Июнь 41-го. Окончательный диагноз
Шрифт:
Отобрали и вывели на хоздвор тюрьмы примерно 800 чел., которые немедленно были расстреляны там же на месте вышеупомянутой опергруппой, бойцами роты конвойных войск НКВД и начальствующим и надзирательским составом тюрьмы. Возвратившись из внутренней тюрьмы, я зам. начальника тюрьмы Лескина возле тюрьмы не застал, а с помощью работников тюрьмы разыскал Лескина за полкилометра от тюрьмы, куда он от трусости убежал спрятаться… Через 20 минут после расстрела з/к тюрьмы мы получили указание, что противник находится не в 7 км, а в 25 км, и мы немедленно приступили к уборке трупов. Все трупы 70 с лишним осужденных к ВМН и около 800 подследственных нами закопаны и на местах нахождения трупов полито керосином и выпалено, а после всего эти все места присыпаны известью.
Кроме этого,
Нач. тюремного отделения УНКВД по Волынской обл.
сержант госбезопасности / Стан /»
Сержант Стан утверждает, что расстрелял всего-то 1 тыс. человек и столько же «оставлено в тюрьме». Однако в Спецсообщении № 85426 от 28 июня 1941 г. начальник тюремного управления НКВД УССР капитан госбезопасности Филиппов пишет:
«В 12.00 часов 23.06 по распоряжению начальника тов. Стана заключенные были выведены обратно на прогулочный двор и из всех заключенных были отобраны 14 человек, осужденных по Указу Президиума ВС СССР от 26.06.40 г., 30 человек, осужденных по бытовым статьям УК, и 40 человек малолеток… После отбора 84 указанных заключенных оставшиеся на прогулочном дворе около 2000 заключенных были расстреляны. Весь учетный материал и личные дела заключенных сожжены…» Та же цифра (2 тыс. расстрелянных в тюрьме г. Луцка) приводится и в документе «Ведомость выбытия и движения эшелонов по тюрьмам НКВД УССР». [186]
Кто тут врет — сказать трудно. Может быть, врут большие начальники, которые побоялись сообщить еще большим начальникам, что оставили в тюрьме тысячу живых зэков; может быть, врет сержант, самочинно расстрелявший перед отходом из Луцка еще одну тысячу человек и не желающий в этом признаваться. Время было такое…
Танковый бой у Войницы К утру 24 июня ситуация на фронте была следующей. На ковельском направлении действия противника увенчались полным и даже сверхплановым успехом. К двум пехотным дивизиям 17-го армейского корпуса «присоединилась» мифическая «танковая колонна», движущаяся по шоссе от Бреста на Ковель. Владимирский пишет, что источником дезинформации была авиаразведка фронта. Командир 15 СК полковник Федюнинский, с непонятной поспешностью и готовностью быть обманутым, эту «дезу» воспринял, после чего ни о какой перегруппировке сил с ковельского на луцкое направление не могло уже быть и речи. Более того, части 62-й стрелковой дивизии подтянули ближе к Любомлю, таким образом устранив даже гипотетическую возможность деблокирования окруженной южнее Владимира-Волынского 87-й сд. Более того, в дальнейшем, готовясь к «отражению танкового удара со стороны Бреста», Федюнинский добился разрешения загнуть фланг, т. е. сдать Любомль и отвести войска к Ковелю.
В то время, как к северу от Ковеля разыгрывался трагифарс, на луцком направлении назревала трагическая развязка. 298-я пехотная дивизия вермахта заняла Владимир-Волынский, выдвинув часть сил к северу, по дороге на Вербу, с целью отражения возможного контрудара советских войск (эта предосторожность, как показали дальнейшие события, не была лишней). 44-я пехотная завершала окружение и разгром 87-й сд. Южнее места сражения наступала 299-я пехотная дивизия, а поскольку противника перед ней просто не было, то и наступление развивалось в темпе форсированного марша: вечером 22 июня дивизия вышла к р. Луг в районе Яневичи (22 км южнее Владимира-Волынского), затем переправилась на восточный берег и продолжила движение к местечку Локачи, обогнав всех своих соседей.
