Иволга и вольный Ветер
Шрифт:
Но шли минуты, а девушка все не возвращалась. А что, если это такой способ сказать мне “вали на хрен в свой город”? Что, если она не вернётся уже до тех пор, пока до меня это не дойдет, и я действительно не свалю, как говорится не солоно хлебавши? Она же могла решить, что я вообще маньяк без башни и сейчас помоюсь и как кинусь ее насиловать? Могла, наверное. Сложно понять мне это. Но кто сказал, что окружающим так уж легко спокойно воспринимать и понимать меня. И то, что она не возражала активно против моей наглости, вовсе ведь не значит, что была за то и давала добро наглеть и дальше. Масса людей не способны на открытое сопротивление, предпочитая молча уклоняться и избегать неприятного. Я неприятен Вале? А что, Ветров, возомнил о себе много и такой вариант даже не рассматривал, замечая только те признаки, какие видеть желал.
Снег снова заскрипел, на этот раз под быстрыми и
Я шагнул вперед, на дерганного, провоцируя его на еще большую истерику и, якобы, не замечая продвижения его хитрого подельника. Несколько раз резко подавался вперед и отшатывался, делая обманные махи руками, доводя психованного труса до ручки, в то же время позволяя второму сократить расстояние до минимума. И когда краем глаза заметил, что он уже кинулся в атаку и так просто не тормознет, поймал мельтешащую перед лицом кисть с ножом и рванул на себя, одновременно резко уходя в сторону и отправляя вопящего от боли в вывернутом запястье придурка навстречу его дружку, не забыв подставить ему подножку. Нож, что должен был ударить мне в спину, попал в плечо истеричке, отчего он заорал уже совсем истошно, хотя я на его месте радовался бы, что не схлопотал лезвие в лицо. А я, пользуясь моментом замешательства, с разворота врезал практически босой ступней любителю бить женщин в его рожу, опрокидывая на снег на спину.
Тут же развернулся к тому, кто удерживал Валю, намереваясь его атаковать.
— Только сунься, бля, и я ей горло вскрою! — прохрипел бандит номер три, оскаливая передние золотые зубы и действительно приставил к горлу Вали нож. Смотри какие они все мрази подготовленные и вооруженные явились. — Стой где стоишь, чертила! Я просто свалю и все. Девку возле машины брошу. Я тебя не трогаю, ты меня тоже, расход по мирно…
Договорить он не успел. Вроде бы только что совершенно безвольно висевшая в его захвате девушка улучила момент, когда он чуть отвел от ее шеи нож, перехватывая ее тело поудобнее, чтобы тащить за собой, и молниеносно со смачным хрустом врезала затылком ублюдку в лицо, наверняка ломая нос, а может и вышибив зубы. И в следующую секунду она так же стремительно присела, буквально вытекая из ослабевшего захвата и как была, на четвереньках, прыгнула в мою сторону, словно гибкая кошка. Ай, умница девочка, просто балдею от восхищения! Я рванулся ей навстречу, отрезая собой от всех сволочей сразу.
Но моя защита не потребовалась, все трое, матерясь и обливаясь кровью, ломанулись со двора, как упыри от первого луча солнца. Даже какого-нибудь классического “Вы за это поплатитесь!” или “Мы еще вернемся!” не последовало, одни алые капли на снегу остались. Зато за ними последовал я и, выбежав со двора, постарался запомнить номер красной “девятки” с передней правой помятой дверью, куда наши неприятные визитеры попрыгали и унеслись прочь. Только после этого вернулся, зачерпнул чистого снега, слепил снежок и приложил к подбородку моей прекрасной селянки и, велев “держи так”, взял взволнованно дышащую Валентину за руку и повел в дом.
Усадил на табурет и принялся снимать с девушки верхнюю одежду, заглядывая в лицо.
— Валя, где болит? Они тебя еще били? Ран нет?
— Я в полном порядке, — ответила девушка и прежде чем я в этом усомнился возмутилась: — Вот и какого черта ты в одних носках по снегу скакал? И так ведь температура!
Я изумлённо поднял брови, поражаясь ее хладнокровию, но тут же понял, что это не оно, а то, что называется “ещё не догнало”. Потому что вместо того, чтобы успокоиться, Валя дышала все чаще, а зрачки расширялись, делая взгляд слегка расфокусированным. Тонкие пальцы выронили подтаявший снежок и она пробормотала:
— Они же почти увезли меня… Они же… Господи, они же меня бы…
— Все обошлось. Ничего уже не случилось, — твердо сказал ей, стягивая и отбрасывая в сторону ее симпатичные валенки с узором. — Ты их знаешь? Кто это такие?
