Ивовый манекен

Франс Анатоль

Еще раз попыталась она войти в свои хозяйские права. Это было наутро после особенно печального и тяжелого дня. Выслушав оскорбительные требования мадемуазель Роз, шляпницы, и мясника Лафоли, уличив служанку Мари в краже трех франков семидесяти

пяти сантимов, оставленных прачкой на буфете в столовой, г-жа Бержере легла спать, полная грусти и отчаяния, и не могла заснуть. Избыток напастей сделал ее романтичной, и во мраке ночи ей чудилось, что Мари подсыпает ей в воду яд, изготовленный г-ном Бержере. Утро рассеяло ее смутные страхи. Она оделась с некоторой тщательностью и, важная и кроткая, направилась в кабинет к г-ну Бержере.

Ее появление было столь неожиданно, что он не успел запереть дверь.

– Люсьен! Люсьен! – воскликнула она.

Она заклинала его невинными головками дочерей. Она просила, молила, изложила справедливые соображения о плачевном состоянии дома, обещала в будущем быть хорошей, верной, экономной, любезной женой. Но г-н Бержере ничего ей не ответил.

Она опустилась на колени, зарыдала, заломила свои когда-то повелевавшие руки. Он не удостоил ее ни взглядом, ни словом.

У ног его была представительница семьи Пуйи. Но он взял шляпу и вышел. Тогда она встала, побежала за ним вдогонку, сжав кулаки, открыв рот, и крикнула ему из передней:

– Я никогда вас не любила, слышите? Никогда, даже когда выходила за вас замуж!

Вы безобразны, вы смешны, да и во всем остальном хороши, нечего сказать! Весь город знает, что вы жалкий мозгляк, да, мозгляк!

Это слово, слышанное ею только из уст умершего двадцать лет тому назад Пуйи, составителя «Словаря», вдруг совершенно неожиданно пришло ей в голову. Она не вкладывала в него точного смысла. Но оно казалось ей крайне оскорбительным, и она выкрикивала, стоя на лестнице:

– Мозгляк, мозгляк!

То была последняя попытка супруги. Через две недели после этого свидания г-жа Бержере предстала перед г-ном Бержере, на этот раз спокойная и решительная.

– Дольше терпеть я не могу, – сказала она. – Вы этого хотели. Я уезжаю к матери, пришлите туда Жюльетту. Полину я оставляю вам…

Полина была старшая дочь; она была похожа на отца, которого она любила.

– Надеюсь, – прибавила г-жа Бержере, – вы назначите вашей дочери, которая будет находиться при мне, приличное содержание. Я ничего не требую для себя.

Услыхав эти слова, увидав, что он довел ее до крайности своей предусмотрительностью и настойчивостью, г-н Бержере сделал усилие, чтобы сдержать радость, боясь, как бы г-жа Бержере, заметив ее, не отказалась от такого приятного для него разрешения вопроса.

Он ничего не ответил, лишь наклонил голову в знак согласия.