В образовавшийся 30-км «пролом» были введены танковые дивизии: 14-я вечером 23 июня заняла Владимир-Волынский и ранним утром 24 июня выступила на восток, имея задачей занять Луцк и переправы на р. Стырь; 13-я танковая дивизия была подведена к границе значительно позднее, и в 17–00 23
Вот в такой обстановке командование 5-й Армии готовило контрудар; подчеркнем это важное обстоятельство — не занятие новой полосы обороны силами армейских резервов, а именно контрудар с задачей «разгромить владимир-волынскую группировку противника и восстановить положение на госгранице» . [43] План операции был в высшей степени красив и солиден. 135-я стрелковая и 19-я танковая дивизии, поддержанные мощным огнем армейской артиллерийской группы (в нее был включен 460-й корпусной артполк и дивизионная артиллерия 135-й сд), атакуют противника «в лоб», вдоль шоссе, 215-я моторизованная дивизия наносит удар во фланг, от Верба на Владимир-Волынский, 1-я ПТАБР движется во втором эшелоне в готовности отразить контрудар танков противника.
Исходный рубеж для перехода в наступление был установлен по линии Войница, Локачи. Именно там утром 24 июня 135-я дивизия встретилась с передовыми подразделениями немецкой 14-й тд. По счастливому стечению обстоятельств рубеж этот весьма удобен именно для обороны: там очень необычная топография с «крестом» из четырех мелких речушек, пересекающихся у Локачи, таким образом фронт и фланг обороняющихся были прикрыты естественным «противотанковым рвом». Все это, однако, не помогло, и 135-я сд откатилась на восток, в лес у поселка Александровка (8 км юго-восточнее Войницы). В боевом донесении № 06 штаба 22-го мехкорпуса это описано так: «В результате атаки небольшой группы танков противника и поднятой в связи с этим паникой в тылу 135 СД, последняя в 10.00 24.6.41 с рубежа Войница, Павловиче, Локачи отошла на рубеж Холопече, кол. Котлы. Оказать какое-либо содействие из-за несвоевременного подхода частей [мехкорпуса] было невозможно…» [245]
Где же были дивизии 22-го мехкорпуса? 215-я мд, танковый полк которой был вооружен быстроходными БТ, почему-то сильно отстала на марше и в район Вербы вышла лишь вечером 24 июня. 19-я танковая в 3.30 утра 24 июня получила приказ (почему-то устный) выдвинуться в район Войница, Александровка. [237] По прямой от Ковеля это 55 км, но танки в лесу по прямой не ходят. Пробираясь лесными дорогами, дивизия (скорее всего — ее передовые подразделения) к полудню 24 июня вышла к шоссе, а так как назначенный ей район уже был занят противником, пересекла дорогу и сосредоточилась в лесу севернее м. Шельвув.
Дальнейшие события описаны в нескольких документах, но от этого они не становятся более понятными. Как и следовало ожидать, самые простые и короткие сообщения обнаруживаются в немецких документах. В 17.15 штаб 14-й танковой дивизии отправляет командованию корпуса радиограмму: «С 16.15 ведется танковая атака на лес восточнее Александровки». Вечернее донесение чуть более подробно: «Во время нового выдвижения из Александровки в 17.00 танковому полку удалось уничтожить 87 бронемашин (Pz.Fahrzeuge) и 4 батареи. Собственные потери — 6 бронемашин (Pz.Fahrzeuge). В настоящее время танковый полк пополняет боеприпасы и заправляется. Достижение Торчина [сегодня] маловероятно…» [246]
К утру 25 июня число уничтоженных советских танков и орудий значительно увеличивается:
«25 июня… 6.40. Звонок генерал-полковника фон Клейста (командующий 1-й ТГр). Командир корпуса сообщает про успех 14 тд в бою 24 июня: уничтожено 8 батарей, 40 противотанковых пушек, 158 танков противника». [238] В донесении штаба 14-й тд от 23–00 26 июня говорится: «Общее число уничтоженных танков в танковом сражении увеличилось до 215». [247] И это при том, что в дополнение к 19-й тд в том районе появился лишь танковый полк 131-й моторизованной дивизии (9 МК), имевший в районе Луцка не более 35 танков; даже если немцы уничтожили их все в один день (что прямо противоречит докладу командира полка), то и это предположение не объясняет превращение числа 158 в 215. Но и это еще не предел — в процитированном в начале главы обзоре боевых действий 3 ТК говорится про 267 советских танков, уничтоженных в сражении у Александровки…