Итальянец
Шрифт:
— Ты уверена, что он ранен? — настойчиво расспрашивал ее монах.
— Совершенно уверена, — тихо ответила она.
— Совершенно? — грозно переспросил Скедони.
— Да, отец. Уедем отсюда. Немедленно! — молила его Эллена.
— Что все это значит? — рассердился монах. — Не собираешься ли ты жалеть этого негодяя?
— Это ужасно, когда кто-нибудь страдает, отец, — произнесла Эллена. — Не заставляйте меня потом жалеть, что мы задержались здесь. Поймите, как буду я страдать, если вас ранит кинжал этого убийцы.
Скедони подавил тяжелый вздох и
— Ты обманываешь меня, ты не уверена, что негодяй ранен. Я выстрелил в него, как только он вошел в аллею, но он успел убежать. Почему ты думаешь, что он ранен?
Эллена хотела было указать ему на пятна крови на земле, но испугалась, что они приведут отца к Спалатро, и снова начала умолять его поскорее уехать.
— Пощадите себя, отец, и его тоже.
— Что?! Ты просишь пощадить убийцу? — вне себя воскликнул Скедони.
— Убийцу? Он покушался на вашу жизнь? — в ужасе сказала Эллена.
— Нет, не совсем так, но что он здесь делает! Отпусти меня, я должен его найти.
Но Эллена изо всех сил удерживала его, не переставая увещевать своим нежным мелодичным голосом, взывая его к милосердию:
— О, если бы вы знали, как ужасно ждать собственной смерти, отец, вы бы пожалели несчастного. Ведь он сам, возможно, проявлял сострадание к другим. Я знаю муки ожидания смерти, отец, и способна понять его.
— Да знаешь ли ты, о ком просишь? — крикнул Скедони, чувствуя, как каждое слово Эллены пронзает его сердце своим страшным укором.
Увидев, как поражена Эллена его вопросом, он испугался, что выдал себя. Девушка, несомненно, догадывалась, какую роль должен был сыграть Спалатро в ее судьбе, но она не могла знать, что он же пожалел ее и в какой-то мере удержал Скедони от убийства собственной дочери. Гнев Скедони мгновенно утих, и он, более не споря с Элленой, пересек двор и углубился в аллею. Эллена поспешила за ним. Они быстро шли, не останавливаясь, пока не достигли ворот, где их уже ждал проводник.
Вспомнив, как повел себя Спалатро в отношении Эллены, монах согласился более не преследовать его, однако судьба раненого более не интересовала его, и, не испытывая угрызений совести, он предоставил Спалатро его судьбе.
Но Эллена думала иначе. Ничего не зная о том, что обязана Спалатро своим спасением, она только знала, что нельзя оставлять человека наедине с его страданиями. Однако, вспомнив, как быстро скрылся Спалатро, понадеялась, что его раны не опасны.
Сев на лошадей, путники покинули развалины мрачной виллы. Они ехали молча, каждый погруженный в свои раздумья. Наконец Эллена поинтересовалась, что все же произошло в аллее. Скедони, преследовавший Спалатро, видел его в аллее лишь мгновение, ибо тот тут же странным образом исчез и сразу же оказался в развалинах виллы, хотя они с проводником искали его в аллее. Крик, который услышала Эллена, издал проводник, который, споткнувшись, упал и больно ушибся. Скедони стрелял дважды: первый раз из ружья, когда они в поисках Спалатро достигли ворот, и второй раз, когда увидели Спалатро, пересекавшего двор.
— Нам пришлось подняться за этим
— Потише, друг, и не стоит тратить столько слов, — остановил его Скедони.
— Что ж, синьор, он свое получил, теперь нам нечего бояться, крылышки его подрезаны, он нас теперь не догонит. Нам нечего так спешить, синьор, мы вовремя приедем в гостиницу. Она за этой горой, что виднеется на западе, там, где село солнце. Он нас не догонит, я сам видел, он ранен в руку.
— Ты видел его? — резко спросил монах. — Где же ты был в таком случае, если видел больше моего?
— Я стоял за вами, синьор, когда вы выстрелили.
— Я что-то не помню, чтобы видел тебя, — заметил Скедони. — Почему же ты не вышел вперед, а предпочел спрятаться за спину? И где ты прятался, когда я искал, вместо того чтобы помочь мне?
Проводник не нашелся что ответить, а Эллена, внимательно наблюдавшая за ним в течение всего разговора, заметила, как он смутился. Сомнения, как будто утихшие, снова вернулись к ней, но сейчас у нее не было возможности окончательно их проверить. Скедони, вопреки совету проводника, пришпорил лошадь и пустил ее галопом. Путники умерили скорость лишь перед крутым спуском дороги.
Нарушив обет молчания, Скедони во время долгого спуска в долину беседовал с проводником, расспрашивая его о вилле. Трудно сказать, что побудило его к этому: то ли искренний интерес, то ли намерение проверить искренность поведения проводника, когда они были на вилле. Он расспрашивал крестьянина с великим терпением и подробностями, что удивило Эллену. Сумерки не позволяли ей видеть лица беседующих, но по изменяющимся голосам она могла судить о состоянии каждого. И все это время Скедони и проводник ехали рядом.
Когда Скедони вдруг умолк, раздумывая над тем, что сказал ему проводник о бароне ди Камбруска, Эллена поспешила задать последний вопрос о судьбе остальных обитателей виллы.
— Когда после первого же толчка рухнула старая башня, все в испуге покинули виллу. И вовремя — после второго и третьего толчков рухнула уже новая ее пристройка. Все убежали в лес и, по счастью, в ту сторону, которую не затронуло землетрясение. Из всей семьи погиб лишь один барон, туда ему и дорога. Чего только я не наслышался о нем! Я бы мог многое порассказать…
— Что случилось потом с его семьей?
— Жизнь разбросала их кого куда, но никто из них больше не вернулся в старые места. Нет, они слишком натерпелись всего здесь. Не случись землетрясения, несладкой была бы их жизнь, синьорина.
— Не случись землетрясения? — удивленно повторила Эллена.
— Да, синьорина, землетрясение прикончило барона. Если бы стены могли говорить, они бы многое поведали. В ту комнату в башне, о которой я вам рассказывал, не смел заходить никто, кроме барона и его слуги, убиравшего ее. Барон редко покидал ее.