Иван V: Цари… царевичи… царевны…
Шрифт:
Наконец удалось мне лицезреть самого богдыхана. До него было сажен восемь. Молодой человек облика не выдающегося. Сказывали, что ему всего двадцать три года.
Положил я грамоты на указанное место, а после этого стали разносить большие деревянные чашки с чаем, варенным с маслом и молоком. Но вот музыка играть перестала, мне велели снова поклониться и сказали, что аудиенция окончена. Тут и богдыхан встал со своего места и удалился.
Ожидала меня еще одна церемония: столованья. Там будет богдыхан собственной персоной. И ему надлежит отвесить девять поклонов, прежде чем садиться за стол. Я ответил, что вовсе не собираюсь: достаточно будет и одного поклона. Тогда иезуит — он все время меня наставлял по-латыни — заметил, что вот-де
Слава Господу, окончились все церемонии, и я стал наконец знакомиться с нравами и обычаями Китайского государства. История и книги их начинаются прежде воплощения Христа Спасителя за три тысячи лет и тому ныне 4544 лета. И еще тогда у них было учение: и звездословие, и книги, и инструмента, и фарфор, и шелк, и многое другое, что в Европе появилось спустя много веков. И порох они, оказывается, выдумали первыми, и свод законов был сочинен.
Дороги в Китайское государство ведут морские и сухопутные — многие. Первый путь — морской — проложили португальцы. Венецианец Марко Павел (Поло) приехал в Китай с калмыцким войском, он из Царьграда в Персиду на кораблях плыл, а из Персиды сухим путем. Он же первый написал книгу про Китай, а прежде него о нем в Европе, как слышно, не знали. Португальцы завели оживленную торговлю с Китаем, везли оттуда фарфор, шелк, пряности, чай и другие товары, которые в Европе весьма ценились. За ними повадились голландцы. Они завоевали остров большой и богатый и назвали его Формоза (Тайвань), то есть прекрасный. И оттуда вели торговлю.
В Китае — великое множество людей, понеже город от города в виду, и село от села ближе, и место везде жилое, а пустого ничего нет. Городов малых насчитывается 1226, а великих и пребогатых — 150. Кроме того, города есть плавучие, понеже по всем рекам великое множество судов, и на тех судах живут китайцы жительством и держат на них свиней, уток, куриц и другую живность. Случается, на одном месте скапливается на сих судах, именуемых джонками, и по тысяче и по две тысячи народу, а то вдруг снимутся с якорей, плывут в другое место.
Буде же поверим китайским подлинным книгам, то живет в этой стороне более двухсот миллионов человек. Сколь у них народу, вычисляют просто: обычай у них такой, что всякий житель обязан под угрозой самого сурового наказания, ежели не исполнит, пред воротами своего дома повесить таблицу, в коей написано количество и чин тех людей, которые там живут. И над каждыми десятью домами свой десятник поставлен.
В Китае многие вещи родятся, которые более нигде не рождаются, о коих я уже говорил, и можно утверждать, что Китай на земле есть яко дорогой камень в перстне. Вся земля у них возделана. Там же, где пески неплодные, там художеством своим их плодоносными делают. Везде прокопаны каналы, по которым речная вода струится и питает землю. Хлеб же у них родится всякий, не только пшено сарачинское, но и иные виды, которых и у турок нет. Скота же у них всякого довольно: коровы, овцы, козы и кони. А наипаче свиней у них много, а породы особой — собою велики, черны и уши большие. Понеже свиное мясо у них весьма ценится. А еще в цене у бояр ихних мясо собачье, оно дороже иных мяс. И птицы разной множество во всех домах держат.
Руд бесчисленное множество и выплавляют из них медь, и свинец, и олово. А золото и серебро копать запрещено под страхом смерти. Потому-де, что где те драгоценные металлы залегают, там смертоносные
А исхитрились они выплавлять такую медь, которая видом на серебро смахивает, и продают ее дороже желтой меди. А из желтой меди чеканят они монету, называемую чос.
Еще о вере скажу. Трегубая есть вера китайская, ибо на три статьи разделяемся. Первая и старейшая есть философская. Вторая — идолослужительная. Третья — эпикурейская, или безбожная.
Чин философский называется у них Юкяо. Более всего почитают они небо, солнце, луну и звезды, как начало всего сущего. Учат о звездословии и составляют календари о земле и землемерии и о возделывании и удобрении ее. Человека же рассматривают как животное разумное и словесное. А потому надлежит ему почитать родителей, ближних, братьев и сестер, друзей. Есть еще у них три тысячи установлений, касающихся обычаев и нравов и гражданских добрых дел. Прежде всего, о вере и разуме, смирении и храбрости, воздержании и терпении, правдивости и доброте и других добродетелях.
Чин же эпикурейский ни бога, ни идолов не признает, а учит тешу, как в этой жизни наслаждаться, и призывает ко всяким телесным удовольствиям.
О чине же философском еще скажу, что он христианскую веру почитает за проповедь тех же добродетелей, что и китайцы сами проповедуют. Многие китайцы чрез миссионеров приняли католичество, протестантство и даже православие.
Во всех поступках своих китайцы весьма смирны, что лучше невозможно тому быть. На улицах кричать или пьяну ходить, браниться и сквернословить строго запрещено и наказуется сурово. В великой чести у них учение и грамота и не сыщешь меж мужами ни одного, который с пятнадцати лет грамоте обучен не был. Но при этом грамматики они не знают, не знают и риторики и много другого, что в Европе лежит в основе наук. А первый философ, которого они как Бога почитают, носит имя Конфуций.
Много доброго и замечательного увидел я в Китае, многому подивился, глядя на труды китайцев. Время летело быстро, но жизнь текла еще быстрей. Глядел и не нагляделся, познавал жадно, а познал лишь малую толику. И пришло время возвращаться, ибо прошло уж более двух лет; как я странствовал. Велика страна Китай и нет предела ее познать. Возвращались мы вначале тою же дорогой. И провожал нас асканьяма и еще один высокопоставленный чиновник. Миновали мы Великую китайскую стену, немало городов и селений. И остановились в большом селе, в буддийском монастыре у кумирницы.
В том монастыре увидели мы множество каменных изображений Будды. Перед самым большим поставлена лампада и в ней горит масло круглые сутки, монахи облачены в черное и едет только растительную пищу. Обращались они с нами весьма учтиво и потчевали чаем — других напитков они не пьют. На дворе стоял май, и все зеленело и цвело, душа радовалась весне.
В другом селении нам пришлось снова побывать в монастыре. В нем на возвышении стояла огромная статуя Будды, увенчанная короной, с черной бородой из натуральных волос. И одет он в желтую камку, а перед ним служители с изображениями драконов. Драконы эти всюду, их почитают и боятся.
Дорогою привели к нам полоняника и просили за него выкуп. Осталось у меня красных лисиц несколько, я и отдал. А полоняник поведал нам свою историю, историю своих скитаний. Вот она.
Звать его Павлов Федор сын Александрович. А сам он Смоленского города рейтарского строю полка Денисова. В 1667 году взят-де он в полон под Полоцком из полка боярина и воеводы князя Ивана Ивановича Хованского. Взяли его поляки, а после того отбили его черкесы гетмана Брюховецкого. А гетман продал его калмыкам — Мичаку-тайше, который кочевал возле Волги. Три года бедовал он у Мичаки, а потом тот продал его калмыцкому Учурте-хану, а у этого хана батрачил он пятнадцать лет. А родом он, Федор, Мстиславского уезда села Доброго, шляхетский сын и великому государю служил верой и правдой.