Иван Грозный
Шрифт:
Мы не имеем никаких достоверных сведений о составе собора 1550 г. Но мы можем судить о нем по составу соборов позднейшего времени. Народные массы вряд ли были на нем представлены. Даже нет указаний на то, что при созыве собора проводился принцип представительства. В этом смысле некоторые старались истолковать одно место так называемой Хрущевской летописи. Она известного происхождения и хранится в московском архиве Министерства Иностранных Дел. Как и сборник Макария, «Степенная книга», это довольно распространенный в то время род компиляции. Но Платонов доказал, что истолковывшееся место Хрущевской летописи представляет вставку позднейшего времени. Сделана она, вероятно, во второй половине XVII в. под влиянием некоторых идей, распространившихся в эту эпоху. Приходится видеть в этой вставке как бы отражение практики позднейших соборов, созывавшихся преемниками Ивана уже совершенно при других условиях.
По вопросу о соборе 1550 года сам Иван оставил нам сведения совершенно иного характера. Произнося речь уже на другом соборе, созванном годом позже, он вспоминал то, что говорилось на Красной площади. Под пышным покровом и цветами обманчивой риторики можно немного
Апеллировать к народу против бояр значило возбуждать его против должностных лиц. Иван на это никогда бы не решился. Порицая бояр, он главным образом к ним же самим и обращался. Его речь на Красной площади была обращена ad homines, в третьем лице. Как бы понял и принял сразу народ эту речь? Я имею в виду тех представителей, которые хотя что-нибудь смыслили в делах государственного порядка. И много ли можно было найти среди этого народа людей, способных исправить зло, сделанное другими?
В таком случае, каковы же были намерения Ивана? Очевидно, таковы: Грозный вовсе не хотел касаться системы службы и служилых людей, которые в течение многих лет производили ужасные злоупотребления. Он надеялся улучшить работу административной машины, принять управление некоторых колес ее в свои руки, а управление второстепенных поручив новым лицам по своему выбору. Этим объясняется и его обещание быть главным судьей для народа и призвание на службу Адашева; это делалось для будущего. Что касается прошлого, которого «нельзя было исправить», то Иван старался ликвидировать с ним счеты. Тысячи жалоб оставались без рассмотрения. Груды бумаг ожидали своего движения. Разобрать все это в обычном порядке не было возможности, так как производство дел совершалось с невероятной сложностью и медлительностью. «Торжество добра и любви», как и «примирение со всеми христианами державы», по фразеологии того времени, означало просто-напросто, что нужно устроить все дела полюбовно. Для этого, по-видимому, был установлен довольно короткий срок: так уже в 1551 году Иван мог объявить об успешном разрешении всех дел, накопившихся от прошлого времени.
Созыв народного собора не согласовался с той системой правления, которую Иван наследовал от своих предшественников. Он не имел намерения разрушать эту систему, но хотел несколько усовершенствовать и приспособить ее к новым государственным потребностям. Никакому представительному учреждению здесь не было места; Иван был далек от мысли вводить его, что видно из того, что даже такой представитель олигархической аристократии, как Курбский, никогда не высказывался против периодических собраний по образцу 1550 года, считая их орудием административного судебного управления. Некоторые, как, например, автор известного политического памфлета «Беседа валаамских чудотворцев», предлагали ввести в обычное правило подобные совещания.
Однако новую попытку совещания с собором мы видим только в 1566 г. Как и раньше, собору была постановлена определенная цель: он должен был разобрать запутавшиеся отношения с Польшей. До нас дошел официальный список членов этого собора, Он состоял из 32 представителей высшего духовенства, 258 бояр и боярских детей, высших и низших должностных лиц, 9 земельных собственников, 53 московских купцов, 22 смоленских купцов или имеющих занятия в этом городе. Никаких следов участия других элементов населения мы не находим в этом списке. Это совещание «служилых людей» при участии некоторых компетентных специалистов. Польские отношения интересовали торговые круги и особенно пограничных купцов. Никаких намерений вернуться к вечевым порядкам или усвоить начала западноевропейского представительства не было. Мы знаем, что на Руси существовали освященные соборы – совещания иерархов, созывавшиеся периодически еще в глубокой древности для обсуждения тех или иных вопросов, касавшихся как церковных, так и государственных дел. Быть может, эти освященные соборы и подали мысль о созыве аналогичных совещаний, получивших впоследствии название земских соборов.
Старое вече отошло в область преданий. В политической и социальной организации московской державы не было основания для развития представительных начал, имевших место у других славянских и германских народов. Для перехода от вече к народному представительству здесь не было таких промежуточных форм, как съезды дворянства, magna consilia, Herrentage. Подобно боярской думе, земский собор явился видоизмененным старым русским обычаем. Русские князья совещались некогда со своей дружиной, на место которых впоследствии стали служилые люди. С расширением административной деятельности явилась необходимость в служебном представительстве. Всех служилых людей ведь нельзя было собрать в Москве. Правительство и прибегло к выборному началу для распределения служебных функций. С другой стороны, эти избранные представители служилого сословия оказались как бы его депутатами. Так и установился обычай созывать в столице совещания избранных должностных лиц. Задачей их было обсуждение очередных вопросов администрации или совместное решение каких-нибудь общих дел. Доступ на собрания определялся особой системой. Какова же была эта система? Производились ли выборы и в какой форме? Мы об этом ничего не знаем. Во всяком случае можно полагать, что должностные лица являлись на соборы только как представители администрации, и забота о социальных нуждах их не касалась. Они возвышали свой голос не как защитники каких-нибудь корпоративных групп, но как органа правления. Центральная власть призывала их, чтобы получить от них сведения и вручить им свои инструкции. Это все. Никакого действительного обсуждения вопросов не было. Даже в тех случаях, когда правительство делало вид, что спрашивает совета у собрания, оно в сущности только давало ему свои приказания.
О каких-либо политических правах этих мнимых представителей и их избирателей никогда не возникало существенного вопроса. Московское правительство иногда как бы заигрывало с соборами, пользуясь неопределенностью их положения. Ни одно из этих совещаний не оставило после себя следов законодательной работы и даже никакого самостоятельного решения. Переход князей с одного места на другое и связанный с этим неустойчивый характер русских учреждений мешал развитию корпоративных начал и образованию классов. Группировка разрозненных общественных сил поэтому сделалась задачей центральной власти, которая, естественно, не думала о правах народа, а заботилась главным образом о том, чтобы положить на него разного рода обязанности. Впоследствии в своем основании новый строй свелся к принципу повинности, тяглу. Введение выборного начала в эту систему нисколько не поколебало ее основания. В обществе мало были развиты социальные интересы, его элементы, можно сказать, недостаточно понимали свои нужды. Благодаря этому выборы и депутатские полномочия были просто новой повинностью, присоединявшейся к общему тяглу. Выборная основа соборов, как мы видели, не доказана, но если даже мы допустим ее существование, то все-таки она будет представляться не завоеванием стремящегося к свободе народа, а правительственным заданием, вызванным нуждами государства. Земские соборы были продуктом административного творчества, а не плодом продолжительной национальной работы. Их можно назвать надстройкой, механически добавленной к старому неуклюжему зданию, но никак нельзя считать следствием внутреннего развития. Это эпизод эфемерного свойства в истории русского государства. С 1550 по 1653 г. было созвано 16 соборов, и после закрытия последнего из них не осталось ни живой памяти, ни сожалений о них. Соборы были вызваны к жизни произвольным решением правительственной власти и произвольно той же властью были уничтожены. Ни существование, ни исчезновение их не оставило никакого следа в судьбе русского народа. Пусть даже не правы те историки, которые утверждают, что эта ветвь славянства не способна к свободным формам политической жизни, пусть кажется клеветой их положение, что русская нация обречена на вечное рабство абсолютизму, все-таки в XVI в. не было никакой серьезной попытки в стенах Кремля ввести парламентарный строй.
Историческое значение собора 1550 г. обусловливалось важностью забот, заставивших правительство прибегнуть к этому средству. За созывом собора последовали важные государственные мероприятия. Царь доказал, что он знает, какие язвы разъедают государственный организм. Он смелой рукой сорвал с них покров. Теперь ему оставалось для врачевания его применить лучшие средства, чем те, которыми пользовались до той поры. Уже следующий год открывает собой эру преобразований.
Глава вторая
Первые преобразования
Преобразовательные течения. Новый закон. Реорганизация службы. Религиозная реформа.
Из среды образованного класса, в количественном отношении еще ничтожного при Иване IV, а в умственном мало развитого, но уже заинтересованного некоторыми политическими и социальными вопросами; из среды людей мыслящих, спорящих, пишущих, исходило два преобразовательных течения. Отправные их положения резко отличались друг от друга, но в конечных целях они сходились весьма близко. И то и другое направление выдвигало новые понятия и планы. Оба они были связаны с великим вопросом современности, с вопросом, касавшимся прав владения землей. Читатели уже знают, какую позицию в этом остром вопросе заняли последователи Нила Сорского и Вассиана Патрикеева. Новый толчок к развитию идей нестяжателей сообщил упомянутый выше памфлет «Беседа Валаамских чудотворцев». Отличаясь причудливой формой, порой совершено затемняющей мысль автора, этот памфлет производил большое впечатление благодаря силе и выразительности языка. В этом произведении выводятся фантастические старцы, валаамские чудотворцы – Сергий и Герман. Личность автора остается неизвестной. Некоторые приписывали это произведение перу Патрикеева, но оно написано слишком запальчиво и дерзко. Едва ли какой-либо монах решился бы с такой смелостью восстать против накопления богатств в руках черного духовенства. Правда, политические воззрения автора могут напомнить какого-нибудь монаха своей странной наивностью. Так, по его мнению, главной заботой правительства должно быть наблюдение за точным исполнением постов. Автор требует, чтобы советниками царя были только миряне, а не духовенство, неправильно присваивающее себе подобное положение. Жить в бедности и молиться – это удел духовенства. Трудно допустить, чтобы подобные взгляды высказывались Патрикеевым. Его честолюбие вряд ли бы примирилось с этим.
В такой постановке земельный вопрос расширялся, затрагивал другие интересы и вызывал целый ряд новых требований. Если скопление земель в руках монастырей есть зло, то не будет ли таким же злом и раздача земель служилым людям, постепенный захват ее этими привилегированными элементами, неправды которых сам Иван недавно так изобличал? Ответом на этот вопрос явился новый памфлет, в форме послания царю. Автором его был Ивашко Пересветов, – собственное ли это имя или псевдоним, неизвестно.
Произведение Пересветова явилось настоящим обвинительным актом против служилого класса землевладельцев. По его словом, они волшебством и интригами приворожили сердце царя и заставляют его выполнять их волю. Они чрезвычайно разбогатели, обирая безжалостно разоренных крестьян. Они проводят жизнь в лености и разврате. Трусость их также велика, как и жадность. Когда они идут на войну, то губят царскую армию, а в мирное время они присваивают себе громадную часть собирающихся с народа в царскую казну податей. Они повинны во всех бедствиях государства.