ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО
Шрифт:
В «Открытом письме Сталину», написанном в сентябре 1939 года, знаменитый советский невозвращенец, «герой Октября», посол в разных странах Европы – Федор Раскольников называл вещи своими именами: «Еврейских рабочих, интеллигентов, ремесленников, бегущих от фашистского варварства, вы равнодушно предоставили гибели, захлопнув перед ними двери нашей страны, которая на своих огромных просторах могла гостеприимно приютить многие тысячи эмигрантов»[17].
Ясное дело – германские власти не изгоняли польских евреев в Советский Союз – те сами бежали от нацистов, как от чумы. Им в голову не могло прийти, что в стране «победившего коммунизма» к ним отнесутся ничуть не лучше, чем в стране победившего национал-социализма. Но еще более печальная участь ждала евреев немецких, в большинстве своем коммунистов, которые эмигрировали в СССР и которых Сталин
Арестовано было, как известно, множество немецких коммунистов, главным образом еврейского происхождения, – значительную их часть еще не успели расстрелять, и теперь им предстояло вернуться к тем, от кого они бежали. Все тот же Потемкин, 21 ноября 1939 года, в таких выражениях докладывал об этом Молотову и его первому заместителю Вышинскому: «О положении вопроса об арестованных в СССР германских гражданах ‹…› Этой работе дано благоприятное направление, и не исключена возможность некоторых практических решений уже в течение будущего месяца. Типпельскирх[18] выразил большое удовлетворение. Он добавил, чтобы эвакуированные немцы (в дипломатических документах – и советская, и германская стороны – избегают называть обреченных на «эвакуацию» евреями. – А. В.) направлялись более или менее крупными партиями в Ленинград, откуда их могло бы доставить в Германию специально присланное из Германии судно»[19].
О том, что собой представляла эта «эвакуация», подробно рассказано в воспоминаниях жены казненного по приказу Сталина члена политбюро германской компартии Гейнца Ноймана – Маргарет Бубер-Нойман (ее книга «Узница Сталина и Гитлера» вышла во Франкфурте-на-Майне в 1949 году).
Жестокий парадокс судьбы состоял в том, что, обреченная на гибель в Гулаге, Маргарет Бубен-Нойман, благодаря «эвакуации», выжила в нацистском лагере Заксенхаус и в 1946 году давала свидетельские показания в Париже на процессе Виктора Кравченко против арагоновских «Леттр франсез». За рассказанную ею правду о циничном предательстве Сталина подверглась глумлению и насмешкам со стороны представителей «прогрессивного еженедельника».
Логика развития событий неизбежно приводила к тому, что Сталин – хотел он того или нет – был вынужден подчиняться антисемитским требованиям нацистов, даже когда речь шла о сугубо внутренних делах Советского Союза. Гитлеровцы без сомнения знали, что неприятие евреев в любой форме найдет в Кремле полную поддержку. Например, из информации, опубликованной в газете «Ленинградская правда», германское посольство узнало, что на киностудии «Ленфильм» снимается картина о Карле Либкнехте.
Это само по себе не могло вызвать у нацистов большой симпатии. Однако Типпельскирх, посетив 28 марта 1940 года заместителя наркома иностранных дел Владимира Деканозова, – для выражения своего протеста, счел нужным особо отметить, что среди героев фильма есть и Роза Люксембург (вполне очевидный намек на ее еврейское происхождение), а съемочный коллектив состоит «сплошь» из евреев: сценарист и режиссер Лев Арнштам, оператор Владимир Раппопорт, второй режиссер Моисей Розенберг, консультант и переводчик Рита Райт…
Протест дошел до Вышинского, тот доложил Молотову, Молотов отправился к Сталину – и съемки были прекращены. Фильм не состоялся[20].
