Из бездны
Шрифт:
Вызвала Зинка Кольку на разговор: мол, так и так, как хошь – или пить бросай, или собирай свои манатки да вали на все четыре стороны. Призадумался Колька, даже бутыль в сторонку отставил, а после – забожился, мол, ни капли в рот больше. И вообще как-то внимательнее стал, то приберется, то поесть сготовит, а то временами и вовсе заботу проявлять начнет: мол, как вам, Зинаида Павловна, не дует ли, не жарко? Мож, вам угодно чего? Словом, образцовым мужем стал. Но ненадолго.
Занемогла вдруг Зинка. Температурит – сил нет, пот, слезы и крови пошли, будто никакой беременности и в помине не было. Щупает Зинка живот, а он, кажись, просел,
– Собирайте ее. Паспорт, полис, тапочки, халат. На экстракцию повезем.
Что такое «экстракция», Зинка не знала, но всем нутром почуяла: нехорошее что-то. И сразу так гадко потянуло в животе.
В больнице Зинку уложили на кушетку, и все такие сочувственно-деликатные – аж противно. Зинка истерику устроила, металась, бледная, страшная:
– А ну отойди, коновалы! Сейчас я вас тут всех распатроню!
А эти, в халатах, знай себе твердят:
– Антенатальная гибель плода… Срочно на экстракцию…
УЗИ, рентген, общий анализ крови – и возят Зинку, как королевишну, шагу не дают ступить. Тут она и поняла, что дела ее совсем неладны. Привезли Зинку в палату, рядом ставят столик с инструментами, а там – мама дорогая – щипцы, крючья, ножи! Еле Зинку втроем санитарки удержали, пока анестезию вкалывали. Только подействовало – сковало Зинку по рукам и ногам, будто в цемент закатали, и глаза словно в череп провалились – тьма наступила. Что там с ней врач делал, она и не в курсе была, а только когда очнулась – живота совсем нет, только нашлепка белая – повязка, значит. Начала она эту повязку вскрывать – поглядеть, что там, что с ее кровиночкой, тут же со всех сторон медсестры, санитары – за руки-ноги держать. Закололи ее до состояния индийской коровы, лежит Зинка, скучает, а врачиха – толстомясая тетка лет тридцати – напутствует:
– Вы, милочка, не думайте, не вы первая, не вы последняя. Оно у каждого запросто случиться может. Вы, может, покушали неаккуратно продукт аллергенный или еще какую оплошность допустили, и ребеночий организм не выдержал. Хорошо, мы вас вовремя прооперировали, а то ведь там день-два, и тю-тю. – Это «тю-тю» врачиха показала каким-то замысловатым жестом, будто мух прогоняла. – Пришлось у вас там, конечно, на нижнем этаже шороху навести, вы уж не обессудьте. Кисты, эндометриоз, сами понимаете. – Зинка не понимала. – Но нет ничего невозможного. Нынче наука семимильными шагами шагает. Вот я вам тут брошюрку про ЭКО оставила, почитаете на досуге…
Выскоблили тогда Зинку знатно – раз и навсегда. Детей она с тех пор иметь не могла.
Колька приезжал. Уже подшофе, как по заказу, с авоськой мандаринов и купленным у метро «веником». С порога объявил:
– Мне можно, у меня стресс. Я, может, первенца потерял.
Через неделю выпустили Зинку из больницы – пустую телесно и духовно. Как сквозь вату, слушала она наставления врача: мол, тяжести не поднимать, алкоголь не употреблять, и неделю еще кровить может. Домой ехала на такси – Колька почему-то ее не встретил. Из квартиры дохнуло перегаром – Колька валялся на диване и заправлялся маминой наливочкой. На полу стояла батарея бутылок. Хотела Зинка тогда вспылить, да ничего не сказала, только сама пригубила рюмашку и горько заплакала.
