Иволга и вольный Ветер
Шрифт:
— Я там, где хочу быть, птица моя. — сказал он наконец, деловито продолжая меня раздевать.
— Тогда почему мне кажется, будто что-то не так?
— Что-то не так. — подтвердил Егор, так и не глядя мне в глаза и развернув к себе спиной, подтолкнул в душевую кабину.
— Почему?
— Это нежелательный вопрос, ты помнишь? — он сбросил свой халат и шагнул ко мне и потянулся включая воду.
— Помню. — я поежилась от первых прохладных струй, но вода мигом стала теплой. — И все же.
Ветров налил в ладонь гель и принялся намыливать меня от шеи вниз. Обхватил обе груди и мягко стал массировать, нарочно задевая
— Потому что … — оставив в покое грудь, Егор присел, медленно пройдясь ладонями по моему телу. — Обычно я хочу совсем другого.
— Или другую?
— Да.
И прежде чем я смогла спросить ещё что-то или решить, как реагировать на его слова, пришлось реагировать на действия. Ветров обхватил мою лодыжку и поднял ногу, закидывая себе на плечо и вынуждая открыться самым бесстыжим образом.
— Ой! Что ты-и-и-и-а-ах!… — от шока и стыда голос сорвался в какой-то испуганный писк и тут же переродился в гортанный стон, когда Егор взял и поцеловал меня … прямо ТАМ!
Не просто чмокнул в лобок, как уже делал пару раз, а реально поцеловал, взасос, с языком, сильно, проникая, как это делал обычно с моим ртом. В первый момент, я взвилась вверх, сбегая от новых шокирующих ощущений и задохнувшись от смущения, равного которому не испытала, хоть Ветров уже как только в краску меня не вгонял. Но Егор властно обхватил мои ягодицы, не позволяя разорвать контакт и только усилил напор, превращая шок от новизны в такую мощную стимуляцию остро-чувствительной точки, что я моментально потеряла ориентацию в пространстве и опору под ногами. Я словно очутилась на бешено рванувшей с места карусели, причем без всякого предупреждения, страховки и реально бы просто грохнулась лицом вперед на пол кабинки, если бы Ветров мне это позволил.
— Егор-Его-о-ор, что же ты твори-и-иш-ш-шь?! — замотав одновременно и опустевшей и невозможно-пьяно-тяжелой головой простонала я, и тут же вскрикнула, снова взвиваясь вверх и судорожно зашарив вокруг в поисках хоть какой-то опоры в этом безумном чувственном урагане.
Но опереться было не на что, тормозить нечем, спастись невозможно. Ветров все творил это свое самое порочное за всю мою жизнь действо с моим телом и льющейся воде было не заглушить влажных звуков этих непристойнейших поцелуев. Давление губ, ритмичные толчки языка, каждое из которых било-било прицельно в обнаженные нервы, скручивая их все туже. И будто этого было мало — вторжение пальцев, такое внезапное, но, оказывается, уже убийственно-желанное, что меня зашвыряло-замотало, топя в мучительном предвкушении.
— Вот так… пой-пой, птица моя… ни о чем не спрашивай. — перемежая новые бесстыдные поцелуи и толчки словами и резкими выдохами велел Ветров. — Пой… пой… во весь голос…
Глаза едва открывались, перед ними все плыло и слепило всполохами скорой развязки, но чего-то, какой-то малости все не хватало. Трясло, душу вытягивало в звенящую струну, и, кажется, я сорвалась в мольбы и рыдания, но все еще нет-нет-нет… Веки не желали подниматься, ноги не держали и при этом мышцы все готовы были лопнуть. Но стоило пьяно хаотично шаря глазами вокруг нарваться на ответный взгляд Егора, полный свирепой похоти, как меня сорвало в оргазм мгновенно и легко, как сухой листок ураганом.
— Вот так… обожаю твой голос… как кончаешь… — пробормотал Ветров, поднимаясь и не давая мне бессильно осесть на пол. — Разогрелась, Валь? М?
Ничего еще не соображая, я очутилась стоящей на четвереньках на наших брошенных тут же на полу халатах. Держать голову не было сил, уперлась лбом в махровую ткань, еще хватая воздух.
— Сейчас, Валь… сейчас… — пальцы Егора снова скользнули по совершенно открытому для него в таком положении моему интимному местечку и он заворчал довольным хищником. — Мокрая… готовая…
Пальцы сразу сменила мужская плоть и ее вторжение было таким свирепым и беспощадным, что силы мигом ко мне вернулись. Уж голосить точно, потому что безмолвно вытерпеть, когда еще неулегшуюся в тебе бурю жестоко растравляют с новой силой, не давая поблажек и времени на отдых, невозможно.
— Прогнись… прогнись! Откройся вся… Прими … Ну! Сейчас… вот так… вот так… да-а-а! — хрипло-рвано требовал-лютовал надо мной Егор. — Вот так… Громче! Не смей молчать! Хочу твой голос! Ну же! Пой!
Я не понимала, как бы его во мне могло стать еще больше. Внутри не осталось ничего, кроме него и бешеного пламени, которое он разжигал все сильнее каждым новым ударом бедер. Наши мокрые тела сталкивались, сводя меня с ума этой грешной музыкой. Я не могла видеть нас со стороны, но и не видеть пошлейшую картину, что эта музыка рисовала в моем сознании было невозможно. Не сорваться снова в эйфорию с ней было невозможно. Не кричать, срывая голос, выпуская из себя жесточайшее напряжение было невозможно.
Меня как в лихорадке еще потряхивало, а Ветров перевернул меня, как куклу безвольную и навис сверху, бурно дыша и скалясь все еще не нажравшимся зверем. Уперся у моей голову в пол кулаком и рявкнул:
— Открой глаза! Глаза , Валь! Смотри!
Я подняла тяжелые от накатывающей истомы веки и увидела, как он сдернул презерватив со своего ствола и отшвырнул. Обхватив тяжелый, перевитый венами и блестящий от влаги член рукой, он стал накачивать себе, шипя и порыкивая.
— Смотри! — требовал сам и тоже жег меня неотрывным взглядом.
И снова мелькнула странная мысль, что он держится за этот наш визуальный контакт, скрывается, бежит от чего-то другого, используя его.
Мышцы Ветрова на руках, плечах, животе вздулись от напряжения, на шее и виске выступили вены, лицо стало способной напугать маской концентрированной, достигшей апогея похоти. Егор содрогнулся, а вслед за ним и я, когда обжигающая бледно-кремовая струя-лента упала на кожу моего живота. Егор выдыхал-захлебывался, рвано хрипел, изливаясь раз за разом. И даже когда совсем отстрелялся, то так и нависал, бессильно опустив голову, содрогаясь и глухо постанывая. И только время спустя Егор поднял голову и посмотрел мне совершенно рассредоточенно в лицо, а потом на следы собственного семени на моей коже.
— Это так охрененно, что просто не может быть. — пробормотал он и загреб махровую ткань, тут же начав стирать сперму с моего тела.
— Точно. Только мне почудилось, будто делал ты это как бы не совсем со мной. — объяснить самой себе откуда так сразу, после пережитого дикого удовольствия внутри стала горечь разливаться я не могла, вот и решила не ходить вокруг да около. — Было, конечно, супер, но теперь ощущение, что мне нечто чужое перепало.
Ветров сел рядом, так, что мне осталось смотреть в его широкую спину.