Иван – царский сын
Шрифт:
– Что он несет, – шипит Морана, глядя на Гвидона. – Цветок мой.
Ясно, кто из них принимает решение, и Ваня последний, кто хочет встать между ними.
Старик мелко, каркающе хихикает, задыхаясь на вдохах. Глаза кота на его голове вспыхивают и гаснут.
***
Их с Васей оставляют в той же палатке, и перевертыш, выждав, собакой пробирается к ним – заполняя и без того небольшое пространство. Шерсть его влажная от тумана, лапы грязные от земли, и он крутится, устраиваясь между их ногами. Нелепо,
Он сын какого-то Кощея, братья – не его братья, и Ваня слишком долго игнорировал намеки перевертыша. Ему нужно еще больше усилий, чтобы игнорировать дальше, и он вспоминает отца – молчаливого и ворчливого, ни разу не обидевшего ни одного из них; вспоминает заботливую и суетливую тетю Люду и детство с братьями, с их нелепыми драками, Лешкиными девчонками и друзьями, Гришиными строгими отповедями, тетиными пирогами, тогда, когда отец умел улыбаться – вспоминает и не может поверить. Ничто из этого не может быть неправдой, и Ване особенно ярко, тоскливо хочется домой.
Василиса совсем не думает о Кощее, не понимает, еще далекая от волшебного безумства. Она обхватывает колени руками, сжимаясь – промерзшая в легком сарафане, и произносит:
– Если бы я действительно могла улететь…
Ваня видел её, сияющую, в костре в окружении ведьм, видел огненные всполохи перьев у её рук, но и он не может представить её летящей. Другого способа сбежать он не может придумать тоже. На помощь перевертыша рассчитывать не приходится – он и так прячется при любом удобном случае. Ваня вздыхает и ерошит жесткую серую шерсть.
– Зачем им Вася? – спрашивает он у собаки. – Ты знаешь?
Перевертыш прикидывается животным и только глупо виляет в ответ облезлым хвостом. Он знает, наверняка, и Ваня заставит его рассказать, как только представится возможность – если она вообще представится. Снаружи, у палатки, он слышит шаги и знакомые голоса. Они о чем-то спорят, Ваня не может разобрать слов, но различает яростный женский голос и как Гвидон отвечает ей – спокойно и жестко.
Это злит её только больше.
Судя по обрывкам фраз, они говорят о цветке и о Кощее, забыв про бедную Васю. Гвидон обрывает Морану на полуслове – Ваня не может разобрать, чем – и несколько минут снаружи тихо. Притихает, не двигаясь, собачий хвост – Ваня и сам не замечает, как сжал напряженно шерсть на его загривке. А потом полог палатки резко отодвигается в сторону, и Морана хватает Ваню за шиворот, вытягивая за собой наружу. В её руках сила явно не юной женщины, даже не накачанного мужчины – она поднимает его, как пушинку, и рычит, заставляя смотреть в глаза.
– Где Кощей? Говори, где он, – рявкает она.
В мгновение она превращается из прекрасной женщины в ужасающее чудовище, не сменив ни единой черты. Ваня уверен – она может разорвать его голыми руками, прямо сейчас, эта девушка с золотыми волосами. При всем желании и всем страхе – ему нечего ответить.
– Ты понимаешь сама, – говорит Гвидон ровно. – Ему неоткуда знать о Кощее. Древний не оставляет следов.
Морана понимает – она раздраженно морщится, отпуская Ваню, и понимание делает её только злее.
Видимо, у них с этим Кощеем тоже какие-то давние счеты.
– Твоя мать, – произносит Морана, пытаясь поймать зацепку. – Мы спросим у его матери.
Ваня готов рассмеяться, и отвечает со смешком, прорвавшимся через страх:
– Моя мама давно умерла.
Гвидон смотрит на него долго и странно, словно смерть матери действительно всерьез меняет его отношение. Даже у сильных есть свои слабости. Они переглядываются – снова забывая о Ване, как о несущественной мелочи, предмете, и Морана берет Гвидона за руку, уговаривая.
– Должно быть хоть что-то. Никого ближе мы не видели.
– Должно быть хоть что-то, – соглашается с ней Гвидон. – Береги мальчишку.
Ваня начинает ненавидеть это слово. Морана кивает, покорно опуская ресницы, и, когда она снова смотрит на Гвидона – в них нет и тени прошлой ярости. Ни одной её эмоции не следует верить.
– Неожиданный подарок, верно? – воркует она, вновь превращаясь из яростной стервы в ласковую подругу. – Вместе с жар-птицей еще и Кощеев сынок.
– Ты знала? – спрашивает Гвидон, отстраняя её.
Он тоже не верит, не отвечая на ласку, но Морану не смущает его строгость – она льнет снова, прижимаясь телом; роскошным даже в простом длинном платье.
– Чувствовала.
Ваня не может понять, верит ли Гвидон её искренности – тот кивает и отступает от Мораны. Он вполне похож на человека, у которого много дел куда более важных, чем женские прелести – он и есть этот человек. Гвидон еще раз осматривает Ваню – куда пристальнее, чем все разы до этого, словно надеется увидеть на нем что-то – люминесцентный знак, отметку посреди лба или хотя бы пару рогов, хоть что-то – и никак не может рассмотреть.
– Я подумаю, как нам это использовать, – произносит Гвидон.
Ваню совсем не прельщает идея использования чего-либо в нём, но он догадывается держать при себе своё бесценное мнение. Гвидон кивает – ему или своим мыслям – и разворачивается, уходя в сторону и почти сразу скрываясь в тумане. Морана смотрит то на него, то на Ваню, торопливо делая выбор. Ей нужно несколько минут, пока фигура Гвидона почти не исчезнет из видимости – тогда она решается, зло шипит под нос на знакомом языке и идет за ним. На вкус Вани, и у них странноватые отношения.