В это же время в кадровых документах сотрудников Коминтерна стали появляться такие уточняющие данные биографического характера, которые были абсолютно невозможны еще год или два назад. Аннотации, составляемые отделом кадров, касающиеся персонального состава центрального аппарата Коминтерна или его зарубежных филиалов, стали дополняться сведениями, изначально не совместимыми с самой сутью этой международной организации и абсолютно не свойственными стилистике коминтерновской документации: «родители – набожные евреи», «отец – учитель Талмуда», «румынский еврей, получивший традиционное еврейское воспитание», «еврей, не порвавший связи с еврейскими кругами». Такими характеристиками пестрят документы, исходившие из отдела кадров[21]. Эти подробности еще можно было бы понять, если такие факты биографии способствовали бы, по мнению авторов аттестаций, выполнению той работы, которая была поручена «румынскому еврею» или «сыну набожных евреев». Но из контекста аттестаций с непреложностью вытекает, что именно
К началу 1939 года еврейское население СССР составляло три с небольшим миллиона человек. Аннексия Прибалтики, Восточной Польши, Молдавии и Северной Буковины добавила еще два миллиона, так что общее число советских евреев перевалило за пять миллионов[22]. Хотя пик Большого Террора был уже на исходе, новоиспеченных советских граждан еврейского происхождения ждала, однако, печальная участь. Особо жестокой оказалась судьба евреев, проживавших ранее в Восточной Польше или бежавших из Польши Западной, тем более что 84 процента всех польских беженцев, устремившихся в СССР, составляли именно евреи[23]. Вместо желанной свободы они получили Гулаг…
Оказавшись в лагерях, они встретились там с таким антисемитизмом, которого никак не ожидали увидеть, a тем более познать на самих себе в Советском Союзе. Характерно, что в своих секретных донесениях лагерное начальство вовсе и не собиралось скрывать антисемитские чувства, сознавая благоприятную реакцию, которую эти чувства получит на самом верху. «Евреи никогда не научатся работать, – докладывали политбюро в марте 1941 года лубянские шефы. – Ни один еврей не нужен на производимых в лагерях работах, евреи – это балласт»[24].
Какой практический вывод должны были сделать адресаты такой «сводки НКВД»? Отпускать этот «балласт» на волю никто не собирался. Единственным выходом из положения, стало быть, была просто ликвидация обременительного балласта…
Однако, как бы ни нарастали антисемитские тенденции в различных сферах жизни, политика государственного антисемитизма обществом не ощущалась – по той, вероятно, причине: как определившейся и сформулированной политики, ее еще не было. Сталин охотно пользовался услугами специалистов-евреев, в том числе и в самых деликатных (если такое слово вообще здесь уместно) делах. Евреи по-прежнему занимали очень важное место в руководстве различных отделов Лубянки, не говоря уже о науке и производстве, в том числе и в военной промышленности. Ликвидацию своего заклятого друга – Льва Троцкого – Сталин поручил евреям: Науму Эйтингону, Григорию Рабиновичу и Льву Василевскому, а также женатому на еврейке Павлу Судоплатову. Когда Сталину понадобилось решать сложнейшие проблемы с Финляндией в 1939 году, он специально пригласил для тайных переговоров с финнами вчерашнего кандидата в арестанты, посла Бориса Штейна и лубянского резидента, полковника госбезопасности Боруха Рыбкина – лично их принял и дал свободу действий, тем самым выразив им свое безусловное доверие. Среди жертв предвоенной волны арестов, наряду с генералами-евреями: Григорием Штерном, Яковом Смушкевичем, создателем высокоэффективного авиационного вооружения Яковом Таубиным и другими, преобладали русские военачальники: Павел Рычагов, Александр Локтионов, Иван Проскуров, Федор Арженухин и другие.
За несколько дней и недель до войны Сталин не побоялся обезглавить штабы и армейские соединения, возложив командование полками и дивизиями на младших, в лучшем случае на старших лейтенантов. Еврейские офицеры пока еще не ощущали дискриминации по национальному признаку.
Начало войны сразу же перевело «еврейскую проблему» в совсем иную плоскость. Нацистская Германия, «друг и союзник», внезапно превратилась в заклятого врага. Идеологически родственные державы, постепенно смыкавшиеся друг с друг и в своем отношении к евреям, неизбежно должны были теперь четко определиться и в этом вопросе.
Казалось, Кремль сразу же определился. Уже на следующий день после нападения Германии, 23 июня 1941 года, на экраны кинотеатров снова выпустили произведенные в середине тридцатых годов и запрещенные к показу в 1939 году антинацистские фильмы, страстно разоблачающие гитлеровский антисемитизм: «Профессор Мамлок» и «Семья Оппенгейм». Но уже в конце июля они были снова сняты с показа и никогда больше не появлялись в прокате, даже в кинотеатрах повторного фильма.
Советские власти отлично знали, как нацисты поступали с евреями на оккупированных ими территориях Западной, Центральной и Восточной Европы, и, стало быть, отлично понимали, как те поступят в оккупированных ими районах Советского Союза. Но если и была какая-то проблема, которая беспокоила Сталина тогда меньше всего, то именно эта. Красная Армия терпела сокрушительное поражение, и решалась судьба советской власти и лично его самого.