Иван Молодой. "Власть полынная"
Шрифт:
– Ты, боярин, не о том речь ведёшь. Эвон, государь ноне без великой княгини!
Пресёк разговор…
С ползимы унялись метели, и полки тронулись. Первые дорогу пробивали. Конные дворяне, по трое в ряд, ехали по снегу коням по грудь.
Когда ещё в Вологде великий князь Иван Молодой и воевода в санках умащивались, Даниил Ярославский обронил:
– Чует душа моя, не скоро в Москву воротимся. Дай Бог по теплу в Нижний Новгород попасть.
– Не о том печаль, воевода. Нам землю русскую от ордынцев надобно вернуть. А начинать следует с Северо-Восточной
– Твоя правда, великий князь. Но к тому времени ещё не одна кровь прольётся, не одна вода в реках сменится.
– Нелёгкую ношу взвалили мы на себя, князь Даниил, - в этом ли я не согласен с тобой? Но мы её подняли, нам и нести. Не так ли, воевода?
– спросил князь Иван с усмешкой.
– Понесём, княже, понесём. Вот и ноне тянем. И рассмеялись оба.
Ездовой задней упряжки оглянулся: чему веселится молодой великий князь? Однако, не узрев ничего, погнал коней.
Зимой приехал в Москву новгородский архиепископ Феофил на рукоположение к митрополиту Филиппу.
Обряд митрополит исполнил в храме Благовещения в присутствии московского духовенства, после чего Филипп с Феофилом уединились в митрополичьих покоях. Звал Филипп Ивана Третьего, да тот отказался:
– Надобно Феофилу отмолить грехи, какие брал на себя за мятежный Новгород. Хотя и ведаю, не мог он иначе в том гнезде осином…
Сидели владыки в малой трапезной за круглым столом. Тихий чернец молча подал чаши с тёплым молоком, мёд янтарный с плавающими кусками сот, яблоки, моченные в капусте, да ещё сёмужку малосольную. А хлеб на деревянном подносе чернец принёс свежий, ржаной, испечённый монахами Чудова монастыря.
Удалился чернец. И лишь после того, как закрылась за ним дверь, Филипп промолвил:
– Гнев государев ещё не улёгся, владыка Феофил. Гордыню новгородцев не преломил ты, архиепископ.
– Я ли того не ведаю? И господ именитых молил я и увещевал поклониться великому князю Московскому. А что до полка владычного, так ему строго-настрого не велел мечи обнажать на московских ратных людей, а стоять только против псковичей, какие пойдут на Новгород.
– Воистину ли так, владыка Феофил?
– Истину сказываю. Мне ответ держать перед престолом Всевышнего.
– Помни, архиепископ Феофил, своевольность новгородцев, их влечение к Литве и к Казимиру, не великим князьям московским во вред, зло единству русской земли. Сам ли ты не зришь, владыка, коварства ляхов и литвинов, какие Смоленск и иные наши города под собой держат? Норовят костёлы на Руси поставить и унию насадить…
– Не доведи Бог!
– перекрестился архиепископ.
– Коли уразумел, какую боль причиняют нам католики, то не дозволяй поругание веры нашей, православной. Тому и новгородцев вразумляй. А государь Иван Васильевич и великий князь Московский Иван Молодой вам защитой
Глава 13
У митрополита Филиппа случился осторожный разговор с государем. Великий князь Иван Васильевич исповедался у митрополита. Принял Филипп тайну исповеди, посокрушался страданиям человека и как бы ненароком заметил:
– Третье лето, как потерял ты, сын мой, великую княгиню Марию. Скорбь твоя уместна и понятна. Но не пора ли о живом помыслить? Много на Руси княжон и дочерей боярских, всем им ты будешь люб. На какую выбор твой падёт, такую и примем.
Долго стоял государь в задумчивости. Может, великую княгиню Марию вспоминал, как прожил с ней в согласии почти два десятка лет, иль ещё что на мысль пришло?..
Наконец он сказал:
– Владыка, не торопи. Ещё не забыл я великую княгиню. Трёх лет не минуло с её смерти. Да и сын у меня, сам ведаешь, великий князь Московский Иван Молодой. Не говорил я с ним о том… А как надумаю, владыка, о браке, с тобой совет стану держать и с боярами думными.
– Ив шутку речь перевёл: - Не блины, отец духовный, печь, жену выбрать. С ней ведь и в постель ложиться.
Митрополит брови насупил, помрачнел:
– Я ли того не разумею! Но и ты, сын мой, помни: великий князь венчанный - муж зрелый, вдовец греховными мыслями обуян.
– Великим князьям московским то не грозит, московских князей государевы заботы терзают.
В плодородном ополье, у небольшой реки Каменки, впадающей в Нерль, стоял город Суздаль. Хоромы и дома, торговые ряды и мастерские ремесленного люда, вал и ров, а над всем Суздалем высились каменные церкви и собор Рождества Богородицы.
От самого Суздаля на многие версты по большим и малым рекам, по их притокам и по всему побережью ратники жгли костры и варили смолу в огромных чанах, конопатили большие суда и ладьи и спускали их на воду.
Перестук топоров, окрики мастеровых, чадная копоть висели той ранней весной по всему Прикамью.
Судовая рать воеводы Константина Беззубцева готовилась к отплытию.
Дня было мало. Ночами жгли факелы и плошки. Телегами и санями подвозили бочки с солониной, сало, кожаные кули с зерном и крупой, всё носили по зыбким дощатым сходням. Казалось, подготовке конца и края не видно, но настал день отплытия судовой рати.
Накануне у Беззубцева побывал Иван Третий. В шатре воеводы государь говорил:
– Ты, боярин Константин Александрович, помни: полки увели великий князь Иван Молодой и Даниил Холмский, ты поведёшь реками судовую рать. Наказываю вам: трясите Казань. А когда время подойдёт, ту татарскую крепость Русь одолеет…
После Пасхи и воскресного молебна суда отплыли. По реке несло мелкую шугу, коряги, брёвна. Воевода Беззубцев плыл на головном судне, стоял у борта, глядел, как взрывают воду множество весел. А когда паруса ловили ветер, казалось, не ладьи плывут, а река.