А теперь лежала Зинка в постели ночами, гладила бесплодный свой живот, глотала слезы и мечтала о какой-нибудь другой, не похожей на эту, жизни. Чтоб Женька был жив. Пусть его с его «программизмом» – вон нынче все на этих компьютерах повернуты, у ней и кассовый аппарат в магазине как компьютер, недавно заменили. Зато он хоть не пил и любил ее, и руку бы никогда не поднял. И чтоб щенок сопел на коврике. И чтоб в брюхе ворочалось свое, родное, живое. Но вместо всего этого у Зинки был Колька, который оглушительно храпел, попердывал и приводил в движение всю постель, когда вертался с боку на бок в беспокойном хмельном сне.
И давеча полезла Зинка в почтовый ящик, а внутри вместе со счетами за коммуналку и газ оказалась местная газета – ее каждую неделю почтальон клал. Хотела было Зинка ее по обыкновению в картонную коробку под ящиками бросить, да попалось ей на глаза объявление:
«Излечу от алкоголизма, наркомании, сниму порчу, венец безбрачия, родовое проклятие, приворожу, избавлю от соперников. Первичная консультация – бесплатно. Потомственная ведьма, Матушка Софийская».
И ниже – номер телефона. Щелкнуло что-то в голове Зинки: а вдруг? Чем черт не шутит? Принесла она газету домой и, пока Колька где-то шлялся со своими дружками-алкашами, давай звонить. Гудок-другой-третий. Зинка уж думала вешать, как вдруг…
– Але? – просипел кто-то в трубку. Не поймешь – то ли мужик, то ли баба. – Вам кого?
– Да я по объявлению… – растерялась Зинка.
– Вот оно что! Что ж вы сразу не сказали?! – возмутился голос, после позвал куда-то в сторону: – Матушка! Матушка, тут вас!
Послышалось суетливое шарканье тапочек, потом кто-то подул в трубку. Раздалось строгое, почти учительское:
– Слушаю.
– Я по поводу объявления в газете. Мне только спросить…
– А нечего тут спрашивать, дочка! – грубо перебили Зинку. – Там что написано? Первичная консультация – бесплатно. Вот приезжай – сама все и расскажешь. У тебя ручка-бумажка рядом? Записывай адрес…
Поменялась Зинка сменами на кассе и поехала по адресу – чтобы, так сказать, в долгий ящик не откладывать. Тряслась на трех автобусах через весь город – мимо кладбища, вдоль шоссе и через район новостроек. Вышла на конечной, а кругом – пустырь, мгла и шавки уличные мусорный пакет дербанят. Словом, скучный пейзаж. Зинка даже еще раз адрес проверила – не ошиблась ли? Нет, вон и указатель торчит – на частный сектор указывает, ехидно так, в полуприседе, мол, давай, дуреха, неси свои кровные старой шарлатанке.
– Первая консультация – бесплатно… – пробормотала Зина и зашагала через пустырь.
Тут же шавки Зинку окружили, затявкали. Одна, системы «двортерьер», и вовсе норовит ноги рвать и не пускает. Залезла Зинка тогда в сумку, достала бутерброд и швырнула шавкам, те отстали. Дошла Зинка до поселка. Дома кривенькие, косенькие – расстройство одно, а не жилой фонд. Отыскала адрес, вошла в калитку, позвала:
– Хозяева! Есть кто дома? Я тут по объявлению…
Тишина. Только кусты шумят – малина, крыжовник и другие разнообразные растения. А участок ничего такой, ухоженный – тут курятник, там тепличка. И коттеджик такой стоит симпатичненький, пряничный, с резными наличниками. Только подошла Зинка к порогу – дверь отворилась, а на пороге – мужик в трусах. Высоченный, башкой по косяку скребет, да тощий такой – кожа да кости, лысый и в наколках весь, даже лицо. Лыбится, а у самого передних зубов нет, под кадыком – шрамище жуткий. Сам сипит, аж клокочет от старания: