Иудей
Шрифт:
А на дальнем востоке шла упорная и кровавая борьба с парфянами. Несмотря на то, что во главе римских легионов находился Корбулон, победитель хавков в Германии и царя армянского Тиридата, а помощником его был известный Тиверий Александр, племянник знаменитого Филона, дела там шли плохо. По распоряжению Нерона в Риме производились, однако, приготовления к триумфу полководцев: незачем тревожить народ дурными вестями…
Сам же владыка ни о чем не беспокоился. То гонял он на квадриге по кругу большого цирка, во всем подражая настоящим кучерам, то распевал всякие штуки под звон своей кифары, то шумно пировал в садах Тигеллина. По берегам пруда были выстроены для этого пира лупанарии, в которых ожидали посетителей самые знатные
А попутно, кстати, летели головы с плеч. Ползали тёмные слухи о всяких заговорах. Город был наводнён летучками. Гладиаторы в городе Прэнэстэ сделали попытку уйти от своего страшного ремесла, но были схвачены солдатами. В народе поползли слухи о новом Спартаке, который точно так же бежал из гладиаторской школы в Капуе с семьюдесятью гладиаторами, а потом, собрав вокруг себя тысячи рабов, громил с ними Рим в течение двух лет… Чуя близкую беду над возлюбленным, бедная Актэ плакала, но «божественный» не обращал ни на что внимания и, когда его расчёты на сокровища Дидоны не оправдались, он приказал взять во всех храмах статуи богов из золота и серебра и все дары и отправить все это на монетный двор: раз нужно, значит, нужно. И опять и опять жаловался он близким на неказистый вид старого Рима: немыслимо порядочному человеку жить в этой грязной трущобе!.. Актэ слегла от горя: она уже слышала тяжкую поступь Рока. Узнав о её болезни, Эринна — она не раз встречала тихую маленькую гречанку и полюбила её — послала ей с Мнефом каких-то трав, которые помогли ей самой, когда она болела, горюя по Язону.
Мнеф явился во дворец. Любопытными глазками своими египтянин ещё и ещё раз осматривал это роскошное гнездо кровавых безумств. Мнеф был доволен своим положением в жизни, но он был не прочь шагнуть и повыше. Он решительно ни во что не верил, кроме своих личных утех, но играл только наверняка. Тут, в этом тяжёлом дворце, больше чем где бы то ни было, чувствовалось, что в жизни позволено все, — будь только дерзок. Можно, конечно, и голову сломать, но это удел дураков.
Караулы с рук на руки передавали египтянина, поверенного самого Иоахима, пока он наконец не очутился перед покоями маленькой Актэ. Его встретила прелестная девушка с льняными волосами и прекрасными, застенчивыми глазами, которым страх перед незнакомцем и желание улыбнуться придавали такое милое, детское выражение. Мнеф, большой ценитель женской красоты, не мог не любоваться ею.
— Маран ата, — тихонько уронила красавица.
Мнеф сразу ухватился: это было то самое приветствие, о котором спрашивал его на берегу Родана Язон.
— Маран ата, — так же тихо, с улыбкой отвечал он. Она радостно вспыхнула.
— Так господин из наших? — уронила она.
— Как видишь… Но не могу ли я видеть Актэ?
— Госпожа лежит и никого не принимает, — отвечала девушка.
— Я как раз принёс ей от Эринны лекарство, — сказал Мнеф. — Вот, возьми… И передай, что надо сделать из трав этих отвар и пить утром и вечером горячим. И все пройдёт. Моя госпожа тоже очень страдала, но оправилась после этих трав, благодарение богам…
Та вскинула на него свои прелестные глаза.
— Каким богам? — с удивлением проговорила она. — Есть только один Бог…
«А-а, иудейка!» — подумал Мнеф и снова сразу захватил положение.
— А может быть, тут у стен есть уши? — тихо сказал он. — Надо быть осторожным и преждевременно ничего не открывать…
— А ты будешь завтра на собрании верных, господин?
