Иван Молодой. "Власть полынная"
Шрифт:
А в тот день, когда дворянский полк вступил в Коростень, по реке плыла судовая новгородская рать. С передового челна увидели новгородцы множество отдыхавших военных. Костры дымят, ратники по городку разбрелись. Неподалёку пасутся рассёдланные кони.
Новгородцы с челна удивлённо смотрели на незнакомых ратников, спрашивали друг друга:
– Псковичи, что ли?
– Кажись, нет. И не литвины, каких Казимир привести должен Новгороду в подмогу…
– Да московиты это, эвон погляди, стяги их! Новгородцы
– Люд на ладьях уведомить, пущай к берегу пристают.
– Нападём на московитов нежданно, сонных перебьём!
– Давай робята, греби к берегу. Мы сойдём, а вы к ладьям выгребайте, пущай причаливают, пока с берега караульные не узрели и тревогу не заиграли…
Вскоре ладьи новгородцев уже приставали к берегу» судовая рать высадилась и с криками, размахивая боевыми топорами, ударила по спящему лагерю. Рубили сонных, крушили. Крик и дикое конское ржание повисли над Коростенем.
Пробудился Холмский, ратник помог броню надеть, с саблей в руке выскочил воевода из шатра, кинулся в гущу боя.
Увидев его, дворяне опомнились, битва выровнялась. Ждут новгородцы: самое время владычному полку на московитов обрушиться, - да неведомо судовой рати о запрете владыки - в бой с полками государя московского не вступать.
Заиграли московские рожки, пошли дворяне в наступление. И побежали новгородцы. Фёдор Давыдович Стародубский, второй воевода, голос подал:
– Отсекай новгородцев от ладей! От берега тесни! Согнали пленных в одну толпу. Холмский допрос снял, а узнав, что по Ловати прошла вторая судовая рать, спросил князя Стародубского:
– Что с пленными делать? Нам вдогон второй судовой рати поспешать?
Фёдор Давыдович пожал плечами:
– Обуза нам, князь!
– Обузой не будут. Вели, князь Фёдор, в сабли их взять, в топоры!..
Когда побоище было окончено, сели дворянские ратники в седла, заиграли рожки наступление, и пошли дворяне вслед ушедшей по Ловати второй судовой рати…
В Новгороде ждали известий от воеводы Казимера. Но он от города далеко не отошёл, остерёгся. Случись беде, за стенами новгородскими можно отсидеться.
Бранились новгородцы, зло насмехались над незадачливым военачальником:
– Казимер к стенам городским припал, как дитя к сиське!
– Из этого воеводы песок сыплется, а в душе страх засел!
Участились побеги из ополчения. Убегали из Неревского полка, из Плотницкого… Скрывались в своих ремесленных слободах…
Ждала известий и Марфа Борецкая. Ни от воеводы Казимера нет утешительных вестей, ни от сына Дмитрия. А ещё ждала, что привезёт её дворецкий, которого она послала к великому князю литовскому. На свой страх и риск нарядила она посла с письмом и в нём не просила, требовала взять под своё прикрытие Новгород.
Недели считала, всё надеялась, а дворецкий всё задерживался.
Но
В крике и плаче изошёлся Новгород. Выли во всех новгородских концах. Закрылась Марфа в своих палатах, ни слезинки не обронила, будто окаменела. А тут ещё к утру воротился дворецкий с неутешительной вестью: великий князь литовский из Вильно в Варшаву отъехал, а своим маршалкам заявил: король и великий князь в войну с Московией ввязываться не желает, у новгородцев своих сил достаточно, чтобы побить Москву…
Удар был стремительным и неожиданным, и Холмский собрался уничтожить и эту судовую новгородскую рать, когда получил приказ самого Ивана Третьего отойти к Шелони.
Как потом стало известно воеводе Даниилу Дмитриевичу, сюда подходило войско Казимера со всеми своими полками.
– Ну, - сказал Холмский второму воеводе, - кажется, наступает решительный час. Покажем, Фёдор Давыдыч, на что мы способны…
Войска сошлись на противоположных берегах Шелони. Часть своих сил Холмский укрыл в ближних лесах, остальных выставил на виду.
Новгородцы увидели - мало московитов, задирают:
– Лапотники! Прихвостни великокняжьи! Рыла суконные!
Послал Холмский разведать броды. Пора не дождливая, Шелонь обмелела. Места для переправы отыскали, и воеводы начали готовиться. А прежде Даниил Дмитриевич нарядил к воеводе Казимеру гонца с письмом, в котором предложил повременить с битвой.
Василий Казимер и его советники посчитали это слабостью московитов и возрадовались.
– Не станем время терять, - решили они.
– Выдвинемся против Москвы «клином», - предложил Борецкий.
– Вели дать такую команду, Василий Лександрыч!
– Ударим «свиньёй», как рыцари немецкие сражались!
– То так, - согласился Казимер и отдал приказания по полкам.
Начали новгородцы перестраиваться, сбивались в толпы, смешались. Каждый искал себе местечко поукромней и от стрелы, и от сабли.
Кое-как построившись «клином», двинулись на московитов. Вскоре донёсся звук труб - то боярские дружины переправились, пошли навстречу новгородской «свинье».
Кони взяли в рысь, тысячи голосов кричали:
– Моск-ва-а!
Рой стрел полетел в новгородцев. «Клин» расстроился.
Подбадривая своих, Селезнёв закричал:
– Вперёд, новгородские молодцы! Ему вторил Дмитрий Борецкий:
– Ушкуйники, держись!
– И выхватил саблю. Взывали к своим ратникам полковые воеводы всех новгородских концов. А в них неслись стрелы, и падали убитые и раненые. Вой и крики раздались над Шелонью.
Увидел Казимер, что не выдержать натиска московитов. Послал ближнего ратника к словенцам, чтоб ударили сбоку. А словенцы в ответ: