Итальянская ночь
Шрифт:
– Фью! – присвистнула Милена, но, черт возьми, что она этим выразила?
– А ты как думала? – ухмыльнулся Ипполит, полагая, что все же впечатлил ее. – У меня только личная усадьба – сорок соток! – У Милены глаза от ужаса стали круглыми, наконец-то он поразил ее. – А на наших гектарах, я фермер, чтоб ты знала, мы выращиваем подсолнух, овощи и фрукты, скот растим, масло взбиваем. Короче, если здесь, в городе, все будут падать от голода, к нам он не придет… При условии, что наше правительство не задавит нас очередными дилетантскими новшествами. Я к чему: мои дети обязательно узнают, что
– Это главное твое достоинство, – рассмеялась Милена.
А он, напротив, помрачнел, вспомнив:
– Между прочим, прав у него нет.
– У Вито? Надеются, гаишники не остановят в память об Арамисе.
– Как же! Не остановят! Со смертью кончается все, дружба в первую очередь. А знаешь, проблемы с гаишниками им обоим пойдут на пользу, только бы остановили их как можно скорей. Пусть лучше отберут машину.
– Он на маминой поедет, – рассеяла его мечты Милена.
У трупа Парафинов сидел на корточках, подперев скулы ладонями, в позе самого несчастного на свете человека. Киселев не был ему так уж близок, как, возможно, показалось бы, глядя на горюющую физиономию Игоря Игоревича, но знакомы они давно, часто в одних компаниях водку пили, песни пели, шутили. Парафинов уважал Киселева за… Впрочем, сейчас это уже не имеет значения, просто был хороший человек (хороший, хороший, во всяком случае, получше многих), теперь его не стало. Застрелили. Это явилось для Парафинова полной неожиданностью.
– Богатый урожай у нас, – подошел Андреев, наклонился, упершись одной ладонью в колено, второй помогал себе, тыкая пальцем в воздухе и подсчитывая дырки в теле. – Две… три… пять… восемь… одиннадцать… двенад…
– Не действуй на нервы нашему начальнику.
Фразу можно расценивать как совет, данный экспертом по доброте душевной, оттого вкрадчиво и глядя на удрученного начальника. Андреев выпрямился, закуривая, уставился на голову Парафинова с сочувствием, ибо тому предстояло выдержать великую битву. Бить его будет высшее начальство, словно на нем лежит вина за трупы, а Парафинову придется скромно отмахиваться, так как дразнить служебных собак нельзя – разорвут.
– В сито превратили Киселя, – вздохнул Андреев. – А я говорил: мафия не дремлет, начнет просеивать. Неподалеку остался след от протекторов. Очень четкий след, рисунок встречается на дорогих…
– И ты решил, мафия приезжала сюда, – нечетко выговаривая слова, промямлил Парафинов, не посмотрев на Андреева.
– Да, решил. Потому что на этом отрезке берега ездить некому. Незачем. Здесь в основном только ходят или трусцой бегают в шортах и кроссовках…
– Раз «в основном», то и ездят не в основном.
– А я говорю, Асланбек поработал, – заспорил Андреев. – Тут к гадалке не ходи, без нее карты открыты. Каюсь, я ведь тоже подумал вчера на Киселева, когда узнал, что Маймурина пиф-паф. Что должен думать зять? Весь город знает о вражде Маймурина с Киселевым, Асланбек тем более. А учесть, что у него хоть и мафиозная, а все же власть? А прибавить к этому, что рожден он где-то у подножия Кавказского хребта, покрытого вечными снегами?
– Не паясничай, – вставил Парафинов.
– Там вендетта не умирала даже в советское время.
– Доказательства где?
Парафинов встал во весь рост, однако не отрывал глаз от распростертого тела на земле, перемешанной с мелкой ракушкой и глиной, вымоченной в приливах, потому аккуратно утрамбованной. Игорь Игоревич достал сигарету, Андреев щелкнул перед ним зажигалкой со словами:
– Автоматами работали – разве это не доказательство? Ну, нет у нашего уголовного гламура бабла на автомат, дорого стоит. Да и зачем он им, что они с ним будут делать? Нет, наши бандитские кучки летают низенько, добыча их маленькая – так, детишкам на молочишко. А группировки типа Асланбека берут крупную добычу, потому парят высоко.
– Это слова, – бросил Парафинов. – А доказательства?
– Рисунок протекторов, на одном колесе есть повреждение, оно, на наше счастье, отпечаталось. По нему мы найдем владельца.
– Ищи. – Наконец Парафинов посмотрел ему в лицо, а в глазах стояла тоска, зеленее которой бывает только весенняя травка. – Знаешь, не могу все эти убийства связать, кроме одного момента: валят крупных людей города.
– Мелких не за что валить.
– Но должно же быть что-то общее в нашем беспределе? У нас в девяностые войн не было, а сейчас… даже не знаю, как назвать. Что это?
– Вы ломаете голову, – вступил в диалог эксперт, – а все может оказаться проще. Например, убийства совершены по разным причинам и совершенно разными людьми, но стечение обстоятельств собрало их вместе, то есть в одно время.
– Ясно, случайность, да? – криво усмехнулся Парафинов. – Не слышал о подобных случайностях, значит, их не бывает.
– Когда-то все происходит первый раз…
– Кирилл, подключай к работе все отделения, – повернулся Парафинов к Андрееву. – Разбей на группы, чтоб каждая занималась отдельным убийством. Надеюсь, так работа пойдет быстрее. Да, еще этот… крест на могиле Арамиса. Кинь на него человека.
– Вандализм, конечно, наказывать надо, но это второстепенное дело, убийства важнее, – воспротивился Андреев. – Те же бомжи могли нечаянно устроить пожар, зачем же людей отрывать?
– Кинь, – коротко бросил Парафинов, резко развернулся и зашагал к машине.
Его потряхивало. Возраст предпенсионный, а тут свалилось, чего сроду не случалось даже в жуткие девяностые. Умели люди договариваться. Во всяком случае, в их городе. Что же сейчас произошло? Откуда взялась эта беспрецедентная жестокость?
10. На чужие бабки жить не запретишь
– Я чувствовала, – хватала ртом воздух Раиса. – Чувствовала, что без Арамиса мы окажемся в западне… Неужели ничего?
– Пусто, – заверила Галина Антоновна. – Да вот, посмотрите сами чековую книжку. Последний раз со счета мы снимали деньги в мае месяце, сумма небольшая, всего… Нет, сами смотрите.
Раиса лихорадочно листала чековую книжку, точнее корешки, но их почему-то мало. Галина Антоновна аккуратный бухгалтер, с многолетним опытом и честная, что нечасто встречается, а жена шефа совершенно безграмотная в делах бухгалтерии, чековая книжка явно ей ни о чем не говорила.