— А разве оно назначено на завтра? Я не слыхал. Дело в том, что я только что возвратился из Тринакрии, куда ездил по делам господина, и ничего ещё не знаю. Где оно будет?
— На этот раз у Андроника… Тут во дворце есть двое-трое наших. Они обещали взять меня с собой. Если ты не знаешь, как пройти, заходи за нами и пойдём все вместе.
— Хорошо. А как тебя спросить?
— Меня зовут Миррена, — отвечала она и, смутившись, поправилась: — Раньше звали Мирреной, а теперь Марией…
«Гречанка, — подумал, Мнеф. — Ничего не разберёшь».
Они уговорились встретиться около золотого Миллиария, на форуме, в одиннадцать часов дня [57] , и Мнеф пошёл домой. И вдруг остановился: но ведь Мирреной зовут ту девушку, которую ищет Язон! А что, если это она и есть?! И сейчас же в душе египтянина само собой выскочило решение: молчать — молоденькая гречанка поразила его своей необычной красотой. А через неё он узнает и что такое это их «маран ата». Осторожность, осторожность, осторожность…
57
Пять часов вечера.
В атриуме он встретил Язона с Филетом, которые куда-то собирались. Оба, как всегда, были в скромной одежде. Это подавало в Риме повод к толкам, но Язон шёл своим путём. В ознакомлении с жизнью Рима он был неутомим. Филет продолжал осторожно открывать для него её пёстрые обманы. Жизнь от этого ничего не теряла: глаз и мысль привыкали только проникать к тем скрытым источникам, силою которых творится эта пёстрая и жаркая сказка. Иоахим не торопил сына с решениями. Он не отказывался от своего плана, но, наоборот, все более и более укреплялся в нем. Особенно укрепил его в его намерениях один разговор с Филетом о том, какое все же правление было бы для толп людских лучшим.
— Что эти выродки никуда не годятся, это видно, — говорил он задумчиво. — Оподлел сенат… Форум — это собрание продажной сволочи… Правление философов, по Платону, мне всегда представлялось скорее шуткой, чем делом. Ну, так куда же деваться?
— Философы прежде всего начнут, конечно, спорить, — пошутил Филет. — И, боюсь, проспорят долго. Но… но, если бы это было возможно, мне кажется, что наибольшее благополучие рода человеческого обеспечивали бы не философы, а просто умный человек, просвещённый, сильной воли, не ищущий ничего для себя… Но где же такого взять?!
«А Язон? — с восторгом подумал Иоахим. — И умен, и силён волей, и ничего ему не нужно, и добр сердцем».
Но он не торопил: ему так же хотелось видеть сына насквозь, как тому хотелось насквозь увидеть жизнь…
— Куда это вы собрались? — ласково спросил Мнеф у Язона.
Язон не доверял египтянину. Но он скрывал это: это прежде всего оскорбило бы отца, который так высоко ставил своего помощника.
— В храм Изиды, на Марсово поле, — отвечал Язон. — Там сегодня после священной процессии состоится посвящение нового верующего.
— Так что же вы не сказали мне этого раньше? — воскликнул Мнеф. — Я приготовил бы вам записку к Тирроину, верховному жрецу, — мы с ним очень дружны, — и он показал бы вам все. Хотите, я напишу сейчас?
— Пожалуйста…
И, присев тут же, в атриуме, Мнеф написал записку: «Если ты удостоишь, достопочтенный Тирроин, своим вниманием египетский папирус, списанный остриём нильского тростника…» У Мнефа была слабость к высокому стилю.
Поблагодарив египтянина, Язон с Филетом пошли на Марсово поле. На улицах было заметно значительное оживление. Культ Изиды проник в Рим ещё при Сулле и делал тут быстрые завоевания, как и культ Мифры. Религиозное настроение, надежда на искупление и на приобретение бессмертия захватывали уставший римский мир. Привлекала и таинственность, и слухи о чудесных исцелениях. И народ со всех концов города спешил к знаменитому храму богини.