Июнь 41-го. Окончательный диагноз
Шрифт:
Просьба осталась безответной. В ЖБД 48 ТК читаем:
«24 июня
08.00 11 тд докладывает о постоянных налетах вражеской авиации на мосты в районе Шуровице и шоссе. Несмотря на то, что командование корпуса неоднократно запрашивало Танковую группу о воздушном прикрытии, истребители для этих целей выделяются в ограниченных масштабах…
Около 10.00 61-й мотоциклетный батальон выступил из района плацдарма в районе Острув, а 110-й мпп выступил из района плацдарма в районе Шуровице. Их продвижение по дороге сильно замедляется налетами вражеской авиации…
25 июня
Как и ожидало командование корпуса, русские ВВС, осознав
Впрочем, даже это «замедленное движение» проходило в темпе 20–25 км в день. В 7.30 утра 25 июня передовые подразделения 11-й тд подошли к Дубно, в 11 часов начался бой и в 14–10 поступило донесение о том, что город взят. В это же время (14–00 25 июня) штаб корпуса переместился в Берестечко. 16-я танковая дивизия еще вечером 24 июня дошла до Радзехува, где вынуждена была остановиться из-за загруженности дороги на Шуровице; после энергичного вмешательства командования корпуса тыловые подразделения 11-й тд согнали на проселок Стоянув, Берестечко, и к 19 часам 25 июня 16-я тд была уже в районе переправ через р. Стырь у Шуровице. Ранним утром 26 июня идущий в авангарде танковый полк 16-й тд достиг перекрестка дороги Берестечко, Кременец с главной магистралью (шоссе Броды, Дубно).
В Дубно немцы захватили не только горы брошенного вооружения (включая 42 тяжелые гаубицы калибра 210 мм), но и драгоценное для наступающих моторизованных частей горючее: 5,2 тыс. кубометров бензина и 420 кубометров дизтоплива. [205] Те, «кому положено», в Дубно, конечно же, были. Но склады не взорвали, т. к. до последней минуты перед отступлением были заняты привычной работой.
Большую тюрьму в Дубно начали строить в середине 30-х годов, и она должна была стать третьей по величине в Польше. Достроили тюрьму уже после «освободительного похода». В ходе глубоких социально-политических преобразований в тюрьме одномоментно находилось от 1,5 до 2 тыс. заключенных, но незадолго до 22 июня в Сибирь по ж/д отправили очередной этап, и тюрьма почти «опустела» — в ней оставалось порядка 400 человек, осужденных и подследственных.
«24.06 в 10 час. утра по телефону сообщили, что для отправки ЗК по контрреволюционным статьям будут поданы вагоны. На это число ЗК по к/р ст. осужденных и следственных насчитывалось 320 чел. Вагоны для отправки ЗК прибыли 24 июня в 17.00, в это время г. Дубно подвергался бомбардировке и артиллерийскому обстрелу со стороны противника, а также по сведению начальника гарнизона, что на город Дубно со стороны м. Верба противник ведет наступление в составе 127 танкеток…
Ввиду скоропостижной обстановки для принятия мер к ЗК я связался по телефону с зам. начальника УНКВД по Ровенской области лейтенантом госбезопасности т. Климовым, который в это время находился в обкоме партии. Тов. Климов дал распоряжение по телефону при невозможности эвакуации намеченный контингент ЗК к отправке уничтожить, а остальных заключенных освободить… В 20.00 я приступил к выполнению распоряжения зам. начальника УНКВД по уничтожению ЗК по ст. к-р, но так как противник занял станцию Дубно и продолжал наступать на город, [я уничтожить] всех ЗК, подлежавших к уничтожению, не смог, осталось закрытых в камерах около 60–70 человек…»
Видимо, и сам начальник дубненской тюрьмы (рапорт которого, отправленный 28 июня на имя начальника тюремного управления НКВД УССР, процитирован выше) не знал весь объем проведенной работы, т. к. живые в тюрьме были обнаружены, но в гораздо меньшем количестве.
