Июльская горячка = Неуловимый [СИ]
Шрифт:
— Ну, все, короче, ясно! — махнула рукой Наталья. — Ладно, я тебе позвоню часа в три.
— Вот это верно! А лучше в полчетвертого.
Этот ритуал у них сохранялся уже три года, столько, сколько Мишка ходил в детский сад. Павел отводил сына, ему все равно было по дороге, а забирала чаще всего жена. Была только одна неудобная деталь: в саду надо быть в восемь утра, а рабочий день Зудова начинался с девяти, так что почти час он мыкался один в отделении. Правда, время это не проходило даром — в последние полгода Паша серьезно увлекся японскими кроссвордами. Сегодня ему попалось что-то заковыристое, и он никак не мог сообразить, что это такое.
—
Неожиданно и без всякого повода его осенила совсем другая мысль. Он вспомнил, о чем говорил ему Марк Осипович Сиротин!
"…Вот и этих парней я видел с кем-то еще, может, втроем, может, вчетвером, может, вообще на какой-нибудь демонстрации или празднике! Теперь мне нужно увидеть что-то еще, чтобы вспомнить это".
"А если он тем вечером и увидел это «что-то» или кого-то? — подумал Павел. — И поэтому его убрали. Но тогда и тот, кто его убил, понял, что его узнали. А как он это мог понять? Он должен знать, что Сиротин давал показания милиции. А кто ему это мог сказать? Да кто угодно — весь автопарк видел, как мы с ним топали к моей машине. Логично. Но, кроме этого, он должен знать и про хорошую память главного инженера. Значит, он работает — и давно — в автопарке. Там он его и грохнул. А почему обязательно в автопарке, а не просто встретил на улице и догнал где-то у дома? Потому, что тогда он просто не успел бы организовать это убийство".
Зудов отодвинул кроссворд и начал торопливо набирать номер рабочего телефона Павла Лузгаева, но в ответ раздались лишь длинные гудки. Ровно в девять он наконец-то дозвонился.
— Слушай, тезка, — возбужденно начал Зудов, — ну-ка надиктуй мне тех, кто во время убийства Сиротина был в автопарке.
— Тебе всех, что ли?
— Да, за исключением крыс.
Зудов терпеливо записывал за монотонным голосом Лузгина, когда открылась дверь и зашли его подчиненные — Астафьев и Шаврин. Судя по смеющимся лицам обоих, Шаврин, как всегда, травил анекдоты.
— Ну что, господин начальник, планерка сегодня будет? — спросил Алексей.
Зудов поднял большой палец и, лишь закончив телефонный разговор, обратился к коллегам:
— Так, Юрий, покажи-ка тот твой список сотрудников автопарка, судимых за разбой.
Астафьев разыскал в папке нужный листок и отдал его Зудову.
— Юра, хочешь, я угадаю, кто из этого списка в тот день работал? — предложил Павел.
— Ну, попробуй, — удивился Астафьев, ранее не слышавший о телепатических возможностях Паши.
— Герасимов?
— Он! — признался Астафьев. — Откуда ты узнал?
— Догадайся с трех раз. По какой статье он сидел?
— Один к одному, вооруженное нападение на инкассаторов, труп, одно тяжелое ранение. Я как чувствовал, — оживился Юрий. — Вчера вечером позвонил Мазурову, тот это дело сразу вспомнил, он его и вел. Тогда эти бандюки взяли за раз тридцать тысяч, при социализме бешеные деньги. Сначала им удалось уйти. Но их все-таки повязали, прокололся один из напарников Герасимова, начал деньгами швыряться по кабакам. И выживший после ранения инкассатор был главным свидетелем на процессе. Получил Герасимов тогда восемь лет только потому, что он был на подхвате, сидел в тачке. Второй заработал пятнашку, из зоны не вышел, крякнул от тубика, а главному дали вышку, в тот же год и хлопнули. Кстати, кличка у Герасимова — Гера, не путать с героином. На игле он не сидел, Михалыч говорит, что его с детства так звали.
Павел
— С героином мы его не спутаем, а вот навестить надо бы. И чем раньше, тем лучше. Берем оружие и погнали!
Глава 11
Гера остановил машину на дороге, недалеко от своего барака, отдал ключ от комнаты Толяну и начал перечислять все, что ему нужно.
— Возьмешь мою большую сумку, синюю, ну эту, «Адидас», туда сунь черную ветровку, потом кроссовки, там, в углу, под вешалкой стоят. А я пока смотаюсь в «Мечту», надо жратвой затариться.
Заика только успел зайти в барак, как подъехал «жигуленок» Зудова. Кроме него и Шаврина из машины вылез Владимир Фортуна, участковый этого беспокойного района.
— Да нет, я бы не сказал, чтобы Гера так уж сильно понтовал, — говорил он. — Ну, чувствовалось, правда, что он сидел, и плотно сидел, блатные его уважали, а так, чтобы он крутизну тут не по делу гнал, такого не было. Серьезный мужик, на автобусе работал последние года три. На обед, бывало, идешь — смотришь, автобус его стоит. Я как раз мимо прохожу.
Они зашли в барак, поднялись на второй этаж и быстро нашли нужную комнату. Павел осторожно постучал в дверь. Ответом так же была тишина.
— Вы к Сашке, что ли? — спросила вынырнувшая словно из-под земли старуха. — К Герасимову?
— Да, к нему, — признался Фортуна. — Он дома?
— Так нет его, и давно уж нету, — Как и всех женщин этого возраста, бабушку одолевало желание хоть с кем-нибудь поговорить. — Он вообще редко у нас тут появляется. Где живет, с кем — бог его знает. То вроде бы с Людкой из «Мечты» жил, белая такая баба, дородная! Потом, говорят, бросил ее, может, еще с какой-нибудь сошелся. Он как из тюрьмы вышел, так этих девок уж целую роту поменял. Сойдется с кем-нибудь, поживет, а потом как запьет — они ему от ворот поворот. Пнет его баба — он сюда приходит.
"Да, похоже, тут голый Вася", — печально подумал Павел, но тут бабка выдала совсем неожиданную информацию:
— Да вы лучше у Тольки спросите, где его дружок, он-то должен знать.
— А кто этот Толька? — заинтересовался Павел.
— Да дружок его из десятой комнаты. Молодой, лет восемнадцать, не больше, только заика, детдомовский он. Сашка его прямо как сына воспитывал, вместе музыку у него допоздна гоняли да водку пили. Он сейчас вот только что к себе прошел!
— Спасибо, мать, — поблагодарил Зудов и направился к десятой комнате.
— Похоже, это один из них, — сказал Пашка, на ходу оборачиваясь к своим спутникам. — Сиротин тоже что-то про заикание говорил. Сейчас подойдем, я скажу что-нибудь по-бабьи, а вы будьте наготове. Да не мешкайте с ним, сразу руки заламывайте, вдруг у него есть оружие!
Был в репертуаре Зудова такой фокус. Пользуясь тем, что у него и от природы был грудной, почти женский голос, он ломал его до конца, и отличить его от бабьего было практически невозможно. Но все их планы пошли прахом.
Заика к этому моменту собрал все, что наказал ему Гера, уложил в сумку и свои необходимые шмотки, небольшой магнитофон, самую большую свою ценность, и собрался уходить. Но, открыв дверь, Толька увидел идущих по коридору людей. И ему сразу все стало ясно. Его рассказала все не столько форма участкового, сколько напряженные лица остальных мужиков. Он рванулся назад и закрыл дверь на замок. Перейдя на бег, милиционеры остановились около двери.