Ивановская горка. Роман о московском холме
Шрифт:
— ?
— Да, уж не обезсудь, сравнила с... тараканищем.
— Вон как? — вскинулся было Катасотгов, но преодолел возникшее отвращение и постарался стереть худое впечатление всегдашней своей учёностью. — Знаешь, у пражского писателя Кафки есть такой чудный рассказ, как один человек вдруг проснулся поутру громадным жуком и так и ползал по комнате, покуда не испустил дух вон. А отечественного извода знаток бабочек и тоже крайне искусный словесник Набоков заметил потом, что описанное в этой притче насекомое, несомненно, должно иметь крылья и потому могло в любой миг запросто улететь на свободу. Так что
— Ладно, не шибко-то духовись. Скажи лучше вот что. Мне за сегодня смерть уже как обрыдли речи, я хочу дел, — но все вы что-то, по-моему, тут темните. У этих хлыстов-скопцов, кроме «ля-ля», должно же было быть нечто, что их сводило с ума подчистую и наяву: эти радения. Покажи-ка, коли уж ты всё вдоль-поперек ведаешь, как оно выглядит вживе...
Катасонов раздумывал лишь мгновение. Потом сдёрнул Ваню-Володю за руку со стула, выдвинул на среду комнаты круглую столешницу и потащил гостя вслед за собою.
— Повторяй внятно и ни о чём постороннем не думай! — крикнул он властно покорному от усталости ученику и затараторил —
Глава двенадцатая
СВЕЧА
1
Бочка ты, бочка,
Серебряна бочка!
На тебе, на бочке,
Обручья златые,
Ведёрцы, святые.
Во тебе, во бочке,
Духовное пойло —
Духа Пресвятаго,
Пророка Живаго.
Мы станемте, други.
Бочку разчинати,
Пойло распивати,
Бога-государя
В помощь призывами,
Авось наш, надёжа
До нас умилится,
Во наши во сердца
Он свет преселится,
Завладел надёжа
Душою и сердцем
И всем помышленьем,
Духовным рассужденьем,
Красно солнце
Ярила Благодать скатила.
Государь, Сын Божий,
Разгуляться хочет:
Он берёт, надёжа,
Всю подвселенну,
Округу небесну.
Иван-сударь Предтеча
Званыим ходатай...
2
Ваня-Володя худо запомнил, что происходило далее — единственно верно отложилось у него в памяти, как тотчас после упоминания верховного тёзки разум покинул привычное до прозрачности обиталище; а следующий — хотя явно вовсе не последовательный во времени — вид, который он обрёл вокруг себя, когда маленько очухался, представлял уже невеликий садик как раз по-над Ивановским крестцом, где закружившийся вконец гонщик за собственною душой восседал в одиночестве на вершинной ступеньке лестницы поверх клубившейся внизу густопсово-мрачной тьмы.
Верчение с Катом около табуретнокопытного стола завершилось, стало быть, совершенным помрачением сознанья, отчего внутри по сю пору колыхалась тошнотная муть, так что повторения эдаких проделок Ваня-Володя не пожелал бы впредь и супостату; вместе с тем он постиг наглядный пример того, что сбить человеческий дух с панталыку существует гораздо обширнейшее число возможностей, нежели потом остаётся ему дорог возвратиться обратно к свету.
Возглавив теперь взамен отсутствующего геральдического льва верхушку крутого всхода, он остывал от минувшего жара разом с его белым камнем и потому с трудом мог унять колотившую всё тело дрожь, туго соображая, куда же теперь на ночь глядя — в прямом смысле потёртого выражения — править свой свившийся безнадёжной восьмёркою дневной и повсежизненный путь.
3
Горько охнув, Ваня-Володя очутился в положении того сказочного малороссийского бедолаги, который в ответ на схожее троекратное сетованье вызвал из-под земли тезоименитое чудище Оха — ибо тут же с содроганием вновь обнаружил подле себя вездесущего Ката.
— Попался, который плутался? — легко свёл на шутку его испуг смешливый донельзя собеседник. — За чем гнался, в то и вклепался, как говорится. Поделом: впредь уж не будешь просить неведомо чего и своевольничать всуе.
— .
— Молчишь, курилка? Ну так и быть, вот тебе тогда за прилежное смирение первый полезный совет: не лезь поперёд батьки в пекло! Черта лысого захотелось тебе отведать в радении — взамен того, чтобы разгрести навозную кучу дедовского барахла и найти там созревшую спелую жемчужину —
— А это что за невидаль?
— Лопух ты, батенька, даже не лопух, а борщевик — видал эдакий злак несусветный: видом укроп, ростом человек? Прикидываешься не ведающим родства Иваном — ин даром, что ли, тебе все эти ушаты историй на голову выплескивали? Дело-то ведь идёт к смерти.
4
Эвон какая пропасть поколений в соплях и кровище вылезала из наносной грязи, пестуя свой собственный разум — и, утомившись, будто пуля на излёте, донесла его и сложила подле самых паших ступней. Остаётся только нагнуться, поднять и воспользоваться — а ты всё никак не хочешь врубиться.
...Загиб мысли аж двухтысячелетний пережили и вроде бы стали уже возвращаться к исконным началам — ан опять не тут-то было! Выходит, что греческие попы наше родовое язычество тоже по преимуществу выдумали, расположивши согласно штатному расписанию своего Олимпа; а на поверку там было нечто совершенно иное, да только его уже и след простыл.