«Рано утром 27 июля 1941 г. был произведен осмотр тюрьмы г. Дубно. К этому времени тюрьма была уже захвачена местными жителями, чьи родственники еще находились в тюремных помещениях. Тюремные камеры, в которых лежали тела расстрелянных, также были взломаны жителями. Их целью было вывезти тела расстрелянных родственников, что и было сделано с помощью повозок. Картина, открывшаяся зашедшим в казематы тюрьмы, была ужасной — ее просто невозможно описать словами. Повсюду лежали
Было установлено, что некоторые заключенные (в другом документе их число определяется в 8 человек. — М.С. ) смогли избежать расстрела или же отделались ранениями. Раненые находятся в частной клинике в г. Дубно. Они, а также лица, которые смогли спастись бегством, были допрошены и показали, что расстрелы проводились около 10 часов вечера во вторник 24 июня 1941 года. Выжившие смогли спастись тем, что они смогли выломать двери в камерах или же пробить стены при помощи батареи отопления… Вероятно, по причине поднятого шума тюремные охранники решили добить всех оставшихся, что и было сделано на рассвете в среду 25 июня…» [207]
Для полной ясности надо пояснить, что гитлеровцы вовсе не собирались превращать здание в «музей истории тоталитаризма»; ничего подобного — тюрьма была нужна им для работы. «Хотя все двери в камерах были взломаны, на отдельных этажах тюремного помещения удалось создать условия для содержания заключенных на закрытом пространстве. Всего для этих целей было подготовлено четыре этажа с 118 камерами средней и большой площади. После проведения этих мероприятий тюрьму можно считать готовой к приему политических и прочих заключенных…»
8-й мехкорпус
В то время как танковые дивизии 15-го мехкорпуса мелкими шажками блуждали по лесу в «заколдованном треугольнике» Радзехув, Буск, Броды (треугольник этот не слишком велик, со сторонами 35–40 км), третий по счету «танковый богатырь» двигался к месту будущего сражения широким, размашистым зигзагом, как лыжник в слаломе-гиганте.
Накануне войны 8-й мехкорпус генерал-лейтенанта Рябышева дислоцировался юго-западнее Львова, в полосе Дрогобыч, Стрый. На картах к апрельскому и майскому (1941 г.) вариантам Плана стратегического развертывания «ромбик» 8 МК появляется на самом острие «Львовского выступа», и красная стрелка от него тянется к Кракову. Это направление главного удара. О роли, которую предстояло сыграть мехкорпусу в предстоящем наступлении, можно судить и по званию командира (генерал-лейтенант, и это в то время, когда соседней 5-й Армией командовал генерал-майор), и по оснащению корпуса боевой и вспомогательной техникой.
8 МК начал свое формирование в «первой волне» мехкорпусов (в июле 1940 г.) в составе 12-й и 15-й танковых, 7-й моторизованной дивизии. Как и в соседнем 4 МК, весной 41-го года одну из этих дивизий (15-ю тд) передали в формирующийся 16 МК, а в состав 8 МК включили новую 34-ю танковую дивизию, созданную на базе 26-й танковой бригады.
После этих рокировок главной ударной силой корпуса стала «старая» 12-я тд. По состоянию на 1 июня 1941 г. в дивизии числилось (считая только исправные танки) 58 КВ, 98 Т-34, 102 БТ, 77 Т-26 (включая 16 огнеметных), всего 335 готовых к бою танков. По количеству танков «новых типов» 12-я тд оказалась на третьем месте среди танковых дивизий Киевского ОВО. По количеству тягачей (125 единиц, в т. ч. 30 «Ворошиловцев») — на первом. Кроме того, дивизия получила 54 пушечных бронеавтомобиля БА-10, 20 легких БА-20, 933 грузовых и 26 легковых автомобилей (включая представительский ЗИС-101 и «Мерседес»), 75 автоцистерн.
Моторизованная дивизия корпуса была сформирована на базе дважды Краснознаменной, ордена Трудового Красного Знамени 7-й стрелковой дивизии имени М.В. Фрунзе. По состоянию на 1 июня 1941 г. в дивизии числилось 935 грузовых, 151 специальный и 35 легковых автомобилей, 43 исправные бронемашины разных типов, 121 тягач (не считая 33 находящихся в ремонте) и 136 мотоциклов. Танковый полк дивизии был укомплектован слабо, в нем числилось «всего лишь» 83 исправных танка БТ [78]; зато разведбат получил сверхштатное количество плавающих танков (28 единиц), в том числе 11 новейших Т-40.