— Но не потому что я отбилась… — на мои вопросы ответа не последовало, похоже девушка их просто не уловила. Все более тревожный взгляд Валентины заметался по моему лицу, а губы задрожали. — Если бы не ты…
Она порывисто подалась вперёд, стремясь поймать мои губы своими, неловко столкнув наши носы, и я испытал импульс отшатнуться. Потому что мне на хрен не сдалась вот эта эмоциональность на фоне псевдогероизма, такое не к добру и не подходит для моих отношений с женщинами. Но импульс оказался слабым и крайне коротким, так что вместо того, чтобы тормознуть девушку в раздрае и дать ей опомниться, воспользовался моментом, сразу отвечая на ее поцелуй. Обхватил ее лицо, толкнулся языком между ее губ, требуя впустить и мгновенно обращая пока ещё порывистое почти невинное касание в полновесную ласку. Вкус неизведанный, мощный, щедро медно-соленый и сладко-свежий одновременно взорвался на моем языке, ударил в мозг, прямым попаданием вышибая все тормоза и отправляя в нокаут все разумные мысли. И вот тут отшатнулась уже Валя, схватившись за нижнюю челюсть и застонав.
— Вот же черт! Мне больно целоваться!
— Целовать буду я, — не позволил я ей опомниться, сгреб за косу и потянул, заставляя открыть для чувственных нападок шею.
Глава 11
Валя
Я ощущала себя контуженной. Оглушенной, ошеломленной, не способной осмыслить, что пережила, только вспоминать.
Момент, когда с опозданием навалившийся страх превратился в жгучее возбуждение, в моем сознании не сохранился. Пожалуй, я даже не поняла, что это оно и есть. Просто встревоженное лицо Ветрова, его губы, оказались так близко, а мне внезапно и так сильно-сильно захотелось прижаться к ним своими. Без единой логичной мысли почему. А ещё просто необходимо стало положить ладони на его широкие плечи, опереться на них, ощутить мощь и надёжность под своими руками. Понятия не имею, откуда это пришло, да и не важно стало почти сразу.
Егор ответил на мой неуклюжий поцелуй и тут же превратил его в нечто иное. Мой робкий и лишенный определенной цели порыв натолкнулся на его властный ответный напор, мгновенно лишая меня контроля над происходящим. Даже боль не отрезвила, Ветров и огонь, им порожденный во мне, не дали на это ни секунды, ни шанса.
Касания мужского рта, горячие, частые, по ещё холодной с улицы моей коже, били сквозными импульсами-выстрелами, вынося из головы все разумное и способное к контролю. Сильный, почти грубый захват на моих волосах, вынуждающий открыть ему доступ к шее, жгучие прикосновения рта все более настойчивые, влажные, и я в них тону, растворяюсь. Всего лишь поцелуи, как они могут ощущаться так шокирующе… нет, это не то самое, прежде знакомое мне “приятно”! Будоражащие всю меня до самого глубинного нутра волны рождались в местах касаний Ветрова и неслись во все стороны. А я хочу, чтобы они продолжались, я хочу, чтобы их стало больше, я хочу, чтобы они были повсюду. Я хочу…
— Все будет… потерпи, маленькая моя… — прошептал Егор, поймав губами мочку моего уха, и я вздрогнула и от сладкого нового импульса, и ощутив, как его пальцы скользнули под мои свитер и футболку, добираясь до голой кожи на животе. — Дашь мне посмотреть, как ты красивая… мммм? Хочу грудь твою целовать…
И я хочу… Хочу, чтобы целовал и трогал… Потому что она, грудь эта, почему-то ноет, и отяжелела, будто прося поддержки ладоней, что ее захватят. Я сама схватилась за мешающий трикотаж, чтобы помочь, но Егор заворчал и поднял мои руки, не позволяя этого. Скользнул уже обеими руками под одежду, добрался до застёжки лифчика, продолжая туманить голову все новыми поцелуями в шею, скулы, уголки рта, аккуратно обходя место удара на подбородке. Отстранился, на мгновенье поймав мой взгляд своим, и я почти испугалась того, что в нем прочитала. Похоть, виденная мною прежде в глазах других мужчин, почудилось бурей в стакане воды, по сравнению с этой лютой стихией. Такому не противостоят, такому отдаются в полную власть и молятся, чтобы выжить.