, выпавшими на нашу долю в марте, счел бы невероятным и даже сопряженным с известной долей риска.
Я имею в виду не те опасности, которые подстерегают в джунглях, или неизбежные тяготы, спутники путешествующих по отдаленным краям, а скорее психологический стресс, сопряженный со встречей с феноменом - как ни странно, он во многом является частью нашего собственного "я" и в то же время огромен и чужд - вдали от умиротворяющего круга друзей и от всего мира, который знать не знает о нашем столкновении с феноменом и том новом понимании, которое мы из него почерпнули, или относится к этому скептически. Первая моя забота здесь - это исключить любые неожиданности. И потому я ни на минуту не забываю о том загадочно-шизофреническом превращении, которое произошло с моим братом. Я уверен, мы имеем дело с чем-то таким, чему несвойственны неустойчивость или неопределенность внутренней динамики. Тщательный анализ и последующее изучение помогут исключить возможность того, что новый контакт с феноменом произойдет внезапно, что он свалится как снег на голову или поведет себя непредсказуемо.