Из Америки – с любовью
Шрифт:
Мало мне того, что жизнь не складывается, точнее, складывается, но как-то наискось, так еще и погода тоску наводит. Заржавею я тут скоро и покроюсь зеленой мохнатой плесенью. Подать, что ли, рапорт на перевод в Туркестан? Там тепло, там змеи. Они вкусные. Змея, нарезанная кусочками и поджаренная на сковородке, – это, доложу я вам, замечательнейшее блюдо. Особенно на ужин после того, как весь день по барханам побегаешь.
До чего ж противная штука – рефлексия! Богопротивное занятие – себя жалеть, а я как исповедовался сегодня после
Эх, ну чего бы такое сотворить, чтобы не впасть в углубленную тоской депрессию? Может, методом Щербакова воспользоваться? В универе многие пробовали, особенно из «позолоченной молодежи». Да ну. Еще обкурюсь с непривычки, как улей, так, что дым из ушей пойдет. А нервы лучше успокоить старым испытанным способом. На следующем перекрестке я развернулся и, резко газанув, понесся обратно в управление.
В огромном здании, даже с учетом дежурных, было практически пусто. Господа полицейские чиновники все-таки сначала чиновники, а уж потом полицейские. Поэтому в выходной день их на рабочее место калачом с медом не заманишь. Даже тех, кому вероисповедание позволяет в святой день работать.
– Ключ будете брать?
Я на секунду задумался.
– Пожалуй, нет, Пал Петрович.
Из «чижа» я на этой неделе уже стрелял. Да и неохота лишний раз туда и обратно топать.
Если наверху в здании людей не было «почти», то в подвале, похоже, не было даже крыс. И то верно – что им здесь, pardonnez-moi, жрать? Разве что патроны.
Я неодобрительно покосился на ржавые потеки на стенах – третий, по слухам, ремонт, а трубы как текли, так и текут. Когда только начальство их заменить соберется? Наверно, когда они возьмут да и лопнут в разгар зимы, оставив всю полицию, в том числе и само начальство, без тепла.
Тир, к моему удивлению, был открыт. Вообще-то ему и положено быть открытым, но… много у нас на святой Руси разного положено, да так и лежит на печи, перекатываясь с боку на бок. И если бы дежурному – бывшему сыщику, сунувшемуся пяток лет назад разоружать свихнувшегося лавочника, – захотелось пойти куда-нибудь перекусить, а то и вовсе устроить себе очередной выходной, никто бы этого и не заметил. Кроме меня, грешного.
– Добрый день, Илья Никанорович. Что почитывать изволите?
Дежурный отложил в сторону книжку, снял очки, протер их и нацепил обратно.
– А-а, господин Заброцкий изволили пожаловать. А я-то уж понадеялся, что никто меня, старика, сегодня и не побеспокоит.
– Так и я вас, Илья Никанорыч, не побеспокою особо. Вы наушники нацепите и читайте себе спокойно.
– Да уж какое тут чтение с тобой, – добродушно проворчал дежурный. – То подай, это принеси…
– Так что ж это у вас за книга такая интересная? – полюбопытствовал я.
– Да вот, – дежурный поглядел на меня с некоторым, как мне показалось, смущением. – У жены взял. «Приключения княжны Мэри» называется. Любовные, кха-кха, приключения.
– Забавная, однако, у княжны Мэри обложка, – заметил я приподнимая тяжелый коричневый фолиант, на котором золотой старославянской вязью было выведено «Пистолеты мастера Лепажа в собраниях частных коллекционеров».
– Завернул от греха подальше, – пояснил дежурный. – А то, не дай бог, надорву листок, так меня жена потом самого… надорвет.
– Ясно. – Я опустил книгу обратно. – Дайте-ка тогда мне, Илья Никанорыч, «воеводин», патронов полсотни и мишеней штук… а-а, дайте пачку, потом верну все, что останется.
Я налепил листок мишени на изрешеченную фанеру, и моторчик, противно загудев, увез ее на 25-метровую отметку, туда, где черный кружок казался вовсе крохотным. Большая квадратная мушка «воеводина» полностью накрывала его.
Затаив дыхание, я подождал, пока мушка стала расплывчатой, а кружок мишени, наоборот, резким и четким, и плавно надавил на спуск.
Ба-анг.
Грохот мощного армейского патрона был хорошо слышен даже сквозь дорогие наушники.
Банг. Банг.
Надо будет как-нибудь выбраться на загородное стрельбище и пострелять из винтовки.
Банг.
Я отложил опустошенный пистолет в сторону, нажал кнопку и подождал, пока мишень подъедет обратно.
Плохо. Дырки от пуль разбрелись по листку так, словно я не стрелял по нему из пистолета, а плевался вишневыми косточками. Не отвратительно, но плохо.
Выходит, с нервами-то и в самом деле паскудно.
Ну да ничего. Торопиться мне некуда, патроны есть. Так что я эту десятку еще сегодня выбью.
Через полчаса мне стало ясно, что, даже изведи я еще коробку патронов, десятки мне не выбить. И не потому, что у казенного «воеводина» мушка перекошена. Не иначе там, наверху, мне решили преподать урок смирения.
И я предпочел смириться – сдал пистолет Илье Никаноровичу, убрался из управления и покорно поехал домой, на Московский форштадт.
Переходя на вторую полосу, я круто вывернул руль, обходя громадный, сверкающий черной краской «Царицын». Тот негодующе загудел. Я скосил глаза – за рулем «Царицына» восседала здоровенная купчиха. Ну и поделом. Думает, раз втиснула свою тушу в танк, так все ей должны дорогу уступать. А сама и водить-то толком не умеет. Знаю я ее. На весь город авто у нас не так много, и с лета я успел повстречать почти каждого водителя.
И в этот момент в бледном свете витрины я увидел такое, что сначала не поверил собственным глазам. А поверив, высунулся из окна и заорал во все горло:
– Баронесса! Эллочка!!!
Ноль на массу. Ни фига из-за машин не слышно.
Я так резко закрутил руль, что «патрульчик» протестующе взвизгнул, негодуя на столь варварское обращение с совсем еще новой машиной, и сумел-таки притереться к кромке тротуара.
– Стой, стрелять буду.
Идущий медленно оглянулся.
– Тьфу, черт, – изумленно пробормотал он. – Не может быть. Анджей?